ВУФКУ

Всеукраинское фотокиноуправление (ВУФКУ)
Основание	1922
Расположение	СССР СССР
Отрасль	кинематограф
Продукция	фильмы

К:Компании, основанные в 1922 году

Всеукраинское фотокиноуправление (ВУФКУ) — государственная кинематографическая организация, период существования с 1922 по 1930 год.

История создания

Основание

13 марта 1922 года ВУКФУ был создан на базе Всеукраинского кинокомитета, получив юридический статус от Украинского экономического совета 2 мая 1922 года. Государственная организация объединила всю отрасль, включая киностудии, кинопрокат, кинопромышленность, кинообразование и кинопрессу Украины и Крыма в период с 1922 по 1930 год.

В совет ВУФКУ входило пять человек, выбранных административной властью и утверждённых правительством.

В распоряжение организации попадают ателье Ермольева и Ханжонкова в Ялте, а также студии Гроссмана, Харитонова и Борисова в Одессе. Через 3 года ВУФКУ становится второй по мощности государственной кинофирмой в СССР после «Совкино», если взять за экономический критерий принцип самофинансирования.

Начало деятельности

ВУФКУ подписывает договоры про совместное сотрудничество с Турцией и начинает переговоры с фирмами Кодак (Kodak) и Пате (Pathe). Но экономическая блокада, которую держат западные страны против СССР, приводит к тяжелым условиям для кинопроизводителей. За новые фильмы им предлагают лишь чистую пленку. Регулярное производство фильмов начинается 15 июня 1923 года после получения пленки и химикатов из Германии. Тем временем экономическая ситуация ухудшается в связи с массовым закрытием кинозалов из-за повышения налогов. Государственная монополия и непомерные налоги тормозят работу студий (в Крыму даже действовала двойная монополия московского Госкино и ВУКФУ).

Как только новая фискальная политика приводит к уменьшению налогов, начинает расти количество кинозалов. На протяжении 1924—1925 годов число кинозалов увеличилось с 110 до 714, в период с 1925 по 1927 года количество киноустановок в сёлах выросла с 215 до 715. Улучшенные фотоаппараты КОК закупают у компании Пате, частично изготовляют самостоятельно (в 1925 году их произвели 120 штук). В состав киноустановок входят киноэкран, киноаппарат для демонстрации фильмов, комплект запасных ламп (125 штук по 25 ампер каждая). Кинопоказ проводится бесплатно, дополнение кинопрограмм тоже бесплатное, а в 1929 году эксплуатацию киноустановок отдают под контроль сельскохозяйственной сети. На этот же год зарегистрировано 2336 киноустановок на Украине, в ВУКФУ работает уже около тысячи творческих, инженерно-технических работников и обслуживающего персонала.

Растет количество собственных выпущенных фильмов, в 1922 их было только 3, а в 1928 — уже 36. В течение 1928—1929 годов в прокат попадают 30 игровых полнометражных и 38 культурно-образовательных фильмов, которые смотрели 16 миллионов 890 тысяч зрителей (на тот момент киностатистика считала оптимальным прокатом какого-нибудь боевика 2 миллиона проданных билетов)

В эти же годы создается два новых завода для потребностей киноиндустрии: оптико-механический КИНАП в Одессе и завод по изготовлению кинопленки «Свема» в г. Шостка.

С приходом НЭПа и свободного рынка республикам предоставляется прокатная монополия. Начиная с 1923 года, ВУКФУ сохраняет эксклюзивность кинопроката, благодаря чему получает прибыль от собственной продукции (от 12 % в 1924 году до 34 % в 1937 году). Прокатом занимаются и национализированные и частные компании (такие как «Билиани и К°», «Эллин», «Донатель», «Левин и К°»), они ведут безжалостную конкуренцию за влияние на иностранные фирмы.

В 1924 году ВУФКУ взяла контроль над тиражированием контратипов, ликвидируя тем самым систему подпроката. Так же организация привлекла талантливых писателей из влиятельных литературных групп «Гарт» и «Плуг» для создания нового репертуара Ю. Яновского, В. Радыша, М. Йогансена, Г. Косынку, О. Досвитного, В. Ярошенко, И. Бабеля, О. Корнейчука. На объявленный сценическим советом призыв отовсюду начали приходить рукописи сценариев — в течение только одного года пришло около 1300 сценариев, в основном от неизвестных авторов, лишенных какой-либо творческой или общественно-политической ценности.

С 1925 года ВУФКУ начало выпускать собственный ежемесячный журнал «Кино». Постоянным автором и фактическим редактором журнала был Н. Бажан. Кроме него на страницах журнала регулярно печатались не только журналисты, режиссёры, писатели, которых активно привлекали к участию в кино, но и работники производственной и административной сфер. Авторы боролись за возможность выхода на международные рынки для союзных республик, рассказывали о дискриминационных мерах союзных указов, касающихся украинского кино, а также бюрократизм и формализм в отношении творчества. В конце 1920-х годов протест против посягательств на независимость украинского кино был одной из главных тем журнала. Номера журнала «Кино», в которых освещалась борьба ВУФКУ против централизации, были изъяты из оборота на Украине (сейчас их можно прочитать в Москве в библиотеке имени Ленина). Журнал «Кино» получали парижская и лондонская библиотеки, академическая читальня в Праге, киночитальня в Берлине. В Киев и Одессу приходила зарубежная пресса с отзывами на украинские фильмы

В 1925 году создается конфликтная ситуация около национальных кинематографов республик, входящих в состав СССР. Одновременно с продлением монополий на прокат, вводится ряд внутренних таможенных границ между республиками Союза. Комиссариаты народного образования, в компетенцию которых входит подбор фильмов для проката, в первую очередь интересуются фильмами, которые отвечают их собственным критериям и языком, на котором написаны титры. Начинается перестройка киноорганизаций, характеризующаяся более строгим контролем над местными самоуправлениями, направленное на их тотальное отчуждение. В этом же году «Совкино» (созданное на базе объединения российских кинофирм) получает монополию проката, экспорта и ввоза кинокартин. Устанавливаются квоты: за 20 российских картин, продемонстрированных на Украине, украинских в России показывают только 6. Качественные фильмы, заказанные ВУФКУ, со временем запрещает московский Репертком. ВУФКУ решает вести собственную репертуарную политику. Оно отказывается или откладывает импорт российских картин (так, например, это случилось с известным фильмом С.Эйзенштейна «Броненосец Потёмкин»). Происходит ряд, компрометирующих обе стороны предупреждений от правительства, но ситуации это не улучшает: Госкино и ВУФКУ игнорируют друг-друга годами. Не улучшает ситуацию и договор, подписанный 25 мая 1927 года между ВУФКУ и Госкино про обмен фильмами — такие известные украинские фильмы как «Борьба гигантов», «Гамбург», «Укразия», «Два дня» и «Ночной извозчик», показанные в западной Европе, не попадают на российские экраны даже после этого соглашения. В 1924—1925 годах украинские фильмы составляли 7 % в кассовых поступлениях российских кинозалов, в 1927 — 39 %, в 1928 — 20 % от всей советской кинопродукции.

В конце 1927 года руководитель ВУФКУ О. Шоб прогнозировал, что в ближайшие годы Украина доведет кинопроизводство до ста фильмов в год. Экономика опиралась не только на внутренний рынок, а и на зарубежный — были подписаны соглашения со всеми киноорганизациями союзных республик, планировалось печатать по 70 копий каждого фильма. Не хватало пленки: то что привозилось из-за границы распределялось так Совкино — 65 %, ВУФКУ — 20 %, остальное шло другим национальным киноорганизациям. Но это не останавливало руководителей украинской киноотрасли. «Все факторы говорят про то, что Украина из-за своих природных, технических и материальных возможностей в течение ближайших лет станет центром советской кинематографии» — сообщал журнал «Кино».

Украинское фильмопроизводство до 1926 года было сосредоточено на Одесской и Ялтинской студиях. 1 декабря 1928 года начала работу Киевская кинофабрика, которая в 1929 году должна была выпустить 11 художественных и 37 полнометражных культурно-образовательных фильмов.

Международный резонанс

В октябре 1926 года ВУФКУ переехало из Одессы в Киев, поскольку тут должно было начаться строительство кинофабрики. ВУФКУ приглашало в Киев зарубежных кинодеятелей. Журнал «Кино» писал в ноябре 1927 года про приезд известного французского кинокритика и теоретика Кино Леона Мусинака. Зарубежные коллеги советовали украинским кинематографистам ориентироваться на мировой кинорынок. Как свидетельствовал Евгений Деслав, корреспондент журнала в Париже, за дату выхода украинского кино на международный форум, следует считать вторую половину 1927 года — с этого времени про украинское кино регулярно пишет заграничная пресса.

С 1926 года Украина становится вторым после США поставщиком кинопродукции для Германии. В 1927 году ВУФКУ отослало в Париж и Берлин фильмы «Тарас Трясило», "«Сорочинський ярмарок», «Микола Джеря», «Свежий ветер», «Алим», «Блуждающие звёзды», «Сумка дипкурьера», «ПКП». Реакция деловых кругов была благоприятной: ряд французских, немецких, австрийских и чешских фирм показали желание закупить украинские фильмы для своего проката, журналы разных стран печатали двухнедельные обзоры текущей продукции ВУФКУ. Международный альманах «Все кино» за 1927 год имел адреса всех филиалов ВУФКУ, информацию и статистику украинского кино. В 1928 году для фирмы Пате-Норд (Pathe-Nord) закуплено 13 фильмов уже известных на Украине режиссёров П. Чардынина, Г. Гричер-Чериковера, Г. Тасина,Ю. Стабового, Ф. Лопатинского, П. Долины, М. Терещенко, Д. Вертова, А. Довженко С 1929 года ВУФКУ экспортирует в США, Германию, Францию, Японию свои фильмы — «Атаман Хмель», «Слесарь и канцлер», «Остап Бандура». На заработанные с продаж средства появляется возможность закупать материалы, чистую пленку и новые фильмы. «Совкино» за 1926 год от заграничного проката получило больше 1 миллиона рублей, ВУФКУ прогнозировало: «Сто картин в год, пусть и не полностью использованных на заграничном рынке, дадут украинской кинематографии несколько миллионов валютой» (журнал «Кино», 1927, № 18).

Корреспондентами печатного органа ВУФКУ журнала «Кино» становятся Евгений Деслав в Париже, Мирослав Ирчан в Нью-Йорке и Канаде, Лео Кац в Вене. Они присылают свои репортажи на Украину, где их включают в строго контролируемые партией кинохроники «Маховик» (1924—1925 года), «Хроника ВУФКУ» (1925 год), «Кинонеделя» (1924—1929 года).

Развитие кинопрессы и кинокритики

Считается что именно развитие кинопрессы благоприятствовал развитию наиболее авангардной деятельности кино. Наилучшие периодические издания пестрят статьями про теорию, историю, эстетику, фильмологию и технику киносъемок. Про это пишут «Зритель» (Одесса, 1922), «Фото-кино» (Харьков, 1922—1923), «Силуэты» (Одесса, 1922—1923), «Экран» (Харьков, 1923), «Кино» (Харьков, 1925—1927, Киев 1927—1933), «Кинонеделя», орган ВУФКУ (1927), эстафету которого приняла «Киногазета» (1928—1932), «Юголеф» (Одесса, 1924—1925). Очень активной является и деятельность кинокритиков: Н. Бажана (основателя украинской кинокритики и редактора журнала «Кино»), А. Вознесенского, О. Полторацкого, Л. Скрипника, Г. Затворницкого, Д. Бузько. Они поднимают вопросы и начинают дебаты, касающиеся эстетических и идеологических концепций Седьмого Искусства. Выходит значительное количество монографий и исследований на переломе 30-х годов: «Зарисовки по теории искусства» Л. Скрипника, «Кино — оружие масс» Д. Батурова, «Что такое кино?» Ю. Кривина, «Живет кино» и «Три оператора» М. Ушакова, «Самое важное из искусств» М. Буша, «Искусство экрана» А. Вознесенского, «Звуковое кино» Й. Сивого, «Трюки в кино» Н. Вороного, «Зарубежное кино» О. Фомичевой, «Кино в селе» К. Солодаря, «Рождение украинского советского кино» Я. Савченко, «Голливуд на Чорном море» Ю. Яновского, «Актеры и продюсеры» П. Нечесы, «Записки кинорежиссёра» С. Орловича, «Александр Довженко» Н. Бажана.

Основные направления деятельности ВУФКУ

Игровое кино

В период с 1921 по 1929 годы на Украине расцветает настоящее национальное киноискусство во главе с выдающимися творцами золотого века ВУФКУ — режиссёрами Лесем Курбасом, Владимиром Гардиным, Петром Чардининым.

Из-за нехватки квалифицированных режиссёров и технического персонала на протяжении определенного времени украинское кинопроизводство выглядит не очень профессиональным. Государственный техникум кинематографии, подчиненный ВУФКУ, ещё не в состоянии насытить национальную киноиндустрию специалистами. Печатный орган ВУФКУ журнал «Кино» сообщал, что на базе Одесского кинотехникума будет создан киноинститут и отделение кино-фото-театра в Киевском художественном институте. Поэтому ВУФКУ вынуждено приглашать к себе на студии выдающихся деятелей русского кинематографа. В Ялте устраиваются режиссёр Владимир Гардин и оператор Борис Завелев, актёры Николай Панов, Олег Фрелих, Зинаида Баранцевич, Иван Худолеев. Петр Чардынин, Николай Салтиков и оператор Евгений Славинский поселяются в Одессе. На протяжении нескольких лет эти люди будут стимулировать кинопроизводство национального и европейского устремления, с большевистской доминантой.

Владимир Гардин, уже сформированный режиссёр, который имел свыше 30 поставленных ещё до революции картин, за два года осуществляет несколько постановок для ВУФКУ: в 1922 году «Последняя ставка мистера Энниока», 1923 г. «Призрак бродит по Европе», 1924 г. «Помещик», «Слесарь и канцлер», «Атаман Хмель» и «Остап Бандура». Контракт с Гардиным прервется неожиданно, в период его подготовки к съемкам «Тараса Бульбы».

Петр Чардынин имел свыше двухсот поставленных ещё до революции картин, признанный самым компетентным и самым заметным русским режиссёром, основоположник украинского и русского кинематографа, снял для ВУФКУ на Одесской киностудии 16 картин, среди которых самые яркие «Укразия»(1925 г.), «Тарас Шевченко»(1926 г.), «Тарас Трясило»(1927 г.).

Исключением является работа для ВУФКУ театрального режиссёра, украинца Леся Курбаса, который начал интересоваться киноискусством в 1924—1925 годах. На протяжении этих лет Курбас вместе с ближайшими сотрудниками О. Ватулей, П. Долиной, К. Кошевским, П. Нятко, М. Терещенко, Ф. Лопатинським и В. Меллером снимает свои фильмы «Вендетта» (сценарий М. Борисова и Ю. Стабового), «Макдональд» и «Арсеналцы».

Начиная с 1925 года ВУФКУ приглашает к сотрудничеству также немецких кинематографистов : операторов Мариуса Гольдта и Иосифа Рону, декораторов Генриха Вайзенгерца, Гаакера, Ойстховского для Одесской кинофабрики, Николая Фаркаша и Г. Рейнгольдта для Ялтинской. Короткое время также работает на Одесской кинофабрике приглашенный из Турции режиссёр Эртугрула Мухсин-бей(ставит фильм «Спартак») и Александр Грановский, основатель еврейского театра в России, который снимает на Одесской кинофабрике фильм «Еврейское счастье» по заказу «Совкино» на американское финансирование.

После 1926 года происходит интенсивное привлечение к работе всего украинского творческого потенциала — писателей, журналистов, драматургов, фотографов, художников-декораторов. Планируется создание спецфонда сценариев на основе украинских произведений до- и послереволюционного периода и зарубежной литературы, идеологически безукоризненных и загодя одобренных властью. Следить за отбором материала поручено литературно-художественному совету, в состав которого входят представители партии, профсоюзов, комиссариатов народного образования, гигиены, прессы, а также «Общества друзей советского кино». Устанавливая идеологический надзор, партия направляет кинопроизводство в сторону осуждения независимых кругов. Так появляются заказанные ВУФКУ фильмы «П К П/Пилсудский купил Петлюру» Ю. Стабового и А. Лундина, «Трипольская трагедия», снятая О.Анощенком, о зверствах петлюровцев. Появляется ряд агитмелодрам, среди которых «Синий пакет» Ф. Лопатинского, «Ордер на арест» Г. Тасина.

После периода относительно короткого формирования ВУФКУ доказывает, что овладело системой планирования кинопроизводства. Сметы полнометражных картин уменьшаются благодаря эффективности такой плановой работы (например, в 1925 году смета в среднем представляла 103 тысячи рублей, а в 1926 уже 69 тысяч). Половина сценариев пишется штатными писателями. Писатели положили начало тематическому ряду сценариев, на основе которых были снятые фильмы о безработице и забастовке в западноевропейских странах — «Борьба гигантов» В. Турина, «Гамбур» В. Баллюзека. Этот революционный и интернациональный дух будет ещё долго пронизывать все советское кино. Были популярными и темы коллективизации («Убийство селькора Малиновського» П. Сазонова), сиротства («Марийка» А. Лундина), шпиономании(«Подозрительный багаж» Г. Гричера-Чериковера, «Дело № 128» А. Кордюма), развлечения и экзотика(«Герой матча» Л.Константиновского, «Алим» Г. Тасина). Не остается и в стороне ВУФКУ в экранизации классиков литературы. Так появляются «Микола Джеря» по произведению И. Нечуй-Левицкого и «Вдогонку за судьбой» по произведению М. Коцюбинского М. Терещенко, «Сорочинская ярмарка» по произведению Н. Гоголя Г. Гричера-Чериковера, «Короли воска» по произведению И.Франко «Борислав смеется» И. Рони. Овладение современной проблематикой в украинском кинематографе происходит медленнее, чем в литературе или изобразительном искусстве. Только в 1927 году появляются картины на тему нынешнего времени, где порою рядом, не разделенными стоят производственная и любовная линии(«Взрыв» П. Сазонова, «Цемент» В. Вильнера). Борьба с капитализмом также часто переплетена с любовными интригами, как в фильме «Тени Бельведера» О. Анощенко или «Муть» Г. Тасина.

1927 и 1928 годы отмечены появлением фильмов-шедевров, которые получили мировую славу и международное признание: «Два дня» (1927) Юрия Стабового, снятого на Ялтинской кинофабрике и «Звенигора» Александра Довженко, снятая на Одесской кинофабрике ВУКФУ. Впечатление американских критиков «Таймса» от фильма Г. Тасина «Два дня», что демонстрировался в Нью-Йорке: «Художественная сторона фильма не была слишком нагружена пропагандой, как бы мы могли надеяться из страны Сталина. (…) Фильм „Два дня“ отличается от всех других советских фильмов, какие мы видели, тем, что он концентрирует драматизм не на массе, а на индивидууме». В этот же период для ВУФКУ работает Дзига Вертов(Давид Кауфман), ставя документальную картину «Одиннадцатый» о сооружении гидроэлектростанции. Леонид Могилевский ставит на основе 40 тыс. метров хроники о революционных событиях фильм «Как это было» в 1928 г. и «Документ эпохи», где использованные неизвестны общественности кадры хроники о входе белогвардейцев в Киев, провозглашение УНР в 1918 году и банкет у гетмана. Он же вместе с А. Довженко организует первую на Украине кинотеку, в которую входят 350 негативов ВУФКУ и приблизительно 2100 копий советских и заграничных фильмов.

Два раза для экранизации своих сценариев на Украину приезжает Владимир Маяковский, сначала в 1922 году, потом между 1926 и 1928 годами. Но как и в России, он сталкивается в ВУФКУ с непониманием и нерешительностью директоров, не находит режиссёра, способного экранизировать его новаторские сценарии. 10 сценариев ВУФКУ заказало Маяковскому, и только 2 из них экранизировало, загодя выхолостив сатирические элементы. Это детские фильмы «Трое» О. Соловьёва и «Октябрюхов и Дєкабрюхов» О. Смирнова и О. Искандер.

За 1928—1929 годы было снято ещё много фильмов, самым ярким из которых является «Проданный аппетит» М. Охлопкова, «Джимми Гиггинс» и «Ночной извозчик» Г. Тасина, «Арсенал» А. Довженко, «Человек с киноаппаратом» Д. Вертова и «Ливень» И. Кавалеридзе. Заметной темой в фильмах ВУФКУ является эмансипация женщины. Она раскрыта в фильмах «Студентка» О. Каплера, «Мертвая петля» О. Перегуды и «Большое горе маленькой женщины» М. Терещенко.

Анимационная кинематография

ВУФКУ также дает дорогу молодым аниматорам. Ещё в 1926 году ВУФКУ организует анимационный комбинат во главе с В. Левандовским и В. Девяткиным а также с их художниками-фазировщиками С. Гуецким, Е. Горбачем, И. Лазарчуком. Для киножурналов, которые сопровождали показ фильмов, комбинат создает фильм об изучении украинского языка «Украинизация»(реж. В.Девяткин), «Сказку о соломенном бычке» и «Сказке про Белочку-хозяюшку и Мышку-злодеечку»(реж. В.Левандовский). Для создания своих работ В. Левандовський изобретает автоматический карандаш — далекого предвестника компьютерной анимации. Впоследствии его приглашают в Москву и он не завершит ещё один свой анимационный фильм «Тук-тук на охоте». В 30-е годы он будет участвовать в создании «Союзмультфильма». В 1929 году аниматоры Б. Зейлингер, Г. Злочевский и Д. Муха ставят первый на Украине объемный анимационный фильм «Клубничное варенье». Ещё один украинец по происхождению Александр Птушко оказывается в Москве, где создаст первую в мире полнометражную кукольную анимационную ленту «Новый Гулливер».

Культурно-образовательные фильмы

Культурфильмам в ВУФКУ уделяется особое внимание. Большая часть кинопроизводства в начале деятельности ВУФКУ (не менее 165 фильмов в течение первых трех лет) попадает на научно-популярные, сельскохозяйственные, антирелигиозные, учебно-инструктивные и санитарно-образовательные ленты. Начиная с 1922 года для демонстрации таких фильмов даже обустраиваются специальные залы, а в обычных залах любой сеанс обязательно состоит из игрового фильма, хроникальной ленты и культурфильма. Фильмы созданы таким образом, чтобы их понимали малограмотные и необразованные зрители. ВУФКУ регулярно приглашали на международные конференции, посвященные научно-популярному кино. Благодаря этому и украинские ленты имеют возможность экспортироваться за границу (например «Бешенство и борьба с ним» Д. Волжина для Института Пастера или «Аскания-Нова» Г. Тасина, которая была премирована в 1925 году в Париже)

Упадок и уничтожение ВУФКУ

Благодаря тому, что Украинская ССР на длительное время сумела сохранить свои дипломатические представительства и торгпредствительство за рубежом, украинские фильмы имели возможность демонстрироваться на выставках и кинематографических мероприятиях в Лейпциге, Милане, Париже, Кенигсберге, Вене, Праге, Марселе, Кельне, Мадриде. Украинское кинопроизводство было предметом заинтересованности австрийских историков и Пражского киномузея. Повсюду были публикации о ВУФКУ. Известные люди Франции регулярно пишут об украинском кино: Анри Барбюс, Леон Мусинак, Рене Маршан, Евгений Деслав. Последний даже создал филиал «Общества друзей советского кино» «Друзья украинского кино» и рекламирует фильмы, невзирая на отсутствие настоящих рынков сбыта в результате изоляции советских стран. В 1927 году нарком образования Н. Скрипник во время своего визита к Французской республике даже пытался установить прямые культурные связи между Советской Украиной и Францией. Украинский нарком пытался дать как можно больше информацию относительно фильмов ВУФКУ, которые слишком часто считали русской продукцией.

Тем временем в Москве в конце 1927 года появилась идея подчинить кино союзных республик центру. О. Шуб, директор ВУФКУ на то время, опротестовывает эти намерения на страницах журнала «Кино» : «Ясно, что задаваться вопросом об объединении всех национальных киноорганизаций под одним руководством, ставить это дело так и решать её легким движением руки, как это пытается тов. Луначарский — это все равно, что задаваться вопросом об объединении под единственным руководством школьного дела всех национальных республик. Установление какого-то единого управления всей союзной кинематографией приведет к разрушению этого участка национальной культуры, к гегемонии одной киноорганизации над всеми другими» (1927 № 21 — 22). Руководство ВУФКУ обратилось к Председателю Наркомобраза М.Скрипнику, отправлялись делегации в Москву, которые на разных уровнях отстаивали независимость кино. Но в марте 1928 года, после Всесоюзного партийного киносовещания, руководство ВУФКУ было изменено, О. Шуб был отправлен в отставку, а на его место пришёл Иван Воробьёв (успехи следующих 2-х годов — это результаты работы ещё предыдущего руководства). Пионеров, которые подняли ВУФКУ — Чардынина, Гардина, Лундина, Сазонова — называют реакционерами, ностальгирующими по дореволюционному кино. 1929 год стал годом большого перелома, в кино Украины свертывались достигнутые за семь лет деятельности ВУФКУ успехи — как творческие, так и экономические. Происходят многочисленные реорганизации на киностудиях, рассылаются циркуляры, в которых главными пунктами является идеологическая точность, культурная революция, комсомолизация и пролетаризация, а также контроль над совместным производством с заграницей. Начало конца золотого времени украинского возрождения в кино было положено.

Кино Украины было независимым, то есть подчиненным Наркомобразу Украины, формально — до 1933 года(год принятия постановления Совнарокма СССР «Об организации главного управления кінофотопромисловості при Совнаркоме СССР»), а фактически — до 1929 года. Но силы оказались неравными. Падение производства началось в 1929 г., длилось оно и в 1930-м. В ноябре 1930 года ВУФКУ было реорганизовано в «Украинафильм», подчиненное «Союзкино»(какое возникло на остатках «Совкино»), а ещё через несколько лет, с окончательной потерей экономической независимости, это учреждение прекратило своё существование.

Ссылки

• Госейко Л., «Історія українського кінематографа. 1896—1995», К.: KINO-КОЛО, 2005 р. ISBN 966-8864-00-X.
• [www.ktm.ukma.kiev.ua/show_content.php?id=550 Л.Брюховецька, Розквіт і знищення Журнал «Кіно» (1925—1933)]

Литература

• Фактографическая история кино в Украине. 1896—1930. Т. 1 / Авт.-сост. В. Н. Миславский. — Харьков : Торсинг плюс, 2013. — 496 с. ISBN 978-617-0305-63-3
• Фактографическая история кино в Украине. 1896—1930. Т. 2 / Авт.-сост. В. Н. Миславский. — Харьков : Торсинг плюс, 2013. — 464 с. ISBN 978-617-0305-63-3
• Миславский В. Формирование кинофикации и кинопроката в Украине. 1922—1930. — Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2015. — 244 с. ISBN 978-3-659-69672-5
• Миславский В. Государственное управление украинской киноотраслью в 20-е годы. — Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2015. — 258 с. ISBN 978-3-659-79494-0
• Миславский В. Формирование условий украинского кинопроизводства в 20-е годы. — Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2015. — 120 с. ISBN 978-3-659-80599-8
• Миславский В. Жанры и тематика украинского кино 20-х годов. — Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2015. — 238 с. ISBN 978-3-659-81461-7
• 􀀃Становлення кіногалузі в Україні 1922—1930 років: протиріччя часу і розмаїтість тенденцій. — Харків: «Друкарня Мадрид», 2016. — 344 с. ISBN 978-617-7294-81-7

Отрывок, характеризующий ВУФКУ

На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.