Бём, Елизавета Меркурьевна

Елизавета Меркурьевна Бём
Имя при рождении:	Эндаурова Елизавета Меркурьевна
Жанр:	художница, рисовальщица, силуэтист
Учёба:	Императорское общество поощрения художеств

Елизавета Меркурьевна Бём (нем: Elisabeth Boehm, или Böhm) (в девичестве Эндаурова, 1843—1914) — русская художница и иллюстратор, рисовальщица, силуэтист.

Биография

Происходила из старинного рода. Её предки, татары, носили фамилию Индигир, означавшую — «индийский петух». Грамотой, дарованной роду Иваном III, фамилия была изменена на Эндауровы.

Елизавета Меркурьевна родилась 12 (24) февраля 1843 г. в Санкт-Петербурге, детство провела в родовом имении Эндауровых в сельце Щепцово (Щипцево) Пошехонского уезда Ярославской губернии. Семья была большая: у Елизаветы было три брата и две сестры. С 1857 по 1864 гг. обучалась в Рисовальной школе Общества поощрения художников в Санкт-Петербурге, окончив её с серебряной медалью. Живя в ярославском имении, иллюстрировала произведения Некрасова, сценки из крестьянской жизни, одновременно увлекаясь литографией и литографируя собственные рисунки.. В 1867 году она вышла замуж за Людвига Францевича Бёма (1825—1904), несмотря на 18 лет разницы в возрасте, брак был счастливым. В 1868 году у супругов родилась единственная дочь, тоже Елизавета, в замужестве Барсова.

В 1875 году она создаёт альбом открыток «Силуэты», а в 1877 году — альбом «Силуэты из жизни детей». Оба альбома напечатаны Картографическим заведением А. А. Ильина, который приходился ей дядей. В 1880 году она создаёт альбом — «Пирог», в 1882 году — «Из деревенских воспоминаний». Художница много сотрудничала с издательством «Посредник», куда пригласил её Л. Н. Толстой, заочно знакомый с её работами, а также с издателем И. Д. Сытиным, который был частым заказчиком рисунков Е. М. Бём. В начале 1890-х гг. работала над иллюстрациями к повести Н. С. Лескова «Оскорблённая Нетэта». В 1907 году два альбома открыток «Всего понемножку» и «Для милого дружка хоть серёжку из ушка» изданы И. С. Лапиным в Париже.

Она рисовала открытки и иллюстрировала детские журналы «Игрушечка» (1882—1886) и «Малютка» (1886—1887), иллюстрировала русскую народную сказку «Репка» (1882). Создала детские альбомы «Пословицы в силуэтах» (1884), «Поговорки и присказки в силуэтах» (1885), «Азбука». Иллюстрировала басни И. А. Крылова и «Записки охотника» И. С. Тургенева.

К концу 1880-х гг. Е. М. Бём стала терять зрение. Работа в области силуэта усугубляла ситуацию, и в 1896 г. художница окончательно перестала работать в этой технике.

В 1890-х гг. начинается новый период творчества. С этого времени, не бросая занятий акварелью, она начинает работать в новой для себя отрасли — создание эскизов для производства стеклянной посуды. Предметы из стекла, созданные по рисункам Е. М. Бём, принесли ей успех практически сразу после их создания — на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 г., а затем на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде 1896 г.. 1899 г. был занят приготовлением к Всемирной выставке в Париже 1900 г., куда предполагалось отправить и стеклянные изделия по рисункам Е. М. Бём. Русский отдел на выставке произвёл в Западной Европе фурор. В одном из помещений павильона кустарных изделий и рукоделий России было представлено стекло Е. М. Бём «в русском стиле». Солонка по эскизу художницы была преподнесена президенту Франции, о чём писалось в газетах.

В начале 1900-х гг. художница открывает для себя новый вид печатной графики — оригинальные открытки, которые выходили под её именем большими, для своего времени, тиражами и неоднократно переиздавались. В 1910-е гг. сотрудничала с издательством М. О. Вольф в серии «Моя первая книга…».

В начале XX века работы художницы нашли своё признание за рубежом. Её силуэты перепечатывались в Берлине, Париже, Лондоне, Вене и Америке. За свои труды художница получила несколько Международных наград. Работы Елизаветы Меркурьевны Бём (с 1868 года) участвовали в Международных выставках — в Париже (1900), Мюнхене (1902), Милане (1906) — и везде получали медали. В Милане художница получила золотую медаль.

В 1904 г. художница потеряла мужа. Последние годы жизни много болела, меньше работала.

В 1913—1914 году в Париже Ильёй Сергеевичем Лапиным была издана «Азбука» Елизаветы Бём в виде больших листов с большим (7-10) количеством рисунков и понятий на каждую букву, над которой она работала последние годы своей жизни. «Азбука» была издана на «французской мелованной бумаге в роскошном коленкоровом переплёте с двумя металлическими под старое серебро застёжками и пряжками». Тираж — 1 000 экземпляров, 5 выпусков по 6 иллюстраций в каждом. Ещё 100 роскошных нумерованных альбомов вышло с автографом самой художницы.

Елизавета Меркурьевна умерла 25 июля (7 августа) 1914 г., за неделю до начала Первой мировой войны и была похоронена рядом с мужем на Новодевичьем кладбище в Петербурге.

Посмертные издания

Позже, в 1920-е годы в Праге была дважды издана «Азбука» в виде набора из 28 открыток с небольшим (2-5) количеством рисунков и понятий на каждую букву для детей эмигрантов.

После Второй Мировой войны русский книгоиздатель Николай Мартьянов (1894—1987) переиздал часть пражского издания её «Азбуки» (буквы Б,Г,Д,Ж,И,К,М,О,С,У,Ф,Ц,Ч) в Нью-Йорке, США.

В 2013 году в Киеве (Украина) была переиздана «Азбука Елизаветы Бём в ХХI веке», благодаря меценату Дмитрию Никифорову и команде из профессиональных полиграфистов, художников-реставраторов и лингвистов. 2 500 экземпляров изданы на мелованной бумаге, твёрдый переплёт, тираж для широкого круга читателей.

Ещё 300 экземпляров в тканевой обложке на дорогостоящей бумаге верже, подарочный вариант. Издательство «Стольный град».

И 100 экземпляров было издано специально для коллекционеров, обложка из натуральной кожи с бронзовыми застёжками, бумага верже, факсимильная печать. Раритетное издание.

Галерея

• Byom Elizaveta Merkulovna.jpg

  Фото Е. М. Бём (1901)

• Elizaveta Merkurievna Bem.jpg

  Фото Е. М. Бём

• Elizaveta Bem - PostCard-1.jpg

  «Кто в Москве не бывал, красоты не видал!»

• Elizaveta Bem - PostCard-4.jpg

  «Кто за кого, а я за друга своего!»

• Elizaveta Bem's Azbuka - В.jpg

  Страница с буквой Ве (Веди) из азбуки

Литература

• Бем, Елисавета Меркульевна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Н. А. Мозохина. Автографы художников открытки Е. М. Бём и Л. М. Эндауровой. — Филокартия, 2009, № 5(15). — с. 36-38.
• Елизавета Бём: иллюстрированный каталог почтовых открыток. — Киров: Издательский дом «Крепостновъ», 2012.

Ссылки

• [siluet.org.ru/cgi-bin/gallery.cgi?razdel=3&lang=ru&mod=gal1&sec=13 Елизавета Бём, Русский силуэт]
• [www.bibliogid.ru/authors/hud/rasskazyohud/byom Елизавета Меркурьевна Бём]
• [www.pavelbers.com/LizavetaBem.htm Открытки Бём]
• [www.facebook.com/media/set/?set=a.204766706347113.1073741836.202287059928411 Азбука Елизаветы Бём в ХХI веке]
• [elizavetabem.blogspot.com/2014/01/100.html Факсимильное переиздание Азбуки Елизаветы Бём в ХХI веке]
• [elizavetabem.blogspot.com/2014/01/i.html Подарочное переиздание Азбуки Елизаветы Бём в ХХI веке]

Отрывок, характеризующий Бём, Елизавета Меркурьевна

– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.