Всемирная антикоммунистическая лига

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ВАКЛ»)
Перейти к: навигация, поиск
Всемирная лига за свободу и демократию (ранее - Всемирная антикоммунистическая лига)
кит. 世界自由民主聯盟總會; англ. World League for Freedom and Democracy (ранее - кит. 世界反共聯盟憲章; англ. World Anti-Communist League)
Штаб-квартира:

Тайбэй, Китайская Республика

Руководители
президент

Яо Енчи

генеральный секретарь

Се Вэньхуан

Основание

7 ноября 1966 года

[www.wlfdroc.org.tw/ droc.org.tw]

Всемирная антикоммунистическая лига (кит. 世界反共聯盟憲章, WACL; сейчас известна под названием Всемирная лига за свободу и демократию, кит. 世界自由民主聯盟總會) — международная организация, основанная в 1966 году в Тайбэе, Тайвань, по инициативе Чан Кайши. В организацию входят представители более 100 стран, она имеет 8 региональных подразделений.





Создатели, идеи, активность

ВАКЛ была создана объединением Антикоммунистической лиги народов Азии (АЛНА) и Антибольшевистского блока народов (АБН). Первая структура была создана правительствами стран Восточной и Юго-Восточной Азии, — Тайваня, Южной Кореи, Южного Вьетнама — находящихся в непосредственном военно-политическом конфликте с коммунистическими режимами. Вторая представляла эмигрантские и подпольные организации 14 народов СССР и стран Восточной Европы. К Лиге присоединились многие праворадикальные организации всех континентов. Задачей Лиги являлось «сдерживание и отбрасывание» коммунизма всеми возможными методами. В организации участвовали многие бывшие коллаборационисты из стран Европы (сторонники ОУН, БЦР, усташи и др.).

Хартия Всемирной антикоммунистической лиги была принята в Сеуле 7 ноября 1966 года. Этот день (символически совпавший с 49-й годовщиной прихода большевиков к власти) считается датой основания ВАКЛ. Проведение учредительной конференции взяло на себя правительство Китайской Республики.

Наиболее известные участники

Руководящими активистами ВАКЛ в различные периоды являлись видные государственные и общественные деятели нескольких континентов:

Активно сотрудничали с ВАКЛ:

Таким образом, на уровне государственных руководителей ВАКЛ была в наибольшей степени представлена в Юго-Восточной и Восточной Азии и Латинской Америке. От Латинской Америки и Японии заметно также участие парамилитарных формирований, криминалитета и отчасти предпринимателей. Среди представителей США доминировали конгрессмены, военные, активисты ультраправых общественных организаций. Западную Европу представляли правоконсервативные политические и научные круги, а также деятели ультраправого подполья. Восточную Европу — антикоммунистическая эмиграция.

Мировоззренческие основы

Идеология Лиги, сообразно её названию, основывалась на бескомпромиссном антикоммунизме. Сдерживание, отбрасывание и уничтожение коммунизма рассматривалась создателями ВАКЛ как необходимое условие выживания и развития человечества. Решение этих задач относилось к ближайшей исторической перспективе. Под коммунизмом при этом понималась не только марксистско-ленинская идеология, система «реального социализма» и коммунистические партии. В это понятие включалось всё, что может так или иначе способствовать продвижению коммунизма — вплоть до либерализма.

Враждебность к коммунизму идеологи ВАКЛ обосновывали его тоталитарным характером. В качестве положительного идеала выдвигалось понятие свободы как естественной жизненной среды. При этом нельзя не отметить, что многие организации и деятели Лиги отнюдь не являлись носителями демократических взглядов. Часто, хотя не всегда, они были склонны к практике противоположного характера.

Методы ВАКЛ практически не имели ограничений: от научно-теоретических конференций Сюзанны Лабин до террористических расправ Марио Сандоваля Аларкона. Ультраправый менталитет считает насилие ординарным путём реализации политических целей. Тому способствовали и известные свойства противника ВАКЛ.


Кровь и железо рассудят нас.
Ярослав Стецько

В ВАКЛ изначально были сильны элементы неофашизма и «Третьего пути».

Мы боремся с двумя врагами. Первый — реакционные правительства, правящие с кнутом в руке. Второй — разрушители человеческих ценностей, чья система основана на демагогии, голоде и преступлениях.
Марио Сандоваль Аларкон[5]

На определённых этапах её истории эти идеи и структуры выходили на первый план. В этом, наряду с активным применением террористических методов и альянсе с криминалитетом заключалась важная специфика ВАКЛ, отличающая Лигу от других антикоммунистических сил.

Главные направления деятельности

Состав руководства и актива ВАКЛ отражал основные направления деятельности:

  • государственная политика, в том числе военная, направленная против коммунистических партий, системы «реального социализма», союзных им левых и «потворствующих» либеральных сил
  • формирование антикоммунистических структур в гражданском обществе
  • ультраправая антикоммунистическая пропаганда
  • экономическое обеспечение антикоммунистической политики
  • социологические, политэкономические и политологические исследования, опровергающие теоретические построения марксизма-ленинизма
  • прямое насилие в в отношении коммунистов и лево-либеральных «попутчиков».

Ни АБН, ни АЛНА, ни ВАКЛ изначально не являлись произведениями американских спецслужб. Эти организации создавались антисоветскими повстанцами Восточной Европы, бывшими коллаборационистами, правящими кругами Восточной Азии, ультраправыми политиками и боевиками Европы и Америки. Однако ЦРУ и СНБ США быстро установили оперативные контакты и оказывали серьёзное влияние на их деятельность. Прежде всего это относилось к тайваньской резидентуре ЦРУ во главе с Рэем Клайном[6].

История WACL

Конец 1960-х. Фиксация на Вьетнамской войне

I конференция ВАКЛ открылась 25 сентября 1967 года в Тайбэе. С программной речью выступил Чан Кайши, президентом Лиги был избран Ку Ченкан. В 1968 и 1969 конференции также проводились в Юго-Восточной Азии — в Сайгоне и Бангкоке, председательствовали Нгуен Ван Тхиеу и Таном Киттикачон. Основной тематикой форумов являлось военное противостояние в Индокитае, мобилизация против ДРВ, Вьетконга и их союзников.

Роль ВАКЛ состояла в прямом вовлечении в войну вооружённых сил Южной Кореи и Таиланда, гражданского персонала Филиппин, специалистов-инструкторов Тайваня.

1970, Киото. Глобальный подход

Крупной вехой в истории ВАКЛ стала IV конференция (сентябрь 1970 года) в Киото. Перед участниками выступили премьер-министр Японии Эйсаку Сато. Ку Ченкан охарактеризовал этот форум как «новую веху мировой антикоммунистической борьбы»[7]. Несмотря на трудное положение Сайгона, обозначившееся поражение США во Вьетнаме, смену власти в ФРГ и общий сдвиг влево, ВАКЛ разрабатывала программу глобального политико-идеологического противостояния коммунизму. Акцент делался на привлечение молодёжи к антикоммунистическим проектам. Особый резонанс вызвало выступление Хуаниты Кастро.


Мы должны перейти от защиты свободы к наступлению свободы.
Хан Сун Су, южнокорейский делегат

Киотская конференция сопровождалась массовыми мероприятиями акциями сторонников и противников Лиги.


Вижу, группа левых радикалов проникла в этот зал. С удовольствием предлагаю им свою терапию. Но если пациенты не послушаются, моё лечение будет грубым.
Рёити Сасакава[8]

V конференция ВАКЛ в Кесон-Сити (Филиппины) безуспешно призывала президента США Ричарда Никсона отказаться от политики сближения с КНР.

Первая половина 1970-х. Антикоммунизм в обороне

VI конференция ВАКЛ (июль 1972 года) впервые состоялась вне Азиатского континента — в Мексике. Была учреждена Латиноамериканская антикоммунистическая конфедерация[9]. Обозначился постепенный перенос приоритетной активности из Юго-Восточной Азии в Западное полушарие. В этой связи, сообразно местным условиям, на первый план выдвигались неправительственные структуры, часто террористического характера.

Конференции 1973 и 1974 состоялись соответственно в Лондоне и Вашингтоне. Общее положение в мире на тот период не способствовало успехам ВАКЛ. Характерно, что правительство Великобритании не допустило присутствия делегатов Тайваня. В Вашингтоне собрание было более широким. Участвовали представители администрации Никсона и конгресса, присутствовал президент Никарагуа Анастасио Сомоса, выступали Ярослав Стецько, Сюзанна Лабин, были приняты в состав ВАКЛ организации из Камбоджи, Ливана и болгарской эмиграции.

На конференции 1975 года в Рио-де-Жанейро учредился Совет солидарности Ближнего Востока — новое региональное подразделение ВАКЛ. Его основу составили ливанские национал-либералы и Ливанская фаланга. Появлялась информация об участии ВАКЛ в формировании правохристианских ополчений в ливанской гражданской войне.

Период 1971—1975 годов был сложным для ВАКЛ. Усиливались международные позиции СССР, западные правительства шли на серьёзные уступки, коммунисты одержали победу в в Индокитае, сдвиги влево произошли в Западной Европе и Африке.

Противоположная тенденция концентрировалась в Латинской Америке: приход генерала Бансера к власти в Боливии, военный переворот 1973 года в Чили, переворот президента Бордаберри в Уругвае, деятельность Антикоммунистического альянса Аргентины, ультраправых сил Гватемалы и отчасти Мексики.

В 1975 году началась реализация операции «Кондор». Координационный центр находился в Боливии, наиболее активные формирования в Аргентине и Гватемале. Ультраправые боевики провели серию удачных терактов против латиноамериканских левых. Участие в «плане Кондор» считается периодом «первого расцвета» ВАКЛ.

Латиноамериканские оперативные методологии, основанные на взаимодействии правоавторитарных режимов с гражданскими парамилитарными формированиями, легли в основу политики ВАКЛ следующего десятилетия. Нарабатывались также новые идеологические и культурные установки — антикоммунизм как культ свободы, обращение к молодёжи, романтизация ультраправого подполья.

Вторая половина 1970-х. Антикоммунистические контрудары

IX конференция ВАКЛ открылась 1 мая 1976 года в Сеуле. Приветственную телеграмму направил президент Южной Кореи Пак Чжон Хи.

1976 был отмечен активизацией неофашистов в Западной Европе — действия Сандро Саккуччи в Италии, Армии освобождения Португалии, резня Монтехурра в Испании. Оперативно-координационные совещания, проведённые Стефано Делле Кьяйе, разработали программу силового противодействия компартиям и их союзникам. Де-факто продолжалась деятельность структуры Aginter Press.

Официально учредилось североамериканское региональное отделение ВАКЛ. Структура взаимодействовала с Советом противодействия коммунистической агрессии[10] (Council Against Communist Aggression; с 1980 — Council for the Defense of Freedom, Совет защиты свободы) и Советом за мировую свободу (Council for World Freedom)[11] — основанным Джоном Синглаубом при участии Рэя Клайна.

Постепенно в США сложился сильный организационно-финансовый комплекс ВАКЛ. Его сформировала сеть политических групп и исследовательских центров типа Совета за мировую свободу, Коалиции за мир с позиции силы, Всемирного молодёжного крестового похода за свободу, Фонда консервативного действия, Консервативного кокуса, Совета по национальной политике и т. п. Главной фигурой являлся генерал Синглуаб, среди участников были конгрессмены, сенаторы, известные общественные деятели, крупные предприниматели. Важную роль в американском отделении ВАКЛ играл профессор Поссони. Однако пронацистские тенденции латиноамериканских структур Лиги привели мексиканских и боливийских неофашистов к серьёзному конфликту с убеждённым либералом Поссони.

Государственный переворот в Аргентине привёл к власти военную хунту генерала Виделы — подавившую ультраправых парамилитарес, но возведшая антикоммунизм в ранг активной государственной политики (в том числе на международном уровне и во взаимодействии с ВАКЛ).

Жестокая расправа над левыми студентами и государственный переворот в Таиланде остановили распространение коммунизма в Индокитае.

X конференция ВАКЛ — 18 апреля-23 апреля 1977 года, Тайбэй — утвердила доктринальную позицию Лиги:


Идеология, политическая система и образ жизни коммунизма противоречат природе человека.

Политика мирного сосуществования характеризовалась как «примирительная стратегия коммунистов» и «катастрофа для свободного мира». Одновременно был сделан жест в адрес только что пришедшей к власти администрации Джимми Картера:


Антикоммунистическое движение идёт рука об руку с движением защиты прав человека.

Основным докладчиком на Тайбэйской конференции был Марио Сандоваль Аларкон. Это снова продемонстрировало рост влияния и значения латиноамериканских антикоммунистических структур, в том числе парамилитарных формирований типа Mano Blanca.

На форуме ВАКЛ звучали неожиданные предвидения, точно спрогнозировавшие сроки и ход событий:


Марксизм воюет против времени. Тенденции развития на нашей стороне. Ближайшие десять лет будут решающими. Дадут о себе знать разрушительные силы в самом марксистском царстве.
Отто фон Габсбург, выступление на конференции ВАКЛ[12]

Год спустя XI конференция ВАКЛ в Вашингтоне утвердила создание африканской региональной структуры (в её состав вошли организации из стран с прозападными правительствами — Либерии, Малави, Кении, Лесото, Кот д'Ивуара, Марокко). Конференция призвала правительства свободного мира усилить пропаганду концепции прав человека, а администрацию США — не снижать мер безопасности в АТР (отражение беспокойства Тайваня в связи с нормализацией американо-китайских отношений).

На XII конференции ВАКЛ в Асунсьоне прозвучала резкая критика президента Картера за недостаточно жёсткий антисоветский курс и сближение с коммунистическим Китаем:


Мы, собравшиеся здесь свободные люди, обвиняем администрацию Картера в предательстве человечества.
Марио Сандоваль Аларкон

В той же тональности были выдержаны принятые резолюции. Между организациями ВАКЛ и ведущими западными правительствами того периода, особенно американским, обозначился серьёзный конфликт. Антикоммунисты требовали более активной и жёсткой политики, а также прекращения либеральной критики правоавторитарных режимов и ультраправых сил. В то же время лозунги защиты прав человека продолжали активно использоваться — но только применительно к государствам «реального социализма».

В целом 1970-е годы были периодом отступления ВАКЛ. Коммунистические либо прокоммунистические партии пришли к власти более чем в десяти государствах Индокитая, Африки, Среднего Востока, Центральной Америки и Карибского бассейна. В Западной Европе и Северной Америке усилились лево-либеральные тенденции. В ответ структуры ВАКЛ активизировались во внеправовом поле, вплоть до терроризма, подключились к операциям «Гладио», «Кондор», «Чарли», сформулировали наступательную антикоммунистическую доктрину, всячески поддерживали правые антикоммунистические правительства.

1980-е. Антикоммунистическое наступление

Резкое обострение международной обстановки в 1980 году, конец «разрядки», избрание Рональда Рейгана кардинально изменили положение дел. Администрация Рейгана и ЦРУ США установили с ВАКЛ системные оперативные связи[13]. Деятельность ультраправого интернационала укладывалась в русло доктрины Рейгана. Характерно, что в 1980-х во главе ВАКЛ стоял генерал Джон Синглауб, глава американского Совета свободы, бывший командующий американскими войсками в Южной Корее, снятый с этого поста решением Картера. Синглауб, возглавивший Совет за мировую свободу, выступал связующим звеном между Лигой и американскими официальными инстанциями, прежде всего СНБ.

Основная активность переместилась в Центральную Америку. Это было связано с сандинистской революцией в Никарагуа 1979 года, создавшей ещё один очаг «красной опасности», и с ожесточённой гражданской войной в Сальвадоре. Региональный центр ВАКЛ сложился в Гватемале под руководством Сандоваля Аларкона. Активно действовала и сальвадорская партия АРЕНА Роберто д'Обюссона. Главным методом стала деятельность парамилитарных формирований в оперативном взаимодействии с армейскими и полицейскими силами. В результате наступление левых сил было остановлено. Символично, что элитный батальон сальвадорской армии назвался «Рональд Рейган»[14].

Никарагуанское движение Контрас дистанцировалось от ВАКЛ. В нём были представлены левоцентристские и левые силы, для которых сотрудничество с такой организацией являлось совершенно неприемлемым. Однако связь поддерживалась через Адольфо Калеро и аргентинских инструкторов. База обеспечения была создана активистами ВАКЛ в Коста-Рике при участии оперативника ЦРУ Джона Халла[15] и крайне правой организации Движение свободы Коста-Рики во главе с Берналем Урбина Пинто. Американские члены ВАКЛ закупили для контрас вертолёт.

К афганскому конфликту ВАКЛ подключалась на стороне моджахедов через структуру Комитета за свободный Афганистан (Committee for a Free Afghanistan) и бизнес группы бен Ладена[16], занимавшейся материально-техническим обеспечением и подбором кадров вооружённой оппозиции.

Начало 1980-х отмечалось также активным проникновением ВАКЛ на Африканский континент. 31 мая 1980 года в Рабате учредилась аффилированная с Лигой African Organization for Freedom and Democracy — Африканская организация за свободу и демократию. Председательствовал мэр Монровии Натан Росс. В заключительном слове он призвал африканские народы к антикоммунистическому единению. Видную роль в африканской структуре ВАКЛ играл также заместитель председателя парламента Кот д'Ивуара, известный писатель Морис Улати. Либерия, Кот д'Ивуар, Кения, Лесото, Свазиленд, отчасти Нигерия, Сьерра-Леоне, Верхняя Вольта играли для антикоммунизма в Африке роль, сходную с Боливией, Чили, Аргентиной, Парагваем в Южной Америке. Расширение присутствия ВАКЛ в Африке вынудило дистанцироваться от режима апартеида в ЮАР.

ВАКЛ подключилась к мозамбикскому военно-политическому конфликту, оказывая помощь РЕНАМО. С Лигой сотрудничал лидер ангольского ФНЛА Холден Роберто. В гораздо меньшей степени наладилось взаимодействие с крупнейшим в Африке антикоммунистическим партизанским движением — УНИТА, что объяснялось левыми взглядами Жонаса Савимби. С другой стороны, по некоторым данным, оперативное сотрудничество с УНИТА осуществляли итальянские неофашисты Стефано Делле Кьяйе и Пьерлуиджи Конкутелли.

25 июля 1980 года XIII конференция ВАКЛ в Женеве призвала правительства США, Западной Европы и Японии объединиться в противостоянии советскому вторжению в Афганистан. Конференция также категорически отвергла обвинения ВАКЛ в фашизме. Из Лиги был демонстративно исключён британский антрополог-расист Роджер Пирсон, занимавший видное место в американском отделении.

XIV конференция ВАКЛ в Тайбэе 3 августа 1981 года проходила совместно с форумами АЛНА и Молодёжной антикоммунистической лиги народов Азии Председательствовал доктор Ку Ченкан. Конференция призвала к выработке глобальной антикоммунистической стратегии и вновь — как всегда на тайваньских мероприятиях — приняла резолюцию об объединении Китая на демократических основах. В ВАКЛ были приняты Организация защиты мира справедливости и свободы Мориса Улати и Американская Лига свободы генерала Синглауба.


Стало предельно ясно: свобода и рабство не могут сосуществовать. Не может быть реального мира, пока сплочение свободных наций не уничтожит коммунистическую напасть. История неуклонно движется вперёд. Свобода победит рабство. Люди мира уже отвергли коммунизм и поднимаются против него. Мы призываем свободные народы поддержать борцов, сражающихся против коммунистических штыков. Доведём нашу борьбу до победного конца, уничтожим коммунистические режимы, освободим порабощённых и откроем новую эру свободы и демократии. Свобода и антикоммунизм победят.
Цзян Цзинго, президент Китайской Республики, обращение к XIV конференции ВАКЛ[17]

XV—XVII конференции (Токио, 1982, Люксембург, 1983, Сан-Диего, 1984) выступали со сходными воззваниями. 5 февраля 1982 года состоялась первая учредительная конференция европейской структуры ВАКЛ — под почётным председательством Ку Ченкана.

Символически знаменательной оказалась XVIII конференция 9 сентября 1985 года в Далласе. Впервые к ВАКЛ прямо обратился президент США — была зачитана телеграмма Рональда Рейгана. На конференции председательствовал президент Китайской Республики Цзян Цзинго, сын и преемник основателя ВАКЛ Чан Кайши. На XX конференции ВАКЛ 16 августа 1987 года в Тайбэе зачитывались послания уже трёх президентов — Цзян Цзинго, Альфредо Стресснера и Рональда Рейгана.


Я приветствую участников благородного дела. Наши совместные усилия продвигают ход истории к всемирной свободе. Мы должны быть упорными и никогда не колебаться. Шлю наилучшие пожелания всем, кто участвует в крестовом походе за свободу. Да благословит вас Бог.
Рональд Рейган, телеграмма XVIII конференции ВАКЛ[18]

Но при всём тесном сотрудничестве отношения между ВАКЛ и администрацией Рейгана отнюдь не являлись беспроблемными и безоблачными. Именно в 1980-е годы с санкции Вашингтона были демонтированы правоавторитарные режимы в Аргентине, Бразилии, Чили, Уругвае, Парагве, Южной Корее, на Филиппинах. Идеологически Вашингтон более симпатизировал рейганистским повстанческим движениям Демократического Интернационала, нежели околокриминальным «эскадронам», характерным для ВАКЛ. Наиболее серьёзный конфликт произошёл в Боливии, где осенью 1981 при американском участии участии был отстранён президент Луис Гарсиа Меса и его режим[19], максимально приближенный[20] к модели ВАКЛ.

Конец 1980-х. Изменение обстановки

Потепление американо-советских отношений в 1986—1989 годах, начатые переговоры о мирном урегулировании военно-политических конфликтов в Афганистане, Никарагуа, Гватемале, Сальвадоре, Анголе, Мозамбике, наконец, скандал Иран-контрас сильно подорвали позиции ВАКЛ и снизили её активность. В то же время на конференциях в августе 1988 (Швейцария) и августе 1989 (Австралия) отмечалась роль Лиги в достигнутом кардинальном изменении соотношения мировых сил.

В июне 1988 была произведена смена руководства ВАКЛ: Ку Ченкан передал председательство одному из руководителей Тайбэйского городского совета[21], президенту Тамканского университета[22] Клементу Чангу[23]. Год спустя он оставил этот пост, получив назначением министром транспорта Китайской Республики. Председателем ВАКЛ был избран тайваньский политик Чао Цзычи.

XXI конференция ВАКЛ в Женеве сопровождались физическими столкновениями. Коммунистические и левые активисты предприняли атаку на церемонию открытия. Беспорядки были пресечены швейцарской полицией. XXII конференция в Брисбене сопровождалась политическим скандалом: лейбористское правительство Австралии во главе с Робертом Хоуком отказалось выдать въездные визы Чао Цзычи и приёмному сыну Чан Кайши генералу Цзян Вэйго, также крупному деятелю ВАКЛ.

Программные установки Лиги в период 1987—1989 акцентировали лозунги мира, демократии, справедливости, национального суверенитета и рыночной экономики.

1990-е. Переход от WACL к WLFD

Второй этап XXII конференции переименовал Всемирную антикоммунистическую лигу во Всемирную лигу за свободу и демократию — WLFD[24]. Решение было принято в Брюсселе 23 июля 1990 года. При этом сохранялось правопреемство, идейно-политические основы, полномочия руководящих органов и нумерация форумов.

Организационные вопросы, связанные с трансформацией Лиги, решались на XXIII конференция в Сан-Хосе 21 августа 1991 года (по символическому совпадению — день окончательного поражения ГКЧП в Москве). Собравшихся приветствовал президент Коста-Рики Рафаэль Кальдерон Фурнье. Был учреждён пост президента Лиги, который занял Чао Цзычи. По его представлению генеральным секретарём был утверждён Ву Чжэ Сун (Южная Корея)[25].

Первое публичное собрание Лиги на территории Восточной Европы состоялось в ходе XXIV конференции, открывшейся 10 августа 1992 года в Будапеште. Председательствовал лидер венгерской Независимой партии мелких хозяев Йожеф Торгиан. Был проведён также академический симпозиум «Поддержка движения к свободе и демократии». XXV конференция — октябрь 1993 — прошла в Берлине (присутствовал Далай-лама XIV). XXVI конференция (август 1994) — в Москве.

XXVII конференция WLFD состоялась 28 июля 1995 года в Нью-Йорке и прошла под знаком 50-летия ООН. XXVIII конференция открылась 21 мая 1996 года в Тайбэе (первоначально планировалась в Кейптауне). XXIX конференция под совместным председательством Чао Цзычи и губернатора Арканзаса Майкла Хакаби проходила 17 сентября 1997 года в Вашингтоне. XXX конференция собралась 28 августа 1998 года в Бангкоке; председательствовали Чао Цзычи и генерал ВВС Таиланда, председатель таиландского отделения Лиги Чакорн Даттананда[26]. Обсуждались проблемы развития демократии в условиях глобализации.

17 мая 1997 года Чао Цзычи заявил об отставке с поста президента WLFD. В исполнение обязанностей вступил глава тайваньского отделения Лиги, известный гоминьдановский политик Яо Енчи[27]. Официально Яо Енчи избран президентом WLFD 5 августа 1998 года. Он стал третьим главой WACL-WLFD после Ку Ченкана и Чао Цзычи. (В 1999—2000 эту должность занимал Клемент Чанг.) Таким образом, от создания организации и до сего дня её первыми лицами являются китайцы Тайваня. Идеология и политический курс партии Гоминьдан[28] во многом определяет программу и деятельность Лиги.

Дезактуализация антикоммунистической борьбы переместила акценты на проблемы глобального развития и прав человека, взаимодействие с ООН в качестве неправительственной организации. Основным направлением деятельности стало проведение международных форумов, семинаров, симпозиумов. (15 июля 1991 года в симпозиуме WLFD «Новый мировой порядок после войны в Персидском заливе» с речью «Расширение границ мировой свободы» выступил Рональд Рейган.)

Элементы конфронтационности сохранялись в отношении Лиги к КНР. Яо Енчи с группой тайваньских государственных деятелей на рубеже 1998—1999 принимал в Тайбэе делегацию диссидентов с материкового Китая. В то же время, по мере продвижения китайских реформ, наметилось сближение позиций Гоминьдана и КПК.

Деятельность оперативно-террористического характера была прекращена, неофашистские мотивы перестали быть заметны. Антикоммунизм как таковой отведён на задний план. Антибольшевистский блок народов в 1996 году объявил о самоупразднении в связи с выполнением поставленных задач. WACL 1960—1980-х и WLFD 1990—2000-х производят впечатление разных организаций.

2000-е. Современная WLFD

В 2000-х годах деятельность WLFD практически целиком свелась к представительным мероприятиям и торжественному празднованию Всемирного дня свободы[29] 23 января (дата возвращения 14 тысяч тайваньских солдат в Китайскую Республику из плена Корейской войны в 1954 году).

Ежегодные конференции 20002013 годов обычно проводились в Тайбэе. Исключения составили форумы 2003 (Мельбурн), 2009 (Манила), 2010 (Инчхон), 2012 (Мельбурн).

Принимались декларации по проблемам прав человека в эпоху глобализации, обеспечения всеобщего мира и разоружения, консолидации демократических сил и развития гражданского общества. В конференциях участвовали официальные лица разных уровней, в том числе главы государств и правительств (Китайская Республика, Республика Корея), министры, парламентские руководители. Лига активно сотрудничает с ООН в качестве неправительственной организации.

23 января 2013 года в тайбэйском Гранд-Отеле состоялась совместная конференция Всемирной лиги за свободу и демократию и Азиатско-Тихоокеанской лиги за свободу и демократию (APLFD). Участвовали более 400 делегатов гостей из 60 стран, среди них видные парламентарии из Франции, Испании, Уругвая, Монголии, Непала. Председательствовал Яо Енчи. На форуме выступил президент Китайской Республики Ма Инцзю. Яо Енчи и Ма Инцзю вместе зажгли символический факел свободы.

В своём выступлении Ма Инцзю выразил надежду, что торгово-экономический диалог между Китайской Республикой и КНР распространится на гуманитарную и политическую сферу.


Наша конечная цель заключается в поддержании мира в Восточной Азии и в приобщении к ценностям свободы и демократии людей по обе стороны Тайваньского пролива. Хотя демократия — импортированная система, за шестьдесят лет мы доказали, что она может развиваться на почве китайской культуры.
Ма Инцзю, президент Китайской Республики[30]

Имидж организации кардинально изменился. Деятельность времён ВАКЛ вспоминается крайне редко, ассоциации не поддерживаются. Несмотря на то, что в тот период Лига была гораздо более активна, а в известном смысле и более эффективна.

В структуру WLFD входят шесть континентально-региональных объединений:

С Лигой аффилирована молодёжная организация — Всемирная молодёжная лига свободы (WYFL).

Президентом Всемирной лиги за свободу и демократию является Яо Енчи. Генеральным секретарём после отставки Клемента Чанга 1 августа 2008 года стал Се Вэньхуан.

Лига в России

В СССР ВАКЛ подвергалась критике как средоточие самой крайней реакции, «ударный отряд империализма и фашизма». При этом о конкретных действиях Лиги в советской печати сообщалось крайне скупо.

В период распада СССР некоторые авторы указывали на Лигу как на силу криминальной фашизации постсоветского пространства[31].

Отделение WLFD существует в России с 1992 года. XXVI конференция Лиги — уже под названием WLFD — состоялась 3 августа — 6 августа 1994 года в Москве. Председательствовал бывший мэр Москвы Гавриил Попов и председатель WLFD Чао Цзычи. Присутствовали американский консервативный политик Майкл Хакаби (на тот момент — вице-губернатор штата Арканзас), бывший премьер-министр Болгарии Филип Димитров, бывший премьер-министр Монголии Дашийн Бямбасурэн, президент Республики Крым Юрий Мешков, последний министр обороны СССР Евгений Шапошников. С председателем WLFD встретился премьер-министр Российской Федерации Виктор Черномырдин[32]. Юрий Мешков высказывал намерение посетить Тайвань и установить торгово-экономические связи Республики Крым с Китайской Республикой[33].

Несмотря на символичный характер мероприятия, московская конференция WLFD не получила широкого освещения и не имела заметного резонанса (не было зафиксировано даже протестов коммунистических организаций). Это могло быть связано с тем, что WLFD, в отличие от WACL, не имела правоэкстремистского имиджа, а знаковые фигуры Лиги 1970—1980-х (типа Синглауба или Сандоваля Аларкона) не прибыли в Москву.

В апреле 1995 года делегация WLFD вновь посетила Москву и встречалась с исполнительным секретарём СНГ Иваном Коротченей. Несколько месяцев спустя российская делегация в составе генерального секретаря российского отделения Лиги Николая Жданова-Луценко, руководителя администрации президента Российской Федерации Сергея Филатова, мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака посетила Тайбэй.

Политических организаций, имеющих сходство с WACL-WLFD в российском политическом спектре почти не отмечается. Некоторые программно-структурные и риторические пересечения демонстрируют национал-демократы и отдельные элементы Народно-трудового союза[34][35].

Председателем российского отделения Всемирной лиги за свободу и демократию является Гавриил Попов. Генеральным секретарём — учёный-востоковед Николай Жданов-Луценко.

Интересные факты

Один из создателей Всемирной антикоммунистической лиги Пак Чон Хи[36] начинал свою политическую деятельность в качестве коммуниста[37].

Коммунисткой была в молодости и Сюзанна Лабин. На антикоммунистические позиции она перешла после разочарования в сталинизме[38], но при этом осталась левой социалисткой[39].

Известный итальянский неофашист Стефано Делле Кьяйе[40][41] участвовал в конференции ВАКЛ 1980 года в Буэнос-Айресе. Впоследствии он отказался от сотрудничества с Лигой, поскольку усмотрел недостаточную антикоммунистическую активность и чрезмерное влияние ЦРУ США[42].

См. также

Напишите отзыв о статье "Всемирная антикоммунистическая лига"

Примечания

  1. [solidarizm.ru/txt/genarp.shtml Генералы аргентинских карьер]
  2. [solidarizm.ru/txt/gvate.shtml Антикоммунистический антикриминал]
  3. [lenta.ru/news/2008/10/07/link Отставной генерал рассказал о связях Маккейна с радикальными антикоммунистами]
  4. [www.vkrizis.ru/news.php?news=4063&type=world&rub=soc Корейский пророк надстроил экономический базис на фундаменте веры]
  5. [books.google.ru/books?id=6FivSpNY2fkC&pg=PA86&lpg=PA86&dq=sandoval+alarcon+anti+communism&source=bl&ots=F0koAOD7vy&sig=2z05tsHi83qZoCrB-I1PtAoVD3s&hl=ru&sa=X&ei=dLi1UuC9EO7S4QSwxIDADQ&ved=0CEMQ6AEwAw#v=onepage&q=sandoval%20alarcon%20anti%20communism&f=false The Last Colonial Massacre. Latin America in the Cold War. P. 86. New York. 2008]
  6. [www.spartacus.schoolnet.co.uk/JFKclineR.htm Ray S. Cline]
  7. [taiwaninfo.nat.gov.tw/ct.asp?xItem=168832&CtNode=103&htx_TRCategory=&mp=4 Kyoto meetings spur anti-Red movement]
  8. [taiwantoday.tw/ct.asp?xItem=143374&CtNode=124 Anti-Communist victory in Japan]
  9. [www.intertrend.ru/news/html/228.html Агентура ЦРУ внедряется в ряды американских миссионеров]
  10. [findingaids.loc.gov/db/search/xq/searchMfer02.xq?_id=loc.mss.eadmss.ms003015&_faSection=overview&_faSubsection=did&_dmdid= Herbert A. Philbrick papers, 1849—1997. Collection material in English. Manuscript Division, Library of Congress, Washington, D.C. MSS84356]
  11. [rightweb.irc-online.org/articles/display/United_States_Council_for_World_Freedom United States Council for World Freedom]
  12. [taiwantoday.tw/ct.asp?xItem=129508&CtNode=124 Liu K’ang-sheng. From talk to action]
  13. [www.intertrend.ru/news/html/50.html ЦРУ / Всемирная антикоммунистическая лига]
  14. [solidarizm.ru/txt/fanas.shtml Фанат свободы]
  15. [www.spartacus.schoolnet.co.uk/JFKhullJ.htm John Floyd Hull]
  16. [www.voltairenet.org/article132238.html#nb6 Всемирная антикоммунистическая лига — преступный интернационал]
  17. [taiwanreview.nat.gov.tw/fp.asp?xItem=120453&ctNode=1337 Anti-Communist road to freedom]
  18. [rightweb.irc-online.org/articles/display/World_Anti-Communist_League Tracking militarists’ efforts to influence U.S. foreign polic. World Anti-Communist League]
  19. [www.christiebooks.com/ChristieBooksWP/2013/02/stefano-delle-chiaie-in-bolivia-notes-on-the-memoirs-of-stefano-delle-chiaie-by-paul-sharkey/ STEFANO DELLE CHIAIE IN BOLIVIA — Notes on the memoirs of Stefano Delle Chiaie by Paul Sharkey]
  20. [pn14.info/?p=141151 Че Гевара антикоммунизма]
  21. [taiwaninfo.nat.gov.tw/fp.asp?xItem=132104&CtNode=124 Events from day to day]
  22. [english.tku.edu.tw/aboutTKU_history.asp Tamkang university. Brief History]
  23. [english.tku.edu.tw/abouttku.asp About TKU]
  24. [www.wlfdroc.org.tw/ World League for Freedom and Democracy — 世界自由民主聯盟網站]
  25. [www.tobiashubinette.se/antikommunister.pdf En introduktion till World Anti-Communist League]
  26. [books.google.ru/books?id=2MM3c9DKhlIC&pg=PA75&lpg=PA75&dq=Chakorn+Dattananda&source=bl&ots=lkffq3BJrl&sig=dm864-KyIDefbtN-9_6dVKD6jRk&hl=ru&sa=X&ei=phq7Uv7uNeOT4ATvioAo&ved=0CCoQ6AEwAA#v=onepage&q=Chakorn%20Dattananda&f=false Somboon Suksamaran. Military Elite in Thai Politics. Institute of SouthEastAsian Studies. 1984. ISBN 9971-902-49-4]
  27. [www.chinapost.com.tw/taiwan/intl-community/2009/01/19/192691/Taiwan-a.htm Taiwan a lighthouse of democracy and freedom in the Asia Pacific: Yao]
  28. [vkrizis.ru/news.php?news=3523&type=world&rub=soc Тайваньский нэп продолжает побеждать]
  29. [www.taipeitimes.com/News/local/archives/2002/02/03/122572 NGO celebrates World Freedom Day]
  30. [www.taipeitimes.com/News/taiwan/archives/2013/01/24/2003553301 Ma hopes for rights talks with China]
  31. [grachev62.narod.ru/Kurginyan/ch_04.htm Коллектив авторов. Постперестройка: Концептуальная модель развития нашего общества, политических партий и общественных организаций. Гл. 4. Идеология криминальной буржуазии. Антикоммунизм. М.: Политиздат, 1990. — 93 с. ISBN 5-250-01463-1]
  32. [books.google.ru/books?id=Xf8WDynb1VUC&pg=PA101&lpg=PA101&dq=world+league+for+freedom+and+democracy+(wlfd)+conference+in+moscow+1994&source=bl&ots=znOl9GTlO0&sig=8h76eAnQAgjM8by_3j2kw5CPbUU&hl=ru&sa=X&ei=8NW5UszQIMjC4gTU9IHwAg&ved=0CDcQ6AEwAQ#v=onepage&q=world%20league%20for%20freedom%20and%20democracy%20(wlfd)%20conference%20in%20moscow%201994&f=false Czeslaw Tubilewicz. Taiwan and Post-Communist Europe. First published 2007 by Routledge 2 Park Square, Milton Park, Abingdon, Oxon OX14 4RN. ISBN 0-203-94697-9 Master e-book ISBN]
  33. [taiwantoday.tw/ct.asp?xItem=58168&CtNode=122 Week in review. 08/05/1994]
  34. [www.novayagazeta.spb.ru/2010/77/6 Сергей Кириллов. Товарищ тамбовский волк]
  35. Наша Версия на Неве № 198, 17 — 23 октября 2011. Семён Спиридонов. Партия, рождённая в пивбаре, разворачивается в деле
  36. [lib.ru/MEMUARY/SINGAPUR/koreareborn.txt Возрожденная Корея: модель развития]
  37. [vestnik.kr/article/historypage/3338.html Генерал Пак Чон Хи Очерк политической биографии]
  38. Staline le Terrible. Panorama de la Russie soviétique, Paris, Éditions Self, 1948.
  39. [archive.org/stream/anthillthehumanc013613mbp/anthillthehumanc013613mbp_djvu.txt The Anthill The Human Condition In Communist China"]
  40. [www.wlfdroc.org.tw/ STEFANO DELLE CHIAIE IN BOLIVIA]
  41. [falangeoriental.blogspot.ru/2013/09/blog-post_13.html Орел эпохи Кондора]
  42. Audition [archive] de Stefano Delle Chiaie le 22 juillet 1997 devant la Commission italienne parlementaire sur le terrorisme présidée par le sénateur Giovanni Pellegrino

Литература

  • Андерсон С., Андерсон Й. Л. Тайны «Черной лиги». — М.: Политиздат, 1990. — 272 с. — ISBN 5-2500-1068-7.
  • Torben Gülstorff: Warming Up a Cooling War: An Introductory Guide on the CIAS and Other Globally Operating Anti-communist Networks at the Beginning of the Cold War Decade of Détente ([www.wilsoncenter.org/publication/warming-cooling-war-introductory-guide-the-cias-and-other-globally-operating-anti Cold War International History Project Working Paper Series #75]), Washington 2015.

Ссылки

  • [www.voltaire.ru/v-fokuse-sobyitiy/article132238.html Всемирная антикоммунистическая лига — преступный интернационал]
  • [rightweb.irc-online.org/groupwatch/wacl.php World Anti-Communist League, background on WACL from Right Web]
  • [www.politklass.ru/cgi-bin/issue.pl?id=1263]

Отрывок, характеризующий Всемирная антикоммунистическая лига

Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.