Греков, Борис Дмитриевич

Борис Дмитриевич Греков
Научная сфера:	историк, археограф, палеограф, архивист.
Место работы:	СПбУ, Таврический университет, Историко-археографический институт АН СССР
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	академик АН СССР (1935)
Альма-матер:	Варшавский университет Московский университет Санкт-Петербургский университет
Научный руководитель:	Д. М. Петрушевский С. Ф. Платонов А. С. Лаппо-Данилевский
Известные ученики:	Н. А. Горская, А. И. Клибанов, И. И. Костюшко, В. В. Мавродин, И. И. Смирнов, М. Н. Тихомиров
Известен как:	до своей смерти в 1953 г. фактически глава советской исторической науки
Награды и премии:

Бори́с Дми́триевич Гре́ков (1882-1953) — советский историк и общественный деятель, основатель и заведующий кафедрой русской истории историко-филологического факультета Пермского университета (1916-1918), член-корреспондент АН СССР (с 12 февраля 1934 года), академик (с 1 июня 1935 года), член Болгарской и Польской АН (с 1947 года). Почётный член АН БССР. Доктор философии Пражского университета. С 1939 года — член АА СССР.

Директор Института истории в Ленинграде (с 1936) и в Москве (с 1938). С 1943 по 1947 год по совместительству — директор Института истории материальной культуры, а с 1947 по 1951 год — директор Института славяноведения. В 1946—1953 годах — академик-секретарь Отделения истории и философии АН СССР.

Депутат Ленсовета XI созыва (1927—1928), ВС РСФСР II созыва (1947—1950) и ВС СССР III созыва (1950—1953). Участник Движения сторонников мира.

Биография

Родился в семье мелкого чиновника. Позже вместе с семьёй переехал жить в Холм (ныне — Хелм), а затем в Грубешов (ныне оба находятся в составе Польши), где получал среднее образование в прогимназиях. Из-за письма, отправленного из Грубешова студенту-медику Московского университета И. А. Будиловичу, в котором Греков заявлял о своём стремлении «принять участие в социально-демократическом движении», и попавшего в руки Департамента полиции, Греков был исключён из гимназии на последнем году обучения и был вынужден заканчивать среднее образование в радомской гимназии.

В 1901 году он поступил в Варшавский университет, где познакомился с известным историком Д. М. Петрушевским, который оказал значительное влияние на становление Грекова как историка. Спустя четыре года с рекомендациями Д. М. Петрушевского перевёлся в Московский университет, где его научным руководителем был назначен А. А. Кизеветтер. Однако в связи с избранием в Государственную Думу тот передал свои дела М. К. Любавскому, под руководством которого Греков и закончил Московский университет.

После университета Греков был назначен в Женскую гимназию города Холм. Проработав некоторое время, он уволился оттуда и уехал в Санкт-Петербург. Здесь он устроился в гимназию Гуревича, Императорское Петербургское коммерческое училище и Екатерининское училище. В Санкт-Петербургском университете под руководством С. Ф. Платонова учился в магистратуре. Занимался в семинарии у А. С. Лаппо-Данилевского (дипломатика частных актов). В 1910—1913 гг. работал директором библиотеки Шереметевых в селе Михайловском (Подольский уезд Московской губернии).

В 1911 году делегатом от Высших женских курсов участвовал в XV Археологическом съезде в Новгороде. В 1913 году Греков был избран в сотрудники Императорской Археографической комиссии. В том же году избран членом Новгородского общества любителей древностей. В 1913—1915 годах по заданию комиссии провёл осмотр и описание архива Большого Тихвинского монастыря. В 1916—1917 годах также по заданию комиссии провёл осмотр и описание и вывез в Пермь архив Соловецкого монастыря.

7 декабря 1914 года в Петроградском университете защитил магистерскую диссертацию по теме «Новгородский дом святой Софии (Опыт организации и внутренних отношений крупной церковной вотчины)» и стал профессором Петербургского университета, где к этому времени несколько лет преподавал в должности приват-доцента. Во время Первой мировой войны Борис Дмитриевич был командирован в Пермь, где открылось отделение Петербургского университета.

В 1916-1918 годы — приват-доцент, ординарный профессор, основатель и заведующий кафедрой русской истории историко-филологического факультета Пермского университета. В 1917 году избирался председателем Пермской учёной архивной комиссии; член-учредитель Общества философских, исторических и социальных наук при Пермском университете.

В 1918 году Греков получил отпуск для работы над докторской диссертацией, уехал в Крым, где стал профессором Таврического университета в Симферополе. В 1921 году учёный вернулся в Петроградский университет, где совмещал преподавательскую работу с работой в Академии наук и Центральном историческом архиве. В этом же году избран в члены Археографической комиссии.

В 1930 году был арестован по «Академическому делу». Хотя факт ареста учёного и стоит в одном ряду гонений на представителей академической науки, непосредственным поводом для ареста стали ложные обвинения в том, что Греков, находясь в Крыму в 1918—1920 гг., служил в армии Врангеля. В действительности в армии Врангеля Греков не служил (как и не служил в армии вообще), но был среди профессуры Таврического университета, приветствующей Врангеля после его вступления в Крым. Эти факты получили широкую огласку в 1930-х гг., что вынудило Грекова в дальнейшем пойти на большие уступки во время «сталинских чисток» и, по словам А. Х. Плахонина, заставило писать «знания для режима на заказ». Благодаря поручительству С. Г. Томсинского, директора Историко-археографического института, в котором те годы работал Греков, учёный был освобождён, проведя в заключении один месяц и три дня.

В 1930-е годы Греков начал изучать историю Киевской Руси, став известным оппонентом украинского историка М. С. Грушевского, который присваивал наследие Киевской Руси по большому счёту только современной Украине. Наиболее известной монографией Грекова является книга «Киевская Русь» (1939), она была одной из трёх его работ, получивших Сталинскую премию. В этом труде, проникнутом идеологией марксизма-ленинизма и сталинизма, Греков делал упор на большей значимости сельскохозяйственной деятельности в данном государственном строе, нежели важности коммерческих отношений. Именно он первым пытался доказать существование феодальной формации в Киевской Руси.

Всесторонние исследования Киевской Руси раскрывали суть экономического и культурного развития государства в период татарского гнёта. Свои изыскания он собрал в работах под названием «Культура Киевской Руси» (1944) и «Российские крестьяне с древнейших времён до XVII века» (1946). Его самая актуальная в последующее время работа (переиздания которой выпускаются до сих пор) называлась «Золотая Орда», написанная в сотрудничестве с А. Ю. Якубовским и впервые опубликованная в 1937 году. Второе (классическое) издание появилось в 1950 году под названием «Золотая Орда и её падение».

Греков уделял большое внимание сбору и публикации множества первоисточников, в особенности, исторических хроник.

Награды и премии

• Орден Святого Станислава 2-й степени
• Орден Святого Станислава 3-й степени
• Орден Святой Анны 3-й степени
• 2 ордена Ленина (1944; 1952)
• орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
• медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
• Сталинская премия первой степени (1943) — за многолетние выдающиеся работы в области науки и техники
• Сталинская премия первой степени (1948) — за научный труд «Крестьяне на Руси с древнейших времён до XVI века» (1946)
• Сталинская премия второй степени (1952) — за научный труд «Золотая Орда и её падение», 2-е переработанное издание (1950)

Семья

Жена — Грекова Тамара Михайловна, урожд. Филатова (1894—1971), историк.

Сын — Игорь Борисович Греков (1921—1993), доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения и балканистики АН СССР.

Память

• Памятник в Миргороде в парке «Дружба».
• Памятная доска в Перми в здании исторического факультета ПГУ.
• Памятная доска в Москве в здании Института философии РАН.
• Улица в Москве около станции метро «Медведково».
• Улица в Киеве около станции метро «Дорогожичи».
• Улица в Миргороде.
• Улица в Калининграде.

Основные работы

• Новгородский дом святой Софии (Опыт изучения организации и внутренних отношений церковной вотчины). Ч. 1. — СПб., 1914. Ч. 2. — М., 1927.
• Очерки по истории феодализма в России. Система господства и подчинения в феодальной деревне. — М.-Л.: Соцэкгиз, 1934. — 159 с.
• Главнейшие этапы в истории крепостного права в России. М.-Л., 1940.
• Борьба Руси за создание своего государства. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1942. — 68 с.
• Киевская Русь. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1944. — 347 с. (6-е изд. 1953)
• Культура Киевской Руси. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1944. — 75 с.
• Золотая Орда и её падение. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950. — 478 с. (Совместно с А. Ю. Якубовским)
• Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. — М.-Л., 1952—1954.
• Избранные труды. Т. 1-4. М., 1957—1960.

Литература

• Борис Дмитриевич Греков / сост. В. А. Петров. М.-Л., 1947 (Материалы к биобиблиографии учёных СССР. Сер. «История». Вып. 2);
• Академику Б. Д. Грекову ко дню 70-летия. М., 1952;
• Б. Д. Греков (некролог) // Исторические записки. Т. 44. М., 1953;
• Тихомиров М. Н. К пятилетию со дня смерти академика Бориса Дмитриевича Грекова // История СССР. 1958. № 5;
• Валк С. Н. Б. Д. Греков как деятель археографии // Археографический ежегодник за 1958 год. М., 1960;
• Устюгов Н. В. Деятельность академика Б. Д. Грекова в области публикации исторических источников // Археографический ежегодник за 1959 год. М., 1960;
• Мавродин В. В. Борис Дмитриевич Греков (1882—1953). Л., 1968 (Выдающиеся учёные Ленинградского университета);
• Дружинин Н. М. К 90-летию со дня рождения академика Б. Д. Грекова // История СССР. 1972. № 5;
• Королюк В. Д. Академик Б. Д. Греков и советские историко-славистические исследования // Советское славяноведение. 1972. № 5;
• Шацилло К. Ф. Начало общественно-политической деятельности академика Б. Д. Грекова // История и историки. 1974. М., 1976;
• Филимонов С. Б. Б. Д. Греков — заведующий Крымским центральным архивом // Советские архивы. 1978. № 3;
• Исследования по истории и историографии феодализма: к 100-летию со дня рождения акад. Б. Д. Грекова / отв. ред. В. Т. Пашуто. М., 1982;
• Пашуто В. Т. Б. Д. Греков как учёный и общественно-политический деятель // История СССР. 1982. № 1;
• Бромлей Ю. В., Наумов Е. П. Академик Б. Д. Греков и развитие советской исторической науки // Новая и новейшая история. — 1982. — № 2;
• Горская Н. А. Памяти академика Б. Д. Грекова // Вопросы истории. 1982. № 4;
• Горская Н. А. Столетие со дня рождения академика Б. Д. Грекова // Вопросы истории. 1982. № 11;
• Щапов Я. Н. Академик Б. Д. Греков как историк Киевской Руси // Вестник АН СССР. Вып. 9. М., 1982;
• Зайцев А. Д., Сербина К. Н. Материалы академика Б. Д. Грекова в ЦГАЛИ СССР // Археографический ежегодник за 1982 год. М., 1983;
• Носов Н. Е. Академик Борис Дмитриевич Греков — исследователь-источниковед // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1983;
• Черепнин Л. В. К 90-летию со дня рождения Б. Д. Грекова (1972) // Черепнин Л. В. Отечественные историки XVIII—ХХ вв. М., 1984;
• Письма Б. Д. Грекова С. Д. Шереметеву / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. В. Г. Бухерта // Отечественные архивы. 1994. № 3;
• Бухерт В. Г. Б. Д. Греков в архиве Успенского Тихвинского монастыря // Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1996;
• Пушкарёв Л. Н. Три года работы с Б. Д. Грековым // Отечественная история. — 1996. — № 6;
• Горская Н. А. Борис Дмитриевич Греков // Историческая наука в России в XX веке. М., 1997;
• Горская Н. А. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999;
• Горская Н. А. Борис Дмитриевич Греков // Портреты историков: Время и судьбы. В 2 т. / Г. Н. Севостьянов, Л. Т. Мильская. — М.-Иерусалим: Gesharim, 2000. — Т. 1. — С. 207—221. — ISBN 5-323-00007-4.;
• Горская Н. А. Греков Б. Д. (1882—1953) // Историки России: биографии / сост. А. А. Чернобаев. М., 2001;
• Панеях В. М. О следственном деле Б. Д. Грекова. 1930–1931 гг. // Отечественная история. — 2001. — № 4. — С. 208–210.;
• Никонов С. А. [www.dissercat.com/content/bd-grekov-i-noveishaya-istoriografiya-obshchestvennogo-stroya-drevnei-rusi Б. Д. Греков и новейшая историография общественного строя Древней Руси. Диссертация… кандидата ист. наук]. СПб., 2004;
• Комиссаренко А. И. Б. Д. Греков: становление учёного // Российская государственность: история и современность. М., 2007;
• Плахонін А. Г. [www.history.org.ua/index.php?l=EHU&verbvar=Grekov_B&abcvar=4&bbcvar=20 Греков Борис Дмитрович] (укр.). e-Енциклопедія історії України. Проверено 16 марта 2010. [www.webcitation.org/66B4lEelQ Архивировано из первоисточника 15 марта 2012]..

Ссылки

• Греков, Борис Дмитриевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50209.ln-ru Профиль Бориса Дмитриевича Грекова] на официальном сайте РАН
• [isaran.ru/?q=ru/person&guid=C84EF7F5-4438-6874-ACC2-16CAE37D8C09 Историческая справка] на сайте Архива РАН
• [annales.info/sbo/bibliogr/grekov.htm Список научных работ академика Б. Д. Грекова] // Библиотека Annales.
• [www.spbiiran.nw.ru/grekov/ Статья] на сайте СПбИИ РАН
• [letopis.msu.ru/peoples/3276 Статья] на сайте «Летопись Московского университета»
• [knowledge.su/g/grekov-boris-dmitrievich Греков Борис Дмитриевич]
• Горский А. А. [www.pravenc.ru/text/166435.html Греков Борис Дмитриевич] // Православная энциклопедия. Том XII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2006. — С. 321-322. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-017-Х
• Дворниченко А. Ю. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/41.html Греков Борис Дмитриевич // Биографика СПбГУ].
• [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=4778 Борис Дмитриевич Греков] в базе данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я. Коласа НАН Беларуси

Отрывок, характеризующий Греков, Борис Дмитриевич

Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?