Бёк, Август

Август Бёк
Известные ученики:	Хейман Штейнталь, К. Мюллер
Награды и премии:

Филипп Август Бёк (нем. Philipp August Böckh; 24 ноября 1785 года, Карлсруэ — 3 августа 1867 года, Берлин) — немецкий филолог-классик и историк-эллинист XIX века, основоположник греческой эпиграфики. Известен прежде всего как составитель первого научного критического издания «Свода греческих надписей» («Corpus Inscriptionum Graecarum», 1824—1859), положившего начало современной эпиграфике.

Биография

Изучал древности у Фридриха Августа Вольфа (также учился у Фридриха Шлейермахера) в Галле, оттуда перешел в Берлин. С 1807 года профессор филологии в Гейдельберге. Оттуда в 1811(1810?) году переведен профессором на кафедру красноречия и древней литературы (классической словесности) в Берлин и вместе с тем состоял директором филологической и потом педагогической семонархии. Как выразился историк Макс Ленц, именно Бёк являлся на протяжении 1830—1850-х годов бесспорным «первым человеком» Берлинского университета. Он также был одним из создателей его устава.

Его называют последователем Б. Г. Нибура, который отмечал о Бёке: «Я знаю в Германии только одного филолога, способного столь мастерски… читать политические документы Древней Греции, аттическое право и т. п., а также грамматическую часть, включающую комментарии к поэтам и т. п.».

Исследовал финансовое хозяйство Древних Афин.

Труды

Его ученые труды доставили ему звание члена чуть ли не всех европейских академий. Главная заслуга Бёка состоит в том, что он первый высказал мнение, что филология не должна ограничиваться изучением языков, а включать в себя понимание государственных, социальных и проч. условий их существования. Четыре направления в изучении текстов, вычлененные Бёком, определили черты развития современной филологи: изучение грамматической структуры и функций составляющих текста, изучение исторического контекста для существования последнего, генеалогия текста, индивидуальные черты его автора.

• Его книга «Die Staatshaltung der Athener» («Государственное хозяйство афинян», 1817) открыла собой новую эпоху в изучении народохозяйственных и политических условий древнего мира. К той же группе трудов относятся и другие его два сочинения:
• «Metrologische Untersuchungen über Gewichte, Münzfusse und Masse des Alterhums» (1838) и
• «Urkunden über das Seewesen des Attischen Staats» (1840).
• Из более ранних произведений Бёка надо упомянуть сочинения о Платоне (1806), критическое исследование о трех великих греческих трагиках и трактат о стихосложении Пиндара.
• По поручению Берлинской академии издал коллекцию греческих надписей с объяснениями под заглавием Corpus inscriptionum graecarum (1824—59, 3 т., продолжено Францем, Кирхгофом, Курциусом и Релем, 1877). Бек издал т. 1‒2, к остальным подготовил материал. Всего около 7000 надписей.
• Его академические речи и другие статьи вышли отдельными изданием в 7 томах (Лейпц., 1858—72).
• Ему принадлежит также существенное участие в издании сочинений Фридриха Великого, сделанном Академией наук.
• Из его академических лекций Братушек составил особую книгу «Энциклопедия филологии» (Encyclopadie und Methodologie der philologischen Wissenschaften, 1877)
• Его «Переписка с Карлом Отфридом Мюллером» была опубликована в Лейпциге.

Ссылки

• Бёк Август // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бёк, Август // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Бёк, Август

– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.