Бёрни, Чарлз
| Чарлз Бёрни | |
 | |
| Портрет работы Джошуа Рейнольдса | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Чарлз Бёрни |
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Джеймс Мак-Бёрни |
| Мать: |
Энн Купер |
Чарлз Бёрни (англ. Charles Burney; 7 апреля 1726, Шрусбери, графство Шропшир — 12 апреля 1814, Челси, Лондон) — английский композитор, историк музыки и органист.
Биография
Чарлз Бёрни Родился в семье Джеймса Мак-Берни, землемера и живописца-портретиста шотландского происхождения, и Энн Купер. Учился в школах в Кондовере, Шрусбери и Честере, где его первым наставником в области музыки стал местный органист Эдмунд Бейкер, ученик Джона Блоу; под его руководством Бёрни освоил орган и скрипку. В 1742 году продолжил обучение под руководством своего сводного брата Джемса Берни, бывшего в то время органистом в Шрусбери[1].
В 1744—1747 годах Бёрни учился в Лондоне у Томаса Арна и уже в 1745 году дебютировал как композитор музыкой к пьесе Джеймса Томсона и Дэвида Маллета «Альфред» в театре «Друри-Лейн». До 1751 года был органистом в церкви св. Дионисия и одновременно — модным учителем музыки в аристократических домах; писал кантаты и инструментальные произведения, а также театральную музыку, в частности к пьесе «Робин Гуд» и пантомиме «Королева Маб» в 1750 году[1].
С 1751 года Бёрни работал органистом в Кингс-Линне, в графстве Норфолк, преподавал игру на клавикорде. В 1760 году вернулся в Лондон, где работал в качестве педагога, исполнителя и композитора, написал в том числе «Оду к Святой Цецилии» (1759) и поставленную в «Друри-Лейн» в 1766 году оперу «Хитрец» (англ. The Cunning Man) — переделку «Деревенского колдуна» Жана-Жака Руссо[2][1]; в 1769 году получил степень доктора музыки в Оксфордском университете.
В начале 1770 и 1772 годах Бёрни совершил две продолжительных поездки по Франции, Италии, Бельгии, Австрии, Германии и Нидерландам, опубликовав по их итогам книги «Современное состояние музыки во Франции и Италии» (англ. The Present State of Music in France and Italy; 1771) и «Современное состояние музыки в Германии, Нидерландах и Соединённых провинциях» (англ. The Present State of Music in Germany, the Netherlands and United Provinces; 1773), заслужившие основательное признание и переведённые на различных языках[2]. С 1783 года и до конца жизни Бёрни работал в качестве органиста в колледже лондонского района Челси[2].
Важнейшим трудом Бёрни стала четырёхтомная «Всеобщая история музыки» (англ. History of Music; 1776—1789). Кроме того, ему принадлежит биография Пьетро Метастазио (1796), статьи о музыке для энциклопедии Абрахама Риза (1802), разнообразная камерная и хоровая музыка.
В 1802 году по просьбе астронома Уильяма Гершеля и своего отца придумал термин «asteriskos» (др.-греч. ἀστεροειδής), который Гершель и предложил британскому королевскому астрономическому обществу для наименования нового небесного тела[3].
Напишите отзыв о статье "Бёрни, Чарлз"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [dic.academic.ru/dic.nsf/es/70638/%D0%91%D0%95%D0%A0%D0%9D%D0%98 Берни Чарльз]. Энциклопедический словарь (2009). Проверено 24 мая 2013.
- ↑ 1 2 3 [www.music-dic.ru/html-music-enc/b/766.html Бёрни, Чарлз]. Музыкальная энциклопедия (под ред. Ю. В. Келдыша). Проверено 24 мая 2013. [www.webcitation.org/6GsBR3x1L Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=1140303 Установлено истинное происхождение термина «астероид»]
Ссылки
- [www.megabook.ru/Article.asp?AID=615508 Бёрни, Чарльз] // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия
Отрывок, характеризующий Бёрни, Чарлз
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
