Бёме, Якоб

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бёме Я.»)
Перейти к: навигация, поиск
Якоб Бёме
Jakob Böhme
Дата рождения:

8 марта 1575(1575-03-08)

Место рождения:

Альт-Зайденберг, Саксония

Дата смерти:

18 ноября 1624(1624-11-18) (49 лет)

Место смерти:

Гёрлиц, Саксония

Страна:

Германия Германия

Направление:

теософия, гностицизм

Оказавшие влияние:

Валентин Вайгель

Испытавшие влияние:

Абрахам фон Франкенберг, Гегель, Н. Бердяев.

Произведения в Викитеке

Я́коб Бёме (нем. Jakob Böhme; 8 марта 1575, Альт-Зайденберг, Саксония — 18 ноября 1624, Гёрлиц, Саксония) — немецкий христианский мистик, провидец, теософ[1][2], родоначальник западной софиологии — учения о «премудрости Божией».

Бёме не имел систематического фундаментального образования и не знал латыни, языка учёных, — он был сапожником. Это впоследствии подвигло Ф. Энгельса — необычайно ценившего Бёме за диалектику, которой пронизана его философия — сказать, что сапожник Бёме был больши́м философом, тогда как многие именитые философы — лишь больши́ми сапожниками.





Биография

Ранние годы

Якоб Бёме родился подданным Священной Римской империи 8 марта 1575 года в исторической германо-польской области Верхняя Лужица, в городке Альт-Зайденберг (нем. Alt Seidenberg, ныне польский Stary Zawidów), близ Гёрлица. Его родители были свободными крестьянами-лютеранами, владевшими примерно 35 га земли[3]. Якоб помогал родителям пасти домашнюю скотину и ходил в школу, где его научили читать и писать по-немецки. Затем учился сапожному делу и путешествовал как подмастерье.

В процессе своего самообразования изучал Лютеровскую Библию, немецких мистиков, труды швейцарского алхимика Теофраста Парацельса (1493—1541); самостоятельно приобрёл большой объём знаний по натурфилософии, религиозной мистике и каббале[4].

Активный период жизни

По возвращении из путешествия Якоб Бёме обосновался в Гёрлице, где 24 мая 1599 года он ходатайствовал и получил статус горожанина и сапожных дел мастера и открыл собственную мастерскую. 10 мая того же года он женился на дочери мясника Катарине (нем. Katharina Kuntzschmann). В браке родилось четверо сыновей, первенец родился 29 января 1600 года.

Первое видение

Именно в тот год (1600), на 25-м году жизни, Якоб Бёме пережил видение, благодаря которому смог «проникнуть в сокровенные глубины природы»[5], что явилось для него как указание свыше, определив — по его собственному признанию — все последующие направления его мысли. Об этом видении нередко повествуют так: «его разум просветился, когда он смотрел на оловянную вазу, в которой отразился солнечный свет», — что неверно из-за буквального перевода слов нем. Zinnvase (фр. vase d'étain) как «оловянная ваза» и игнорирования другого значения слова vase, когда речь идёт о человеке, как о сосуде — средоточии, вместилище каких-либо свойств, качеств или милости божьей[6][7], а также игнорирования расшифровки в тексте слова étain (zinn) как «l'état agréable jovial»[8] (в приятном радостном состоянии). Его видением стало сверхъестественное божественное откровение, перенёсшее его в самое сердце мироздания, где его пониманию открылся излучающий всякую жизнь центр, в глубине которого Источник, управляющий невидимыми лучами, связующими всё живое с Создателем.

Второе видение

В 1610 году Якобу Бёме открылось второе видение, принёсшее ему способность прямого общения со Св. Духом. Но только в 1612 году он впервые отважился открыть своё божественное знание людям, написав в период с января по май «Утреннюю зарю в восхождении» — своё первое произведение в рукописном виде и которое впоследствии, уже после смерти Бёме, по совету издателя и верного последователя его учения, доктора Б. Вальтера, было названо также «Aurora» — «корень, или мать, Философии, астрологии и теологии на верном основании»[9]. Текст повествует о «зарождении» Бога — являющимся божественным духом вечной природы, а также о создании земного мира и всех существ на небесах и на земле.

12 марта 1613 года он продаёт свою мастерскую и начинает заниматься, совместно с женой Катариной, торговлей пряжей, что приносит ему свободу передвижения. Его манускрипт «Утренняя заря» передаётся среди друзей из рук в руки и копируется.

Зрелый период

Как только один из списков «Авроры», первого сочинения этого нового немецкого пророка и реформатора, попался на глаза гёрлицкого обер-пастора, г-на Грегора Рихтера, Бёме был по решению городского совета почти сразу же заключён под стражу, а потом даже изгнан на какое-то время из своего города. И хотя впоследствии ему было разрешено вернуться, он, однако, должен был дать обещание не браться более за перо. В 1617 году, несмотря на непрекращающуюся опасность со стороны ортодоксального протестантского духовенства он снова записывает откровения, подчиняясь внутреннему требованию и подталкиваемый близкими и сочувствующими: «Описание трёх принципов Божественной сущности» (1619), «О тройственной жизни человека» (1620), «О вочеловечивании Иисуса Христа» (1620). В последующие 4 последних года своей жизни он тайком записывает многочисленные сочинения, среди которых «De Signature Rerum, или О рождении и обозначении всех существ» (1622), «Mysterium Magnum, или Великое Таинство» (1623), «О выборе милости» (1623)[9].

В мае 1624 года, после очередных нападок со стороны влиятельного обер-пастора, Бёме откликнулся на дружеское приглашение саксонского курфюрста посетить Дрезденский двор, при котором, наконец, обретает высоких покровителей своего дела. «Достаточно лишь зайти в книжные лавки Дрездена, — радостно сообщает он своим друзьям, — чтобы увидеть свидетельства новой Реформации, которая в богословском аспекте соответствует сделанным мной описаниям»[9]. В августе 1624 года он заболел и 17 ноября, в 6 часов утра скончался — в возрасте 49 лет — в собственной постели в присутствии одного из сыновей. Согласно фон Франкебергу, он знал урочный час смерти заранее и воспринимал тот момент как переход в рай под звуки слышимой им, но неслышимой его сыном музыки.

Убеждения

Прозванный современниками «тевтонским философом» (в те времена мистицизм не без основания называли «тевтонской философией»), Якоб Бёме, подобно Лютеру, считал, что спасение человека возможно не внешними добрыми делами, и даже не внешним содействием Бога, но только внутреннейшей верою сердца. Ибо без внутреннего, духовного перерождения (метанойа) верой благие дела не имеют никакого значения. Не абстрактная схоластическая учёность и тем более не внешняя власть людского авторитета, но лишь возрождение внутреннего человека способно на восстановление того вечного Начала, которое, согласно Бёме, было когда-то утрачено человеческим родом[9].

Он был убеждён[10], что христианство искажено учеными и богословами, папами и кардиналами. «Кто подменил, — пишет Бёме, — истинное, чистое, учение Христово и всегда и везде нападал на него? Учёные, папы, кардиналы, епископы и именитые люди. Почему мир следовал за ними? Потому что у них был важный, напыщенный вид и они величались перед миром: такой безумной блудницей стала поврежденная человеческая Природа/ Кто вымел в немецкой земле из Церкви сребролюбие папы, его нечестие, мошенничество и обман? Бедный, презираемый монах. Какой властью или силою? Властью Бога Отца и силою Бога Духа Святого»[11].

Однако к 1612 году, к моменту написания «Авроры», для Бёме стало уже вполне очевидно, что «поврежденная человеческая Природа» не в состоянии внутренне возродиться, особенно в условиях нарождающейся протестантской ортодоксии, к тому времени духовно иссякшего, «послеконкордийного» (1577) христианства… «Что остаётся ещё скрытым? Истинное учение Христа? — полемически восклицает Беме. — Нет, но Философия и глубокая основа Божия, небесное блаженство, откровение о сотворении ангелов, откровение о мерзостном падении дьявола, откуда происходит зло, сотворение мира сего, глубокая основа и тайна человека и всех тварей в сем мире, последний суд и изменение мира сего, тайна воскресения мёртвых и вечной жизни»[12].

Труды

Манускрипты

Список рукописных работ Якоба Бёме из сочинения «О жизни и смерти Якоба Бёме»[13] барона Абрахама фон Франкенберга (1593—1652), лично знавшего Якоба Бёме в 1623—1624 годах[14].

  • 1) лат. «Aurora» / нем. «Die Morgenröte im Aufgang» / рус. «Аврора»), 1612; русское изд. 1914.
  • 2) «De tribus principiis» / «Beschreibung der Drey Göttliches Wesens» / «О трёх принципах Божественной сущности», 1619
  • 3) «De triplici vita hominis» / «Von dem Dreyfachen Leben des Menschen» / «О троякой (тройственной) жизни человека», 1620
  • 4) «Psychologica vera» / «Vierzig Fragen von der Seelen» / «Истинная психология, или Сорок вопросов о душе», 1620
  • 5) «De incarnatione verbi» / «Von der Menschwerdung Jesu Christi» / «О вочеловечении Иисуса Христа»; «О воплощении Слова», 1620
  • 6а) «Sex puncta theosophica» / «Von sechs Theosophischen Puncten» / «О шести теософских пунктах», 1620
  • 6б) «Sex puncta mystica» / «Kurtze Erklärung Sechs Mystischer Puncte» / «О шести мистических пунктах», 1620
  • 7) «Mysterium pansophicum» / «Gründlicher Bericht von dem Irdischen und Himmlischen Mysterio»; [www.gnosis.art.pl/e_gnosis/aurea_catena_gnosis/boehme/boehme_mysterium_ziemskie_i_niebieskieN.htm нем. текст] / «О земном и небесном таинстве»; «Пансофское таинство», 1620
  • 8) «Informatorium novissimorum» / «Von den letzten Zeiten an P. Kaym» / «О последних временах», 1620
  • 9) «De signatura rerum» / «Von der Geburt und der Bezeichnung aller Wesen» / «О рождении и значении всего сущего», или «Значение всех вещей»1621
  • 10) «О четырёх комплексиях [темпераментах]», 1621 (в изданиях — 9-я книга в сборнике сочинений Бёме — «Christosophia» / «der Weg zu Christo» / «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 11) «Libri apologetici» / «Schutz-Schriften wider Balthasar Tilken»; [www.e-rara.ch/cgj/content/pageview/1423626 изд. 1682, ч. 1]; [www.e-rara.ch/cgj/content/pageview/1423628 ч. 2] / «Полемика с Бальтазаром Тилькеном», 1621
  • 12) «Antistifelius» / «Bedenken über Esaiä Stiefels Büchlein» / «О пророчествах Исаии», 1621
  • 13) «О истинном покаянии», 1622 (1-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 14) «О истинном самопредании», 1622 (4-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 15) «О возрождении», 1622 (6-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 16) «О истинном покаянии», 9 февр. 1623 (2-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 17) «De electione gratiae» / «Von der Gnaden-Wahl» / «О выборе милости», 1623
  • 18) «Mysterium Magnum» / «Erklärung über das erste Buch Mosis» / «Великое Таинство»; «Mysterium magnum или Комментарий на первую книгу Бытия», 1623
  • 19) «Tabulae principorium» / «Tafeln von den Dreyen Pricipien Göttlicher Offenbarung»; [www.e-rara.ch/cgj/alch/content/pageview/1476941 изд. 1730]; [www.gnosis.art.pl/e_gnosis/aurea_catena_gnosis/boehme/boehme_tabele_1.htm нем. текст, ч. 1], [www.gnosis.art.pl/e_gnosis/aurea_catena_gnosis/boehme/boehme_tabele_2.htm ч. 2] / «Таблица основ (первопричин)», 1623 (часть книги «Clavis» / «Schlüssel» / «Ключ, или Объяснения»)
  • 20) «О сверхчувственной жизни», 1623 (5-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 21) «Theoscopia» / «Die hochtheure Pforte Von Göttlicher Beschaulichkeit»; [www.gnosis.art.pl/e_gnosis/aurea_catena_gnosis/boehme/boehme_theoscopia.htm нем. текст] / «Теоскопия, или Драгоценные врата к божественному созерцанию», 1623 (7-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 22) «De testamentis Christi» / «Von Christi Testamenten» / «Два завещания Христа», 1623
  • 23) «Разговор просвещённой души с непросвещённой», 1624 (8-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 24) «Apologia contra Gregorium Richter» / «Schutz-Rede wider Richter» [www.e-rara.ch/cgj/content/pageview/1423638 изд. 1682] / Против Грегора Рихтера, 1624
  • 25) «Quaestiones theosophicae» / «Betrachtung Göttlicher Offenbarung»; [www.e-rara.ch/cgj/alch/content/pageview/1501459 изд. 1730] / «177 теософических вопросов», 1624
  • 26) выдержки из «Великого Таинства», 1624 (будут изданы под названием «Clavis» / «Schlüssel, das ist Eine Erklärung der vornehmsten Puncten und Wörter, welche in diesen Schriften gebraucht werden»; [www.e-rara.ch/cgj/alch/content/pageview/1501463 изд. 1730] / «Ключ, или Объяснения»)
  • 27) «О святой молитве», 1624 (3-я книга в сборнике «Христософия, или Путь ко Христу»)
  • 28) «Божественные проявления трёх миров (таблица)», 1624
  • 29) «Ingleich Vom Irrtum der Secten Esaiä und Zechiel Meths», 1624
  • 30) «О Страшном суде» (1624, утеряно)
  • 31) «Epistolae theosophicae» / «Theosophische Send-Briefe» / «Теософские послания» (корреспонденция), 1618—1624

? Libellus apologeticus (Schriftliche Verantwortgung an E.E. RAth zu Görlitz)

Издания

Латинский перевод труда Psychologica vera («Сорок вопросов о душе») был издан доктором Бальтазаром Вальтером (Амстердам, 1632); немецкий текст вышел там же в 1650 году.

Полное собрание сочинений Якоба Бёме издано Гихтелем (10 томов, 1682), Глюзингом (Johann Otto Glüsing; 1715), Юберфельдом (Johann Wilhelm Überfeld; 1730) и Шиблером (Karl Wilhelm Schiebler; Лейпциг, 1831—1847).

Наследие

Якоб Бёме оказал значительное влияние на развитие философии. Преемственность и развитие его идей выразили Христиан фон Розенрот (1636—1689), Иоганн Гаман (1730—1788), Франц Баадер (1765—1841), Гегель (1770—1831), Фридрих Шеллинг (1775—854) , Карл Эккартсгаузен (1752—1803), Владимир Соловьев (1853—1900), Николай Бердяев (1874—1948), Семён Франк (1877—1950) и др.[15]

Продолжателями Бёме в мистическом смысле можно считать многочисленные сообщества, такие как Религиозное общество Друзей (Religious Society of Friends), Филадельфийское общество (Philadelphians), сообщество Гихтеля[16], который был его учеником, розенкрейцеров XVII—XVIII веков (в России называвшихся мартинистами), мартинезистов, включая Сен-Мартена (1743—1803), первого переводчика трудов Якоба Бёме с немецкого на французский, а также многих представителей христианской теософии — Георга фон Веллинга (Georg von Welling; 1652—1727), Пордеча (John Pordage; 1607—1681), Гихтеля (1638—1710), Масона и Арндта.

Наследие Бёме в России

Распространение идей Беме началось в России с приездом в Москву в апреле 1689 года Квирина Кульмана (род. 1651) — купеческого сына, лютеранина, поэта и богослова, считавшего себя учеником Бёме. Приезд был «с таким наме­рением, чтоб великим государем подать писма и книги печатные, какие наперед сего здесь, на Москве, не бывали и зело Московскому государству нужные»[17] Проповеди Кульмана нашли быстрый отклик в Немецкой слободе и среди русского народа, но уже 26 апреля ему был учинён первый допрос за еретические речи и сочинения. 4 октября 1689 года он был сожжён в срубе на Красной площади вместе с письменными трудами, — по царскому указу царей-соправителей Петра I и Ивана V. Несмотря на это, сочинения Бёме разошлись в списках и имели хождение в народе вплоть до конца XIX века, распространяясь с заглавием «иже во святых отца нашего Иакова Бемена» или как «речи св. Бема».

Помимо догматических положений у Бёме встречается очень много молитв, и рукописные переводы конца XVII века содержали в себе именно молитвы, извлечённые из сочинений Бёме, и некоторые из этих молитв впоследствии были тайно напечатаны Н. И. Новиковым (1744—1818) для практического употребления в мистических обществах. В 80-х годах XVIII века, сочинения Бёме пользовались в России огромной популярностью, переводились многими и ещё больше переписывались. Профессор И. Г. Шварц (1751—1784), имевший сильное влияние на образованных людей своего времени, положил идеи Бёме в основу своих лекций на дому, и эти же идеи проводил и в своей общественной деятельности. Лекции были напечатаны в журнале «Друг юношества»[18] (1813, № 1)[19]. Другим влиятельным распространителем идей Бёме был С. И. Гамалей (1743—1822), правитель канцелярии московского главнокомандующего. Из «Писем С. И. Гамалеи» (2 изд. 3 ч., М., 1836-39), которые он по разным случаям писал к многочисленным друзьям и почитателям своим, и которые пользовались таким уважением, что их называли «пастырскими посланиями», можно заключить, что он перевёл почти все сочинения Бёме, но переводы оставались в рукописях: из-за борьбы с масонством, начатой Екатериной II после французской революции, типографская компания Н. И. Новикова была закрыта. Некоторые книги всё же увидели свет, а остальные распространялись в среде масонов в рукописных списках. Впоследствии именно с такого списка, хранившегося в архивах русских масонов, была напечатана и издана книга Бёме «Истинная психология, или Сорок вопросов о душе».

Не меньшим уважением пользовался Якоб Бёме у русских мистиков начала XIX столетия, которые считали его одним из ангелов, описанных в Апокалипсисе. Александр Герцен в «Письмах об изучении природы» (1845) восторженно отзывался о Беме[20]. Но несмотря на влияние и распространённость сочинений Бёме, в печати их появилось немного: «Форма исповедания, взятая из творений Якова Бема, перев. с немец.» (М., без обозначения года, конец XVIII века) и «Christosophia или Путь ко Христу, в девяти книгах, творение Иакова Бема, прозванного тевтоническим философом» (Спб., 1815). Кроме того, в различных сборниках философско-мистических сочинений, во множестве издававшихся в конце XIX и начале XX столетий, встречаются отдельные сочинения Бёме, по-видимому из запаса вышеуказанных старинных переводов:

  • в сборнике «Избранное чтение для любителей истинной философии» (6 ч., Спб., 1819—1820; [books.google.fr/books?id=y9aOBQAAQBAJ&printsec=frontcover& гугл-скан]) во втором томе помещено сочинение Бёме «О покаянии»;
  • статья «Русские переводы Якова Бема» («Библиографические записки», 1858, стр. 129 и сл.) описывает рукописный сборник афоризмов Бёме издания 1794 года, озаглавленный «Серафимский цветник, или духовный экстракт из всех писаний Иакова Бема, собранный в весьма полезную ручную книжку, могущую в рассуждении великого таинства в завете соединения души с Богом возжигать сердце и ум к молитве, воздыханию, благоговению и возбуждать к горячности посредством непрестанного воспоминания, поощрения и упражнения в новом рождении».

Русские переводы

В конце XVIII века была издана «Форма исповедания, взятая из творений Якова Бема, перев. с немец.» (М., без обозначения года).

В начале XIX столетия издана «Christosophia или Путь ко Христу, в девяти книгах, творение Иакова Бема, прозванного тевтоническим философом» (Спб., 1815). Это перевод заграничного сборника, составленного из 9 отдельных сочинений Бёме. К русскому переводу приложены 4 символические картины, заимствованные из издания Гихтеля (Амстердам, 1682), и присоединено любопытное предисловие издателя, в котором содержится детальная биография Бёме, хронологический перечень всех его сочинений и сведения о всех переводах его сочинений, сделанных до того времени на разные иностранные языки. Предисловие подписано буквами У. М. — привычным шифром А. Ф. Лабзина, который и был переводчиком этой книги.

  • Аврора, или Утренняя заря в восхождении / лат. Aurora (нем. Die Morgenröte im Aufgang), 1612
    • Aurora, или Утренняя заря въ восхожденiи. Перевод немецкого текста издания 1730 года Алексея С. Петровского. — [imwerden.de/pdf/beme_aurora_1914.pdf Москва: «Мусагетъ», 1914]
    • Репринтное переиздание издательства «Мусагетъ», перевод А. Петровского, 1914. — М. : Политиздат, 1990. ­ 413 с., ISBN 5-250-01458-5
    • Аврора, или Утренняя заря в восхождении. Перевод А. Петровского, 1914. — СПб.: Амфора, 2008. ISBN 978-5-367-00730-5[21]
    • Пер. с нем. А. С. Петровского, 1914. — Санкт-Петербург : Вита-Нова, 2012. — 493 с. — ISBN 978-5-93898-389-2
  • О трёх принципах / De tribus principiis (Beschreibung der Drey Göttliches Wesens), 1619
    • О Трех Божественных Принципах. Пер. с нем. — Киев: ИП Береза, 2012. — 368 с. Серия «A terra ad solem»
  • О троякой жизни человека / De triplici vita hominis (Von dem Dreyfachen Leben des Menschen), 1620
    • О тройственной жизни человека. Пер. с нем. Ивана Фокина — СПб.: Издательский дом «Миръ», 2007. ISBN 978-5-98846-019-0
    • О тройственной жизни человека. Пер. с нем. Ивана Фокина — Уфа: ARC, 2011. ISBN 978-5-905551-01-7
  • О вочеловечении Иисуса Христа / De incarnatione Verbi (Von der Menschwerdung Jesu Christi), 1620
    • De incarnatione Verbi, или О вочеловечении Иисуса Христа. Перевод Кристины Коваленко и Сергея Шаулова. — Уфа: ARC, 2014, ISBN 978-5-988461-11-1
  • Истинная психология, или Сорок вопросов о душе / Psychologica vera (Vierzig Fragen von der Seelen), 1620
    • Истинная психология, или Сорок вопросов о душе. — СПб.: Оранта-пресс, Алетейя, 1999
    • Истинная психология, или Сорок вопросов о душе. — М.: «София», 2004
  • О рождении и обозначении всех сущностей / De signatura rerum (Von der Geburt und der Bezeichnung aller Wesen), 1622[22]
    • О рождении и обозначении всех существ[23].
  • О Таинстве Духа / Vom Geheimnis des Geistes
    • Теософия [Сборник отрывков из различных сочинений Я. Бёме. Пер., вступ. ст., примеч. С. В. Волжин; науч. ред. И. Л. Фокин]. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. — 76 с.; — Пер. вид. : Vom Geheimnis des Geistes / Jacob Bohme. — Stuttgart. — ISBN 5-93597-017-1
  • Ключ / Clavis (Schlüssel, das ist Eine Erklärung der vornehmsten Puncten und Wörter, welche in diesen Schriften gebraucht werden), 1624
    • Ключ. — СПб.: «Азбука», 2001 (Дионисий Фрейер, Якоб Беме, Джон Ди «Герметическая космогония»), ISBN 5-267-00512-6
  • Великая тайна, или Изъяснение первой книги Моисея / Mysterium Magnum (Erklärung über das erste Buch Mosis), 1623
    • Mysterium magnum, или Великое Таинство (глл. 1-7) / Пер. с нем. Ивана Фокина // Фокин И. Л. Philosophus teutonicus. Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. — СПб.: Изд-во Политехнического ун-та, 2014. — С. 403—440. ISBN 978-5-7422-4563-6
  • Об избрании по благодати / De electione gratiae (Von der Gnaden-Wahl), 1623
    • О выборе по благодати[24]
  • Что такое христианин? (1623) / ?
    • Что такое христианин? (1623) / Перевод с нем. неизвестного переводчика XIX в., под новой редакцией Ивана Фокина (СПб., 2001) / См.: Лютер, Мартин. О свободе христианина. [Сборник]. Уфа: ARC, 2013. С. 157—177. ISBN 978-5-905551-05-5
  • Путь ко Христу / Christosophia (der Weg zu Christo), 1622/1624

О Якобе Бёме

Биографии XVII века

  • Барон Абрахам фон Франкенбург (1593—1652), «О жизни и смерти Якоба Бёме» — биографическое сочинение бывшего соседа и друга Бёме (в 1623—1624 годах), напечатанное в немецком издании полного собрания сочинений Бёме (1715) в качестве предисловия.
  • Корнелиус Вайснер (нем. Cornelius Weißner, или Weissner), «Wahrhaftige Relation» («фр. Relation véritable faite par Corneille Weissner, docteur en médicine, de la douceur, de l'humilité et d l'amabilité de Jacob Bœhme, et de l'examen qu'il a subi á Dresde, en présence de S. A. Electorale et de huit principaux professeurs»; ок. 1658)[25][26] — подробное описание взаимоотношений Бёме и гёрлицкого обер-пастора Грегора Рихтера, а также посещения Якобом Бёме Дрезденского двора саксонского курфюрста (май 1624), где сапожника экзаменовали многочисленные доктора, математики и астрологи. Корнелиус Вайснер был доктором медицины и наставником детей сеньора фон Швайдница[27], именовавшегося Бальтазаром Тилькеном[28]. Лично с Якобом Бёме он встретился лишь один раз (в июле 1618, в Лаубене[29]), после чего Вайснер стал убеждённым последователем учения Бёме.

Николай Бердяев о Якобе Бёме

Из Божественного Ничто, из Ungrund’a в вечности реализуется Бог, Бог Троичный; Бог Троичный творит мир. Это значит, что в вечности существует теогонический процесс, богорождение. Самое время и история есть внутреннее содержание божественной драмы в вечности. Это гениальнее всего раскрывает Бёме. И менее всего это означает пантеизм.

Наибольшую трудность для рационального метафизического и теологического истолкования представляет мистический гнозис Якоба Бёме, величайшего из мистиков гностического типа всех времен. Гнозис Я. Бёме выражается не в понятиях, а в мифах и символах. Бёме визионер. Он живёт в духовном мире, и то, что он там видит, непереводимо на язык мира объективированного. Ему открывается то, что лежит глубже того мира объектов, с которым имеет дело интеллект со своими понятиями.

Бёме преодолевает границы греческой мысли, греческий интеллектуализм и интеллектуалистическую онтологию. Ungrund глубже Бога. В видении Бёме раскрывается огненность и динамичность глубины бытия, вернее, глубины большей, чем само бытие. Бёме близок к Гераклиту в греческой мысли, но он есть разрыв с античной философией. Им вносится динамический принцип. Бёме пытается раскрыть тайну генезиса, процесса теогонического, космогонического и антропогонического. Но в германской метафизике видение Беме было настолько рационализировано и изменено, что приобрело уже совсем не христианский характер, чего у самого Бёме не было. Мистика самого Бёме очень христоцентрична.

Николай Бердяев, "Дух и реальность" [30]

Влияние каббалы освобождает [Я. Бёме] от отвлечённой мистики типа неоплатонического и экхартовского и прививает начала конкретной космологии и антропологии.

Николай Бердяев, "Новые книги о Якове Бёме" [4]

  • Николай Бердяев. [odinblago.ru/path/5/13/ Новая книга о Якове Беме]// Путь. — 1926. — № 5. — С. 119—122
  • [odinblago.ru/path/18/8 Новая книга о Якове Беме]// Путь. — 1929. — № 18. — С. 116—121
  • [odinblago.ru/path/20/2 Из этюдов о Я. Беме. Этюд I. Учение об Ungrund]// Путь. — 1930. — № 20. — С. 47-79
  • [odinblago.ru/path/21/2 Из этюдов о Я. Беме. Этюд II. Учение о Софии и андрогине Я. Беме и русские софиологические течения.]// Путь. — 1930. — № 21. — С. 34-62

См. также

Напишите отзыв о статье "Бёме, Якоб"

Примечания

  1. [slovari.yandex.ru/dict/phil_dict/article/filo/filo-066.htm?text=%D0%B1%D0%B5%D0%BC%D0%B5 Беме Якоб](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2844 дня)) / Новейший философский словарь
  2. [slovari.yandex.ru/dict/hystory_of_philosophy/article/if/if-0054.htm?text=беме Беме Якоб](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2844 дня)) / Энциклопедия «История философии»
  3. Gerhard Wehr, «La vie de Jacob Böhme», collection Cahiers de l’Hermétisme, Editions Albin Michel, Paris, 1991
  4. 1 2 Николай Бердяев. [www.krotov.info/library/02_b/berdyaev/1926_316.html «Новые книги о Якове Бёме», «Путь», Окт.-нояб. 1926. № 5.]
  5. Вер Г. «Якоб Бёме, сам свидетельствующий о своей жизни», Челябинск 1998
  6. Vase — [Pour désigner une pers.] Récipient moral, réceptacle de la grâce divine, d’une qualité. // CNRTL
  7. Сосуд // Грамота.ру
  8. [books.google.fr/books?hl=fr&id=0bguAAAAYAAJ&q=d%27un+vase+d%27%C3%A9tain+#v=snippet&q=d'un%20vase%20d'%C3%A9tain&f=false]
  9. 1 2 3 4 Комментарий к Авроре И.Фокина, Спб:. 2008
  10. Н. Бердяев «Этюды о Якобе Бёме», «Путь» Париж 1930
  11. Аврора, Гл. IX, параграф 6
  12. Аврора, Гл. IX, параграф 8
  13. [www.e-rara.ch/cgj/content/pageview/1495378 Herrn Abraham von Frankenberg, auf Ludwigsdorf, eines gottseligen schlesischen von Adel und vertrauten Freundes des sel. Autoris. Gründlicher und wahrhaftiger Bericht von dem Leben und Abscheid des in Gott selig-ruhenden Jacob Böhmens, dieser theosophischen Schriften eigentlichen Autoris und Schrreibers.]  (нем.)
  14. [books.google.fr/books?hl=fr&id=wNUMAAAAIAAJ&q=1619#v=snippet&q=1619&f=false Французский перевод с немецкого собрания сочинений 1715 года; изд. 1826]
  15. [ifolder.ru/7129910 Философский словарь] / Под ред. Фролова. Издание седьмое, переработанное и дополненное. — М.: Республика, 2001.
  16. «Душеполезное общество Иисуса для улучшения христианства и обращения язычников» (нем. Christerbauliche Jesus-Gesellschaft, behandelnd die Besserung des Christentums und Bekehrung des Heidentums)
  17. Дм. Цветаев. Памятники к истории протестантства в России, ч. 1.—ЧОИДР. М., 1883, т. III, стр. 107.
  18. Друг Юношества // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  19. [feb-web.ru/feb/litnas/texts/l971/ln1-178-.htm ИЗ ЯКОБА БЁМЕ. Публикация Л. Н. Кузиной. С. 179]
  20. [odinblago.ru/path/20/2/ Бердяев Н. А. Из этюдов о Я. Беме. Этюд I. Учение об Ungrund. Журнал «Путь» № 20; с. 77]
  21. [amphora.ru/book.php?id=1452 «Аврора, или Утренняя заря в восхождении», Бёме Якоб — Издательство Амфора]
  22. Русский перевод названия согласно [www.pravenc.ru/text/149107.html Резвых П. В. Яков Бëме // «Православная энциклопедия».]
  23. Вариант перевода названия.
  24. Вариант названия, см. [slovari.yandex.ru/~книги/Реформация%20и%20протестантизм/Бёме%20Якоб/ Бёме Якоб // Реформация и протестантизм. — 2005](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2844 дня))
  25. [www.worldcat.org/title/wahrhaftige-relation/oclc/26028651 Wahrhaftige Relation (Microform, 1658) [WorldCat.org]]
  26. [www.worldcat.org/title/wahrhaftige-relation/oclc/753768662/editions Formats and Editions of Wahrhaftige Relation [WorldCat.org]]
  27. von Schweidnitz
  28. Balthasar Tilken
  29. Lauben
  30. Николай Бердяев. [krotov.info/library/02_b/berdyaev/1937_034_06.html "Дух и реальность, гл. 6. Мистика. Её противоречия и достижения]

Литература

Русскоязычная
  • Бем или Бёме Иаков // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Вер Г. Якоб Бёме. — Екатеринбург: Урал LTD, 1998
  • Головин А. В. Философские воззрения Якоба Бёме на становление и формообразование вещей // Учёные записки кафедр общественных наук вузов Ленинграда. Философия. Вып. X. Л. 1969.
  • Горфункель А. Х. Мистический пантеизм Якоба Бёме // [runivers.ru/philosophy/lib/book6227 Горфункель А. Х. Философия эпохи Возрождения]. — М.: Высшая школа, 1980. — С. 330—343. — 368 с. — 50 000 экз.
    • Горфункель А. Х. Мистический пантеизм Якоба Бёме // [www.webpodval.ru/index.php?name=Files&op=view_file&lid=2918 Горфункель А. Х. Философия эпохи Возрождения]. — 2-е изд., стереотипное. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. — С. 330-343. — 368 с. — (Из наследия мировой философской мысли: великие философы). — ISBN 978-5-397-00872-3.
  • Носов Н. Психология ангелов по Якобу Бёме // Человек. — 1994. — № 6. — С. 88—95.
  • Резвых П. [magazines.russ.ru/nlo/2003/63/rezvyh21.html Якоб Бёме: язык тела и тело языка] // Новое литературное обозрение. — 2003. — № 63.
  • Смирнов-Платонов Г. П. Русские переводы Якоба Бёме // «Библиографические записки», 1858. № 5. С. 129—137
  • Фокин И. Л. Philosophus teutonicus. Якоб Бёме: возвещение и путь немецкого идеализма. — СПб.: Изд-во Политехнического ун-та, 2014. — 640 с. — ISBN 978-5-7422-4563-6
  • Шаулов С. М. Всемирный семиозис Якоба Бёме и основания эстетики барокко // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. — № 3 (7). — 2009. — С. 11—14.
Непереведённая
  • Bailey, Margaret Lewis (1914). Milton and Jakob Boehme; a study of German mysticism in seventeenth-century England. — New York: Oxford University Press.
  • Swainson, William Perkes (1921). Jacob Boehme; the Teutonic philosopher. — London: William Rider & Son, Ltd.
  • Zdenek V. David, «The Influence of Jacob Boehme on Russian Religious Thought» // Slavic Review, 21(1962), 1. — pp. 43–64.
  • Weeks, Andrew (1991). Boehme: An Intellectual Biography of the Seventeenth-Century Philosopher and Mystic. — State University of New York Press. ISBN 978-0-7914-0596-3.

Ссылки

Биографические и критические
  • [krotov.info/spravki/history_bio/17_bio/boehme.html БЁМЕ (Bohme) Якоб] в библиотеке о. Якова Кротова.
  • [krotov.info/library/02_b/berdyaev/1937_034_06.html Бердяев Н. А. Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности. Париж, 1937. — Глава VI. Мистика. Её противоречия и достижения].
  • [philosophy.spbu.ru/userfiles/histor/Centre%20for%20Medieval%20Culture%20Studies/Dukh%20Reformatcii/Iakob%20Byome/1___Gegel%60%20o%20Byome.docx Гегель о Бёме (в кратком изложении Куно Фишера)]
  • Резвых П. В. [www.pravenc.ru/text/149107.html Яков Бëме] // «Православная энциклопедия».
  • Фокин И. Л. [credo-new.ru/?p=203 Теология и философские предпосылки Якоба Бёме.]
Иллюстрации и русские переводы
  • [atanor.com.ua/boeme.html Иллюстрация и введение] / «О Трех Божественных Принципах» в серии «A terra ad solem».
  • [proroza.narod.ru/JBeme.htm «Christosophia, или Путь ко Христу»] — сборник из 9 сочинений (книг).
  • [web.archive.org/web/20070625102446/luxaur.narod.ru/biblio/2/tr/beme.htm «Ключ»] Перевод и предисловие Глеба Бутузова.

Отрывок, характеризующий Бёме, Якоб

– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.