Успенский, Борис Андреевич

Борис Андреевич Успенский
Дата рождения:	1 марта 1937(1937-03-01) (87 лет)
Место рождения:	Москва
Страна:	СССР СССР → Россия Россия
Научная сфера:	лингвистика, семиотика искусства и культуры, история славянских языков, филология, литературоведение, искусствоведение, византинистика, история Русской церкви
Место работы:	МГУ, РГГУ, ВШЭ
Учёная степень:	доктор филологических наук (1972)
Учёное звание:	профессор, доктор honoris causa РГГУ
Альма-матер:	филологический факультет МГУ (1960)
Известные ученики:	Литвина, Анна Феликсовна

Бори́с Андре́евич Успе́нский (род. 1 марта 1937, Москва) — советский и российский филолог, семиотик, историк языка и культуры. Отец филолога-скандинависта Федора Успенского.

Биография

Младший брат математика В. А. Успенского. Окончил Московский университет по специальности «Романо-германская филология» (1960) и аспирантуру при МГУ (1960—1963). Кандидат филологических наук (1964). В 1972 году защитил докторскую диссертацию «Книжное произношение в России (Опыт исторических исследований)». Работал в Институте Африки АН СССР младшим научным сотрудником (1963—1965). Старший научный сотрудник (1963—1965) и профессор филологического факультета МГУ (1977—1992). Преподавал в должности приглашённого профессора в Венском университете (1988), Гарвардском и Корнелльском университетах (1990—1991), в 1990-е годы — в университете Граца, Риме, Мельбурне, Будапеште. С 1992 года — ведущий научный сотрудник РГГУ. С 2011 года в должности профессора заведует лабораторией лингвосемиотических исследований факультета филологии НИУ ВШЭ.

Член редколлегии серии «Труды по знаковым системам», международного редсовета журналов «Arbor Mundi» и «Зборник Матице српске за славистику» (Нови-Сад), а также международного славистического журнала «Slověne = Словѣне».

Действительный член Academia Europaea (Лондон, 1990), действительный член Российской академии естественных наук (1990); иностранный член Австрийской (1987), Норвежской (1999) и Польской (2011) академий; почётный член Международного общества визуальной семиотики, Британского общества по изучению славянской культуры, член Международной ассоциации семиотических исследований (1976), лундского Королевского общества гуманитарных исследований. Доктор honoris causa Российского государственного гуманитарного университета, Университета им. Константина Преславского (Болгария) и Белградского университета.

Сын — Ф. Б. Успенский (род. 1970) — также известный лингвист, заместитель директора Института славяноведения РАН.

Основные работы

Автор около 500 научных публикаций.

Книги

• Успенский Б. А. Структурная типология языков. — М.: Наука, 1965. — 286 с.
• Успенский Б. А. Архаическая система церковнославянского произношения (Из истории литургического произношения в России). — М.: Изд-во МГУ, 1968. — 156 с.
• Успенский Б. А. Из истории русских канонических имён (История ударения в канонических именах собственных в их отношении к русским литературным и разговорным формам). — М.: Изд-во МГУ, 1969.- 334 с.
• Успенский Б. А. Поэтика композиции (Структура художественного текста и типология композиционной формы). — М.: Искусство, 1970. — 224 с.
• Успенский Б. А. Первая русская грамматика на родном языке (Доломоносовский период отечественной русистики). М.: Наука, 1975. — 232 с.
• Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). — М.: Изд-во МГУ, 1982. — 245 с.
• Успенский Б. А. Из истории русского литературного языка XVIII — начала XIX века (Языковая программа Карамзина и её исторические корни). М.: Изд-во МГУ, 1985. — 215 с.
• Успенский Б. А. Краткий очерк истории русского литературного языка, М.: «Гнозис», 1994. — 240 с.
• Успенский Б. А. Избранные труды. — М., 1994—1997, т. 1-3
• Успенский Б. А. Семиотика искусства. — М.: Языки русской культуры, 1995. — 360 с., 69 илл. ISBN 5-88766-003-1
• Успенский Б. А. Семиотика истории. Семиотика культуры. — М.: Языки русской культуры, 1996. — 608 с. ISBN 5-88766-007-4
• Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и её русское переосмысление). — М.: Языки русской культуры, 1998. — 676 с.
• Успенский Б. А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. — М.: Языки русской культуры, 2000. — 128 с. ISBN 5-7859-0144-7
• Успенский Б. А. Царь и император: Помазание на царство и семантика монарших титулов. — М.: Языки русской культуры, 2000. — 144 с. — (Язык. Семиотика. Культура. Малая серия.) ISBN 5-7859-0145-5
• Успенский Б. А. История русского литературного языка (ХІ-ХѴІІ). — М.: Аспект-Пресс, 2002. — 560 с. ISBN 5-7567-0146-X
• Успенский Б. А. Крестное знамение и сакральное пространство. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — 160 с. ISBN 5-9551-0033-4
• Успенский Б. А. Этюды о русской истории. — СПб.: Азбука, 2002. — 475 с. —(Academia). — Библиогр.: с. 415—474. ISBN 5-267-00610-6.
• Успенский Б. А. Историко-филологические очерки. — М.: Языки русской культуры, 2004. — 176 с. — (Язык. Семиотика. Культура. Малая серия.) ISBN 978-5-9551-0044-9
• Успенский Б. А. Крест и круг (Из истории христианской символики). — М.: Языки славянских культур, 2006. — 488 с.
• Успенский Б. А. Ego Loquens. Язык и коммуникационное пространство. — М.: РГГУ, 2007. — 320 с. ISBN 978-5-7281-0928-0
• Успенский Б. А. Вокруг Тредиаковского. Труды по истории русского языка и русской культуры. — М.: Индрик, 2008. — 608 с. — ISBN 978-5-91674-010-3

Статьи

• Успенский Б. А. Семиотические проблемы стиля в лингвистическом освещении // Труды по знаковым системам. IV. — Тарту, 1969. — С. 487—501.
• Успенский Б. А. О семиотике иконы // Труды по знаковым системам. Вып. V. Учёные записки Тартуского университета. Вып. 28. — Тарту, 1971. — С. 178−223.
• Успенский Б. А. Культ Николы на Руси в историко-культурном освещении (специфика восприятия и трансформации исходного образа) // Труды по знаковым системам. X. Тарту, 1978. С. 86-140 (= Учёные записки Тартуского университета, вып. 463)
• Успенский Б. А. К символике времени у славян: «чистые» и «нечистые» дни недели // Finitis duodecim lustris: Сборник статей к 60-летию проф. Ю. М. Лотмана. — Таллин, 1982. — С. 70-75.
• Успенский Б. А. К вопросу о хомовом пении // Музыкальная культура средневековья. Вып. 2. (Тезисы и доклады конференций). М., 1991. — С. 144—147.
• Успенский Б. А. Древнерусское богословие: проблема чувственного и духовного опыта (представления о рае в середине XIV в.) // Русистика. Славистика. Индоевропеистика (Сборник к 60-летию А. А. Зализняка). — М., 1996. —С. 105—151.

Ссылки

• [www.bogoslov.ru/persons/324586/index.html Страница] на сайте «Богослов.Ру»
• [ivgi.rsuh.ru/article.html?id=56857 Страница] на сайте ИВГИ им. Е. М. Мелетинского РГГУ
• [www.hse.ru/org/persons/34008161 Страница] на сайте НИУ ВШЭ

Отрывок, характеризующий Успенский, Борис Андреевич

В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.