Воздушный компонент Бельгии

Luchtcomponent Composante Air Воздушный компонент
Страна	Бельгия
Подчинение	Министерство обороны Бельгии
Входит в	Вооружённые силы Бельгии
Тип	Военно-воздушные силы
Участие в	Первая мировая война 1914—1918 Вторая мировая война 1940—1945
Командиры
Действующий командир	Генерал-лейтенант авиации Герард ван Каленберге нидерл. Luitenant-Generaal vlieger Gerard Van Caelenberge

Воздушный компонент Бельгии (ранее — Военно-воздушные силы Бельгии) — структура в составе Вооружённых сил Бельгии, ответственная за ведение боевых действий в воздухе.

Бельгийская армия получила первые самолёты в 1911 году. ВВС Бельгии принимали участие в Первой и Второй мировых войнах. В октябре 1946 года были выделены в самостоятельный вид вооружённых сил. В 2002 году ВВС Бельгии прекратили существование и вошли в состав единой структуры вооружённых сил как Воздушный компонент.

История

В апреле 1919 года ВВС Бельгии состояли из восьми эскадрилий, три из них были истребительными, на вооружении которых числились самолёты типов Hanriot HD.1, Sopwith Camel, Nieuport XVII, Spad VII и Fokker D. VII.

В марте 1920 года лётная школа из Этампе переехала в Ювиси. После этого началось наращивание численности ВВС.

С 1922 по 1931 годы в них была собрана интересная коллекция иностранных самолётов. Среди них были 30 D.H.9, 87 Nieuport-Delage 29C-1, 45 разведчиков-бомбардировщиков Ansaldo A.300/4, 20 Morane-Saulnier Parasol (1923), 21 учебных Avro 504K, 15 D.H.4, 40 Bristol 17 F2B Mk.IV, 39 Avia B.H. 21 и 146 Breguet 19.

В период с 1924 по 1929 годы ВВС Бельгии приобрели 98 самолётов подобных типов. В конечном счёте численность авиации составила 8 авиагрупп, содержащих 29 эскадрилий (4 аэростатных, 6 наблюдательных, 4 воздушной поддержки, 5 истребительных, 3 разведывательных, 4 технических и 3 учебных). Эти группы базировались в Целлике, Гётценховене, Эвере, а учебные эскадрильи переехали в Вефельген.

В 1926 году авиагруппы были преобразованы в 3 полка. Из-за серьёзных бюджетных ограничений один из полков был расформирован, однако в конце 1929 года появились ещё 2 полка.

Личный состав авиаполков составлял 1990 человек, самолётов первой линии было 234 (из них 36 учебных). В 1935 году ВВС стали одной из двух составляющих частей Командования ПВО. Второй была зенитная артиллерия.

По лицензии компания Ateliers Renard в Эвере построила 10 монопланов Renard R.31, ещё 26 были построены фирмой SABCA с 1935 по 1937 год. Кроме того, в 1938 году в Великобритании были закуплены 22 самолёта Gloster Gladiator, в сентябре 1938 года были заказаны 2 Fox VII и 20 истребителей Hawker Hurricane I.

К марту 1939 года были построены по лицензии 80 Харрикейнов. Бельгийские Харрикейны были вооружены четырьмя пулемётами 50 калибра, хотя оригинальная британская версия имела восемь пулемётов 30 калибра.

Также бельгийцы заказали в США истребители Brewster Buffalo. Ко дню вторжения ВВС Бельгии состояли из 11 авиагрупп, в составе 73 эскадрилий, дислоцированных в Дерне, Гётценховене, Биерсете, Шаффене, Нивеле и Эвере.

Боевой состав

Обозначение формирования или части	Вооружение и оснащение	Место расположения

Техника и вооружение

Данные о технике и вооружении ВВС Бельгии взяты со страницы журнала Aviation Week & Space Technology.

Тип	Производство	Назначение	Количество	Примечания	Изображение
Самолёты
Airbus A310-200	Европейский союз Европейский союз	пассажирский самолёт	2
Dassault Aviation Falcon 900	Франция Франция	административный самолёт	1
Dassault-Breguet Falcon 20C	Франция Франция	административный самолёт	2
Dassault/Dornier Alpha Jet E	Франция Франция Германия Германия	лёгкий штурмовик и учебный самолёт	29
Embraer ERJ 135	Бразилия Бразилия	региональный пассажирский самолёт	2
Embraer ERJ 145	Бразилия Бразилия	региональный пассажирский самолёт	2
Lockheed C-130H	США США	транспортный самолёт	10
Piper PA-18 Super Cub	США США	лёгкий двухместный самолёт	5
Sabca/Sonaca F-16A Sabca/Sonaca F-16B	Бельгия Бельгия Бельгия Бельгия	многоцелевой истребитель	53 15	Производились с 1979 по 1990 год на заводе SABCA
SIAI-Marchetti SF.260D SIAI-Marchetti SF.260M	Италия Италия Италия Италия	учебно-тренировочный	9 25
Вертолёты
Aerospatiale SA316B	Франция Франция	лёгкий многоцелевой вертолёт	3
Aerospatiale SA318C	Франция Франция	лёгкий многоцелевой вертолёт	13
Agusta A109 Agusta A109A	Италия Италия Италия Италия	лёгкий разведывательный и штурмовой вертолёт	12 15
Westland Sea King Mk 48	Великобритания Великобритания	поисково-спасательный вертолёт	4

Опознавательные знаки

• Roundel of the Belgian Air Force.svg

  Опознавательный знак Воздушного компонента Бельгии

• Flag of Belgium.svg

  Знак на киль

Эволюция опознавательных знаков

Опознавательный знак	Знак на фюзеляж	Знак на киль	Когда использовался	Порядок нанесения
			1915 — 1940
			1945 — 1948
			с 1949 года по настоящее время

Знаки различия

Генералы и офицеры

Категории	Генералы				Старшие офицеры			Младшие офицеры
	30px	30px	30px	30px		30px	30px	30px	30px		30px
Бельгийское звание	Generaal	Luitenant-generaal	Generaal-majoor	Brigade-generaal	Kolonel	Luitenant-kolonel	Majoor	Kapitein-commandant	Kapitein	Luitenant	Onderluitenant
Российское соответствие	Генерал-полковник	Генерал-лейтенант	Генерал-майор	нет	Полковник	Подполковник	Майор	нет	Капитан	Лейтенант	Младший лейтенант

Подофицеры и солдаты

Категории	Подофицеры			Сержанты и старшины							Солдаты
					30px	30px	30px	30px		30px	30px	30px
Бельгийское звание	Adjudant-majoor	Adjudant-chef	Adjudant	1ste Sergeant-Majoor	1ste Sergeant-chef	1ste Sergeant	Sergeant	1ste Korporaal-chef	Korporaal-chef	Korporaal	1ste Soldaat	Soldaat
Российское соответствие	Старший прапорщик	Прапорщик	нет	Старшина	Старший сержант	нет	Сержант	нет	нет	Младший сержант	Ефрейтор	Рядовой

Внешние ссылки

• [www.mil.be/aircomp/index.asp?LAN=en Официальная страница Воздушного компонента Бельгии]  (англ.)  (нид.)  (фр.)
• [www.scramble.nl/be.htm Воздушный компонент Бельгии на сайте Scramble]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Воздушный компонент Бельгии

Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.