Такуэлл, Барри

Барри Такуэлл Barry Tuckwell
Основная информация
Дата рождения	5 марта 1931(1931-03-05) (93 года)
Место рождения	Мельбурн, штат Виктория, Австралия
Страна	Австралия Австралия
Профессии	исполнитель педагог дирижёр
Инструменты	валторна
Жанры	классическая музыка
Коллективы	MSO SSO LSO
Награды

Ба́рри Та́куэлл (англ. Barry Tuckwell, также распространена транскрипция Барри Таквелл; род. 5 марта 1931, Мельбурн) — австралийский валторнист, музыкальный педагог и дирижер, первый президент Международного общества валторнистов.

Биография

Барри Такуэлл родился в семье музыкантов в Мельбурне. В детстве, прежде чем начать заниматься на валторне, он учился играть на фортепиано, органе и скрипке. Он начал заниматься на валторне в возрасте 13 лет и сдел такие поразительные успехи, что уже через 2 года смог получить работу в Мельбурнском симфоническом оркестре. Через год он перешёл в Сиднейский симфонический оркестр, которым в то время руководил британский дирижер Юджин Гуссенс. А еще через 2 года он переехал в Великобританию, чтобы продолжить исполнительскую карьеру там.

В Британии Такуэлл работал в оркестре Халле в Манчестере, оркестре Шотландской национальной оперы в Глазго, Борнмутском симфоническом оркестре, пока в 1955 году не стал солистом Лондонского симфонического оркестра, где он провел 13 лет. В эти годы в оркестре несколько раз сменились главные дирижёры, в том числе Пьер Монтё и Андре Превин. В 1968 году он покинул Лондонский оркестр, чтобы начать карьеру солиста.

В течение следующих 30 лет Барри Такуэлл полностью посвятил себя сольной карьере. Он стал единственным исполнителем на валторне, который в течение столь долгого времени выступал исключительно сольно, не совмещая это с работой в оркестре или педагогической деятельностью. За эти годы он дал более тысячи сольных концертов по всему миру, сделал более 50 записей. Он трижды номинировался на премию Грэмми.

В 1982 году Такуэлл основал в Америке Мэрилендский симфонический оркестр и руководил им в качестве главного дирижера до 1998 г. В течение нескольких лет он также был главным дирижером Симфонического оркестра Тасмании. Кроме того, он неоднократно выступал в качестве дирижера с ведущими мировыми оркестрами. Под его руководством Лондонским симфоническом оркестром был записаны 3 компакт-диска с музыкой Дворжака, Элгара и Вагнера.

В 1970 году Такуэлл стал первым президентом Международного общества валторнистов.

Ссылки

• [www.barrytuckwellinstitute.com/ Barry Tuckwell Institute]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Такуэлл, Барри

– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.