Куракин, Борис Иванович

Борис Иванович Куракин
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Князь Борис Иванович Куракин (20 (31) июля 1676, Москва — 17 (28) октября 1727, Париж) — сподвижник и свояк Петра Великого, первый постоянный посол России за рубежом; действительный тайный советник. Положил начало вековой традиции дипломатической службы в роду Куракиных.

Биография

Основной источник биографии Бориса Куракина — «Жизнь князя Бориса Куракина им самим описанная», которую он начал писать будучи на лечении в Карлсбаде. В самом начале своей биографии он ставит дату, когда начал писать — 25 сентября 1705 года.

Ранние годы

Родился в семье князя Ивана Григорьевича, отпрыска рода Гедиминовичей, и Феодосии Алексеевны, урождённой княжны Одоевской (ум. 1677). Крестник царя Фёдора Алексеевича.

В детстве много болел.

В 1682 году его отец был отправлен на воеводство в Смоленск, где он умер от каменной болезни (болезни почек). После этого Бориса, его брата Михаила и сестру Марию (от второго брака Ивана Григорьевича с Марией Петровной Урусовой, ум. 1684) воспитывала их мачеха.

Военная карьера

С 1683 года входил в ближайшее окружении Петра I, был его спальником, принимал участие в военных потехах близ слободы Семёновская. С организацией «потешных полков» — в Семёновском полку, в составе которого участвовал в обоих Азовских походах, поручик, с 1696 года — капитан.

В 1696 году направлен в Италию для изучения морского дела, фортификации и математики.

В 1700 году ему было «отказано по грамоте из Приказа Казанского дворца» до 17 тыс. десятин «дикопорозжей земли» по рекам Хопер и Сердоба в будущей Пензенской губернии, где появилось село Борисоглебское-Куракино. В том же году Борис Иванович купил земли «за рекой Сурою, на речке Юловке, в иных урочищах», где поставил село Павло-Куракино, в настоящее время расположенное на территории Городищенского района Пензенской области.

С началом Северной войны участвовал в походе под Нарву (1700), затем участвовал в осаде и взятии Нотебурга (1702), Ниеншанца (1703) и Нарвы (1704), в 1703 году получил чин майора лейб-гвардии Семёновского полка.

В 1705—1706 годах находился за границей на лечении, посетил Германию, Нидерланды, Англию. По возвращении 19 января 1707 года в Жолкве пожалован в полуполковники лейб-гвардии Семёновского полка, но вскоре направлен в Италию с дипломатической миссией, в том числе в Рим настаивать на непризнании папой Станислава Лещинского королём Польши.

С началом похода Карла XII против России в 1708 году вернулся в армию, командовал Семёновским и Астраханским полками в дивизии князя А. Д. Меншикова, в 1709 году командовал Семёновским полком в Полтавской битве, но не был отмечен никакими наградами.

Дипломатическая карьера

С 1709 по 1712 годы Б. И. Куракин был представителем России в Лондоне, в Ганновере и в Гааге, в 1713 году, получив чин тайного советника, участвовал в Утрехтском конгрессе в качестве полномочного представителя России; в 1715 году подписал Грейфсвальдский союзный договор с Ганновером, с 1716 года состоял послом в Париже. Высочайшим рескриптом от 14 сентября 1714 года произведен из подполковников гвардии в чин генерал-майора.

В 1717 году награждён орденом Святого Андрея Первозванного; 30 августа 1725 года стал кавалером ордена Св. Александра Невского; 14 ноября 1725 года произведён в действительные тайные советники.

В 1722 году Пётр Великий, отправляясь в Персидский поход, поручил ему руководство всеми послами России, аккредитованными при европейских дворах. В 1724 году он послан послом в Париж, где и умер в 1727 году. Многие из его потомков также сделали блестящую карьеру в дипломатии.

Б. И. Куракин завещал устроить в Москве странноприимный дом («шпиталь») для содержания 12 бедных офицеров дворянского звания и составил его регламент. Во исполнение воли отца Александр Куракин в 1730-е гг. организовал в Басманной слободе т. н. Куракинскую богадельню.

Писатель

Будучи одним из образованнейших людей своего времени Куракин в своих трудах часто прибегает к голландскому, французскому и итальянским языкам. Его перу принадлежат дневник и путевые записки, автобиография, доведённая до 1709 года, история русско-шведской войны, политические записки, обширная деловая и семейная переписка. Он задумал писать полную историю России, в которой предполагал, главным образом, остановиться на царствовании Петра, но успел лишь составить подробное оглавление этого труда и «Историю о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях 1682—1694 гг.».

Браки и дети

Был женат дважды и имел пятерых детей.

1. жена с 1691 года Ксения Фёдоровна Лопухина (1677—февраль 1698), родная сестра Евдокии Лопухиной, первой жены Петра I. Умерла от чахотки.
   • Татьяна (1 (14) января 1696—1757) — вторая супруга генерал-фельдмаршала князя М. М. Голицына;
   • Александр (31 июля (13 августа) 1697—1749) — обер-шталмейстер, женат на Александре Ивановне Паниной (1711—1786);
2. жена с ноября 1699 года княжна Мария Фёдоровна Урусова (ум.1731), дочь боярина Фёдора Семёновича Урусова, племянница царицы Агафьи Семёновны
   • Сергей, родившийся в 1700 г. Он умер спустя полтора года;
   • Екатерина (25 октября (7 ноября) 1703—1772), в 1718 году была невестой графа М. Г. Головкина, об этом браке хлопотал его отец, но безуспешно. С 1730 года вторая супруга генерал-фельдмаршала графа А. Б. Бутурлина;
   • Василий.

Сочинения

• [memoirs.ru/texts/Kurakin1892.htm Военная хитрость царя Петра Алексеевича под Нарвою 8-го июня 1704 г. Рассказ очевидца князя Б. И. Куракина // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 3. — Спб., 1892. — С. 152—153.]
• [memoirs.ru/texts/Kurak_Pros_AKK1.htm Всеподданнейшее прошение кн. Б. И. Куракина. Марта 10-го дня 1723 года // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 1. — Спб., 1890. — С. 288—290.]
• [memoirs.ru/texts/kurakin.htm Гистория о Петре I и ближних к нему людях. 1682—1695 гг. // Русская старина, 1890. — Т. 68. — № 10. — С. 238—260. — Редакц. статья: Село Надеждино и архив кн. Ф. А. Куракина в 1888 и 1890 гг. — С. 229—237.]
• [memoirs.ru/texts/Kurakin_D.htm Дневник и путевые заметки князя Бориса Ивановича Куракина. 1705—1707 // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 1. — Спб., 1890. — С. 101—240.]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1154Kurakin.htm Духовная князя Бориса Ивановича Куракина // Русский архив, 1893. — Кн. 1. — Вып. 2. — С. 149—158.]
• [www.memoirs.ru/texts/Kurak_Ziz_AK1.htm Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина им самим описанная. 1676 июля/20 1709 // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 1. — Спб., 1890. — С. 243—287.]
• [memoirs.ru/texts/Kurakin_OVIM_Arh1.htm Записка кн. Б. И. Куракина о войне и мире. 1720 г. // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 1. — Спб., 1890. — С. 341—348.]
• [memoirs.ru/texts/KurZapPol_AKK_1.htm Записка кн. Б. И. Куракина об отношениях держав и делах политических. 1718 г. 3 (14) октября. Гага // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 1. — Спб., 1890. — С. 329—340.]
• [memoirs.ru/texts/KB.htm Записки князя Бориса Ивановича Куракина о пребывании в Англии, отъезде в Россию к армии, путешествие с царем Петром Алексеевичем в Карлсбад и о назначении своем на съезд в Утрехт . 1710-1711-1712. Писано в aпреле 1712 г. // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 3. — Спб., 1892. — С. 301—314.]
• [memoirs.ru/texts/KRSH_890.htm Русско-шведская война. Записки. 1700—1710 // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Кн. 1. — Спб., 1890. — С. 291—328.]

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921660#?page=534 Куракин, князь Борис Иванович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Куракин, Борис Иванович

– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.