Бёрнс, Джон Фишер
Джон Бёрнс | |
John Burns | |
Имя при рождении: |
John Fischer Locksley Burns |
---|---|
Род деятельности: | |
Место рождения: | |
Подданство: |
Великобритания, Канада |
Награды и премии: |
|
Джон Бёрнс (англ. John Burns; род. 4 октября 1944 года) — британский журналист, обладатель двух Пулитцеровских премий, глава лондонского бюро The New York Times, отвечающий за международные вопросы. Бёрнс часто появляется на PBS, его называют «патриархом американской международной журналистики»[1].
Содержание
Ранние годы
Джон Фишер Локсли Бёрнс родился в Ноттингеме, Англия. В детстве вместе с родителями он эмигрировал в Канаду. Здесь он поступил в Университет Макгилла. Между 1980 и 1981 годами изучан русский язык в Гарварде, а затем в 1984 году — китайский язык в Кембридже[2]. В 1998-99 годах Бёрнс был вольным слушателем в Королевскои колледже (Кембридж), где изучал историю и культуру ислама[3]. Также Бёрнс овладел французским и немецким языками.
Карьера
В начале 1970-х годов Джон Бёрнс писал для канадской газеты Globe and Mail в качестве парламентского репортёра. В 1971 году его направили в Китай для освещения событий Китайской культурной революции. Это произошло после недоразумения, приведшему к временному запрету появляться вблизи Парламента, наложенному спикером Палаты общин[4]. В 1975 году Бёрнс перешёл на работу в The New York Times, сперва репортёром для столичного раздела, а затем проявив себя и в других секциях.
Джон Бёрнс возглавлял несколько иностранных бюро The New York Times. Вместе с журналистами Джоном Дарнтоном и Майклом Кауфманом он выиграл в 1978 году Премию Джорджа Полка за репортажи из Африки. С 1981 по 1984 год Бёрнс работал главой бюро в Москве. В 1986 его перевели в бюро The New York Times в Пекине, где китайские власти посадили его в тюрьму по подозрению в шпионаже. После проведённого расследования обвинения были сняты, но Бёрнс был выдворен из страны.
В 1993 году Бёрнс получил первую Пулитцеровскую премию за освещение событий в Боснии-Герцеговине. Затем в 1996 году ему второй раз вручили Премию Джорджа Полка[5]. Вторую Пулитцеровскую премию в 1997 году ему принесли репортажи из Афганистана[6].
К моменту начала вторжения коалиционных сил в Ирак в 2003 году Джон Бёрнс работал в Багдаде. Он подробно освещал войну и послевоенную оккупацию. В июле 2007 года Бёрнс переводится в Лондон, где сменяет на посту главы лондонского бюро Алана Коуэлла. 30 сентября 2007 году Бёрн был удостоен Премии Элайджи Периша Лавджоя, а также почётной степени доктора от Колби-колледжа.
Джон Бёрнс активно сотрудничает с PBS. Он неоднократно появлялся в Шоу Чарли Роуза и «Часе новостей» с Джимом Лерером с прямыми репортажами из Афганистана и Ирака. В интервью, даннов в январе 2009 года, комментатор Майкл Бэйрон назвал Бёрнса «одним из величайших иностранных корреспондентов нашего времени»[7]. В августе 2010 года, в интервью Чали Роузу, Кристофер Хитченс, вспоминая поездку с Бёрнсом в Сараево, в которой они попали под обстрел, назвал коллегу «величайшим военным журналистом нашего времени»[8].
Критика
Беря интервью у российского посла в Афганистане Замира Кабулова, Бёрнс назвал его в сотрудником КГБ[9].
Пулитцеровскую премию 1993 года Джон Бёрнс получил "за смелое и подробное освещение уничтожения Сараево и варварские убийства на войне в Боснии-Герцеговине[10]. Позднее некоторые репортажи Бёрнса из Боснии-Герцеговины были поставлены под сомнения из-за ненадёжности источников информации[11][12].
Питер Блок в своей книге Media Cleansing: Dirty Reporting Journalism & Tragedy in Yugoslavia постоянно критикует Бёрнса за журналистскую нечистоплотность[13]
Личная жизнь
Джон Фишер Бёрнс женат на Джейн Скотт-Лонг, главе багдадского бюро The New York Times.
Напишите отзыв о статье "Бёрнс, Джон Фишер"
Примечания
- ↑ Samuels, David (3 December 2010) [www.theatlantic.com/international/archive/2010/12/the-shameful-attacks-on-julian-assange/67440 «The Shameful Attacks on Julian Assange»], The Atlantic
- ↑ [www.pulitzer.org/citation/1997-International-Reporting The 1997 Pulitzer Prize Winners]; accessed 15 October 2009
- ↑ [www.roycecarlton.com/speaker/John-F-Burns-Biography/ John F. Burns' Biography] (недоступная ссылка с 15-03-2014 (3686 дней) — история, копия) Accessed 15 October 2009
- ↑ [www.theglobeandmail.com/news/world/john-burns-june-28-1971---june-23-1975/article1307200 «Memories from Past Correspondents»] The Globe and Mail, 3 October 2009; accessed 15 October 2009
- ↑ [www.liu.edu/About/News/Polk/Previous.aspx George Polk Award - Previous award winners]. Проверено 20 февраля 2014.
- ↑ [www.pulitzer.org/citation/1997-International-Reporting Official Pulitzer website] Pulitzer citation; accessed 6 May 2009
- ↑ [www.hoover.org/multimedia/uk/13780552.html Michael Barone]. Uncommon Knowledge. Hoover Institution. Filmed 14 January 2008.
- ↑ [www.charlierose.com/view/interview/11168 Author Christopher Hitchens]. Charlie Rose. 13 August 2010.
- ↑ [www.nytimes.com/2008/10/20/world/europe/20russian.html «An Old Afghanistan Hand Offers Lessons of the Past»], New York Times (19 October 2008); accessed 6 May 2009
- ↑ [www.pulitzer.org/awards/1993 Official list of Pulitzer winners from 1993] Pulitzer website. Accessed 6th May 2009
- ↑ [www.globalresearch.ca/index.php?context=va&aid=1667 Media cleansing book review and analysis] Global research ca. Accessed 6th May 2009
- ↑ [www.zmag.org/content/showarticle.cfm?SectionID=21&ItemID=12321 Marlise Simons and the New York Times on the International Court of Justice Decision on Serbia and Genocide in Bosnia] ZMagazine. Accessed 6th May 2009
- ↑ Brock, Peter. [books.google.ru/books?id=P18MAQAAMAAJ Media Cleansing: Dirty Reporting Journalism & Tragedy in Yugoslavia.]. — GM Books, 2005. — 328 p. — ISBN 1-882383-30-3.
Отрывок, характеризующий Бёрнс, Джон Фишер
Мавра Кузминишна подошла к калитке.– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.