ВМ (реактор)
Поделись знанием:
9 сентября 1952 года вышло постановление правительства о проектировании и строительстве первой советской атомной подводной лодки. Постановлением предусматривалось создание научно-исследовательского института № 8 (НИИ-8, НИКИЭТ) для разработки ядерной энергетической установки (ЯЭУ). Главным конструктором ЯЭУ был назначен Н. А. Доллежаль, парогенераторов — Г. А. Гасанов (СКБК Балтийского завода).[2] Пуск наземного прототипа — стенда 27/ВМ состоялся в Обнинске в марте 1956 года.[2] Первая АПЛ была принята в опытную эксплуатацию в декабре 1958 года. В 1959 году за разработку реактора НИИ-8 был награждён орденом Ленина.[2]
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
ВМ — серия советских водо-водяных ядерных реакторов на тепловых нейтронах, размещаемых на подводных лодках. В качестве ядерного топлива используется высокообогащённая по 235-му изотопу двуокись урана. Тепловая мощность — 70…90 МВт.
Разработаны НИИ-8. Относятся к первому (ВМ-А) и второму (ВМ-4) поколению.[1] Реакторы ВМ-А устанавливались на первых советских АПЛ (проект 627 «Кит»).
Модификации
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
| Тип реактора | Обогащение (%) | Тепловая мощность реактора (МВт) | Проекты подводных лодок (число реакторов) |
|---|---|---|---|
| ВМ-А[1] | 21 | 70 | 627(А) «Кит» (2), 658 (2), 659 (2), 675 (2) |
| ВМ-4[1] | 21 | 90 | 667А «Навага» (2), 667АМ «Навага-М» (2) |
| ВМ-4СГ[3] | 90 | 667БДРМ «Дельфин» (2) |
Аварии и затопления реакторов
- К-320 — 18 января 1970 года на стапеле завода «Красное Сормово» при проведении гидравлических испытаний первого контура из-за нарушения технологии проверки произошёл несанкционированный запуск реактора. При этом произошло значительное радиоактивное заражение территории механосборочного цеха (первого монтажного), в котором строился корабль. Реактор впоследствии был признан неремонтопригодным и заменён. (См. Радиационная авария на заводе «Красное Сормово»).
- К-8 — подводная лодка (2 реактора ВМ-А) затонула в апреле 1970 года на глубине 4680 м в Атлантическом океане в 490 км к северо-западу от Испании.
- К-140 — выход реактора ВМ-2-4 на мощность в 18 раз превышающую номинальную. В 1972 году реактор затоплен в Карском море.
- К-159 — подводная лодка (2 реактора ВМ-А) затонула в 2003 году на глубине 170 метров вблизи острова Кильдин в Баренцевом море при буксировке на утилизацию. Компенсирующие стержни закреплены сваркой в крайнем нижнем положении. Последняя загрузка топлива выполнялась в 1972 году.
- К-219 — подводная лодка (2 реактора ВМ-4) затонула 6 октября 1986 года на глубине около 5500 метров в Атлантическом океане при буксировке после взрыва на борту.
Напишите отзыв о статье "ВМ (реактор)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=798 Энергетические блоки атомного подводного флота, proatom.ru]
- ↑ 1 2 3 [www.minatom.ru/News/Main/viewPrintVersion?id=21190 На службе атомной науки и техники, minatom.ru]
- ↑ [www.cosmoworld.ru/spaceencyclopedia/publications/index.shtml?zhelez_34.html Операция «Бегемот-2», Александр Железняков, cosmoworld.ru со ссылкой на «Секретные материалы», № 12, июнь 2005]
См. также
Ссылки
- [flot.com/science/se1.htm Научные проблемы корабельной энергетики: Введение, flot.com]
- [www.minatom.ru/News/Main/view?id=2223&idChannel=81 Член-корреспондент РАН В.Сидоренко: атомная энергетика переходит на новый уровень]
- [rc.nsu.ru/text/metodics/koldobski.html Стратегический подводный флот СССР и России, А. Б. Колдобский, rc.nsu.ru]
- [www.minatom.ru/News/Main/view?id=31606&idChannel=460 Приказ № 542 «О проведении третьей межотраслевой конференции „Корабельные ядерные реакторные установки“», minatom.ru]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи о подводных лодках. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий ВМ (реактор)
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
