Всемирная хоккейная ассоциация

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ВХА»)
Перейти к: навигация, поиск
Всемирная хоккейная ассоциация (ВХА)
World Hockey Association
Association mondiale de hockey

Хоккей с шайбой
Основан:

10 июня 1971

Годы существования:

1971 — 1979

Страна:

США
Канада

Регион:

Северная Америка

Наибольшее число титулов:

Виннипег Джетс (3)

Всеми́рная хокке́йная ассоциа́ция (ВХА; англ. World Hockey Association; фр. Association mondiale de hockey) — профессиональная хоккейная лига, существовавшая в 19721979 годах и объединявшая клубы США и Канады.





История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Основание

Ассоциация была создана в 1972 году в качестве конкурента Национальной хоккейной лиги (НХЛ) предпринимателями из Калифорнии Гэри Дэвидсоном и Деннисом Мёрфи, которые до этого создали Американскую баскетбольную ассоциацию, конкурировавшую с НБА.

10 июля 1971 года была представлена общая концепция ВХА. В администрацию новой хоккейной организации вошли Дэвидсон, Мэрфи и Дональд Реган, партнер Дэвидсона по адвокатской практике. НХЛ не отреагировала на это событие. Пресса также обошла его вниманием, только один журналист из Чикаго заметил, что у ВХА всего три слабых места: отсутствие игроков, ледовых арен и контрактов с телевидением.

Но Дэвидсон также осознавал недостатки и стремился исправить положение. Первым шагом ВХА стало предложение Филу Эспозито, выступавшему за «Бостон Брюинз», перейти в ряды новой лиги за 250 тысяч долларов. Дэвидсон и Мэрфи наняли двух достаточно опытных агентов из Нью-Йорка, Стива Арнольда и Марти Блэкмана, которые развернули деятельность по приглашению хоккеистов из НХЛ.

С каждым днём акции ВХА росли, укреплялось финансовое положение нового предприятия. В ноябре 1971 года руководство ВХА созвало в Нью-Йорке широко разрекламированную учредительную конференцию. Эта конференция привлекла огромное внимание, — писала The New York Times, — на ней присутствовали не только журналисты. Здесь были бизнесмены, тренеры, игроки, у которых по каким-то причинам не сложились дела в НХЛ. И все они желали успешного плавания новому кораблю — ВХА. Оптимизм бил ключом на этой встрече… В зале тут и там виднелись шпионы НХЛ.

Конкуренция между двумя хоккейными ассоциациями разгорелась весной 1972 года, когда эмиссары ВХА, ведомые Арнольдом и Блэкманом, начали вести переговоры с целым рядом игроков НХЛ. В центре внимания оказались Тед Грин, Дерек Сэндерсон, Джерри Чиверс из тогдашнего обладателя Кубка Стэнли Брюинз, Джим Дори из Торонто, Жан-Клод Трамбле из Монреаля. Но руководству ВХА для поднятия своего престижа нужна была звезда первой величины. Таковой оказался Бобби Халл из «Чикаго Блэк Хоукс».

Бобби Халл, которого болельщики звали «Золотой ракетой», 7 раз возглавлял список лучших снайперов НХЛ, трижды становился лучшим по набранным очкам и был очень популярен. В это время 34-летний хоккеист вёл переговоры с Чикаго по поводу своей дальнейшей судьбы. Спортсмен хотел надежного и стабильного контракта, чтобы обеспечить себя и семью, но предлагаемые клубом условия не могли удовлетворить его. После чего переговоры зашли в тупик.

Пока руководители Чикаго раздумывали над требованиями Халла, телефон Бена Хатскина, владельца нового клуба ВХА «Виннипег Джетс», раскалился — Хатскин вел продуктивные переговоры с агентом Халла. И стороны пришли к соглашению. Джетс предложили хоккеисту 10-летний контракт на 2 миллиона 750 тысяч долларов плюс миллион в виде премии при подписании контракта. При этом специально было оговорено амплуа Халла — игрок-тренер.

Владельцы «Чикаго Блэк Хоукс», семья Вирц, немедленно выступили в печати с заявлением, что ВХА блефует. Но «Джетс» заручились поддержкой финансовых магнатов. Как вспоминает Кларенс Кемпбелл, именно в тот момент он понял, что ВХА — это серьёзно и надолго. Бобби Халл подписал контракт с клубом ВХА. При этом он сказал:
«Сегодня для меня самое важное — обеспечить будущее семьи. К тому же меня шокировал беспардонный прессинг со стороны «Хоукс», они считали меня своей собственностью…»

Поступок Халла стал своеобразным катализатором для остальных игроков, которые занимали выжидательную позицию. Хлынула лавина: в «Кливленд Крузэйдерс» перешёл Джерри Чиверс, Тед Грин надел форму «Нью-Ингленд Уэйлерз», Дерек Сэндерсон и Берни Парент — «Филадельфии Блэйзерс». Все эти хоккеисты выступали за лучший клуб НХЛ «Бостон Брюинз». Жан-Клод Трамбле покинул «Монреаль Канадиенс» и объявился в Квебек Нордикс, а Джим Дори, только что перешедший из «Торонто Мэйпл Лифс» в «Нью-Йорк Рейнджерс», подписал контракт с «Уэйлерз». Это далеко не полный список потерь НХЛ и одновременно приобретений ВХА. Тем не менее боссы НХЛ продолжали скептически смотреть на конкурента. Они считали, что ВХА не сможет провести даже одного полного сезона.

Однако не все руководители НХЛ были также уверены. Особенно заволновались Билл Дженнингс из Нью-Йорка и Эд Снайдер из Филадельфии. Из-за высоких контрактов в ВХА владельцы команд НХЛ, начавшие терять лучших игроков, были вынуждены поднять заработки своим хоккеистам. Благодаря ВХА у хоккеистов стали появляться агенты, которых практически не было в НХЛ.

Осенью 1972 года ВХА открыла свой первый сезон, команды новой лиги представляли Эдмонтон, Виннипег, Чикаго, Кливленд, Хьюстон, Лос-Анджелес, Сент-Пол, Бостон, Нью-Йорк, Оттаву, Филадельфию и Квебек. В некоторых городах, Кливленде, Хьюстоне и Филадельфии, клубам ВХА приходилось играть в устаревших аренах, но в таких городах как Лос-Анджелес и Нью-Йорк ледовые арены были на уровне НХЛ. Кстати, команда ВХА «Нью-Йорк Рэйдерс» арендовала Мэдисон Сквер Гарден вместе с «Нью-Йорк Рейнджерс». Некоторые клубы ВХА объявили о строительстве новых стадионов. Так, в Хьюстоне начали возводить хоккейную арену, рассчитанную на 18 тысяч зрителей, с прицелом на 1974 год. Аналогичный проект возник и в Кливленде.

Несмотря на возгласы скептиков, ВХА смогла заключить несколько контрактов с телевизионными компаниями на трансляцию хоккейных матчей. Эти сделки уступали по масштабам аналогичным договорам НХЛ, но ВХА смогла начать своё дело, имея команды, арены и телевидение.

Сезоны

Клубу ВХА «Филадельфии Блэйзерс» пришлось вести сложную конкурентную борьбу с командой НХЛ «Филадельфия Флайерз». «Блэйзерс» развили активную деятельность по сманиванию игроков из команды-соперника и преуспели в этом. Именно так в их составе появился голкипер Берни Парент. Эта команда решила арендовать для проведения встреч «Конвеншн Холл». Первый же матч пришлось прервать — персонал дворца не умел правильно заливать лед, он пошел трещинами по всей площадке. Неудачи продолжали преследовать команду, и вскоре ей пришлось переехать в Ванкувер. В попытках привлечь на свою сторону телевидение и увеличить время трансляций, руководство ВХА шло на любые уступки. Однажды «Лос-Анджелес Шаркс» проводили игру в воскресенье в 11 утра потому, что это было удобно для местного телевидения.

Летом 1973 года у «Нью-Йорк Рэйдерс» сменился владелец, который переименовал команду в «Голден Блейдс». Клуб продолжало лихорадить, в основном от нехватки финансовых средств.

В поисках оптимального варианта команда добралась до Черри-Хилл, штат Нью-Джерси и изменила название на «Нью-Джерси Найтс». «Рыцари» выступали на Черри-Хилл Арена, где была масса неудобств: в раздевалках отсутствовал душ и форму приходилось стирать в гостинице в двух милях от хоккейного дворца. Самым главным минусом этого катка было отвратительное качество льда.

— Я впервые в жизни играл на такой площадке, — говорит Бобби Халл. — Поверхность льда имела уклон в одну сторону, и потому команде гостей приходилось два периода атаковать в гору. А в середине площадки была огромная яма, и хоккеисты больше следили не за друг другом и шайбой, а за тем, как не въехать в неё, чтобы не получить травму.

В хороших условиях были «Нордикс» в Квебеке, «Альберта Ойлерз», «Виннипег Джетс», в составе которых играл Бобби Халл.

«Оттава Нэйшиналз» и «Кливленд Крузэйдерс», имели неплохие перспективы, «Нэйшиналз» перекупили, им пришлось переехать в Торонто, где родились «Торонто Торос», которые не блистали. «Кливленд Крузэйдерс», которым владел ярый поклонник хоккея Ник Милети, была уготована иная участь. Милети сделал роковую ошибку. Он вложил все средства в строительство катка в Ричфилде, штат Огайо. По расчетам Милети, новый хоккейный дворец должен был привлечь публику из Кливленда и из близлежащего Акрона, но бизнесмен просчитался. В итоге команда потеряла тех немногих болельщиков, которые хранили верность «Крузэйдерс» до последнего момента.

«Хьюстон Аэрос» начали с проблем выступления в ВХА, но затем в команде появился легендарный Горди Хоу, который покинул «Детройт Ред Уингз» в 1971 году, а уже в 1973-м 45-летний Хоу надел форму «Аэрос» вместе с сыновьями Марком и Марти. Халл и Горди Хоу, несмотря на возраст, демонстрировали отличную игру, и по-прежнему притягивали к себе внимание публики. Именно трио Хоу привело «Хьюстон Аэрос» к победе в плей-офф ВХА в 1974 году, и команда стала обладателем Кубка АВКО.

Потеря Хоу и Халла означала для НХЛ утрату престижа, к тому же операции агентов ВХА по переманиванию игроков из НХЛ продолжались. Как результат подобных закулисных схваток, резко выросли запросы игроков. Посредственный игрок требовал жалования в размере 100 тысяч долларов в год. При этом ещё в 1971 году средняя годовая сумма контракта в НХЛ составляла 22 тысячи долларов.

В 1974 году ВХА последовала примеру НХЛ и провела серию из 8 матчей со сборной СССР. В составе сборной ВХА блистали Горди Хоу, Бобби Халл, Джерри Чиверс, Пэт Стэплтон, Жан-Клод Трамбле, Ральф Бекстрем, Пол Хендерсон. Сборная СССР одержала убедительную общую победу. Благодаря Суперсерии-74 ВХА получила повышенное внимание прессы и телевидения.

Проблемы

В борьбе НХЛ и ВХА страдали обе стороны. Билл Дженнингс из «Нью-Йорк Рейнджерс» и Эд Снайдер из «Филадельфии Флайерз» смогли уладить конфликт.

ВХА вступила в свой седьмой сезон 1978-79. Президент НХЛ Кларенс Кемпбелл год назад сложил с себя полномочия, его место занял Джон Зиглер. В ВХА также сменился президент, им стал Ховард Болдуин. После чего Дженнингс и Снайдер выступили с предложением по слиянию двух хоккейных лиг, и Зиглер с Болдуином сели за стол переговоров. В итоге НХЛ и ВХА слились, и лига сохранила название НХЛ. Уже новая НХЛ расширилась за счет команд ВХА из Эдмонтона, Виннипега и Квебека. А вскоре и клуб из Хартфорда (бывший «Нью-Ингленд Уэйлерз») присоединился к ним. Вместе с ними на попадание в НХЛ подали заявку «Цинцинати Стингерз» и «Индианаполис Рэйсерз» но их предложение было отвергнуто, объяснением данного инцидента послужило неудовлетворительное финансовое положение обоих клубов.

Последний матч ВХА состоялся 20 мая 1979 года. «Виннипег Джетс» обыграли «Эдмонтон Ойлерз» и завоевали кубок Авко (аналог кубка Стэнли).

Команды

Победители

  • 1972/1973 — «Нью-Инглэнд Уэйлерс»
  • 1973/1974 — «Хьюстон Аэрос»
  • 1974/1975 — «Хьюстон Аэрос»
  • 1975/1976 — «Виннипег Джетс»
  • 1976/1977 — «Квебек Нордикс»
  • 1977/1978 — «Виннипег Джетс»
  • 1978/1979 — «Виннипег Джетс»

Индивидуальные награды ВХА

  • Трофей Билла Хантера — самому результативному игроку (по системе гол+пас) регулярного первенства
    Лауреаты: 1973 и 1975 — Андре Лакруа, 1974 — Майк Уолтон, 1976 и 1978 — Марк Тардиф, 1977 и 1979 — Реаль Клутье
  • Трофей Гэри Дэвидсона / Горди Хоу — самому ценному игроку (MVP) регулярного первенства
    Лауреаты: 1973 и 1975 — Бобби Халл, 1974 — Горди Хоу, 1976 и 1978 — Марк Тардиф, 1977 — Робби Фторек, 1979 — Дейв Драйден
  • Звание самого ценного игрока (MVP) плей-офф
    Лауреаты: 1975 — Рон Грэм, 1976 — Ульф Нильссон, 1977 — Серж Бернье, 1978 — Роберт Гиндон, 1979 — Рич Престон
  • Трофей Бена Хэтскина — лучшему вратарю
    Лауреаты: 1973 — Джерри Чиверс, 1974 — Дон Маклеод, 1975 и 1977 — Рон Грэм, 1976 — Мишель Дион, 1978 — Эл Смит, 1979 — Дейв Драйден
  • Трофей Денниса Мёрфи — лучшему защитнику
    Лауреаты: 1973 и 1975 — Жан-Клод Трамбле, 1974 — Пэт Стэплтон, 1976 — Пол Шмир, 1977 — Рон Пламб, 1978 — Ларс-Эрик Шёберг, 1979 — Рик Лей
  • Трофей Лу Каплана — лучшему новичку
    Лауреаты: 1973 — Терри Кэффри, 1974 — Марк Хоу, 1975 — Андерс Хедберг, 1976 — Марк Напье, 1977 — Джордж Лайл, 1978 — Кент Нильссон, 1979 — Уэйн Гретцки
  • Трофей Пола Дено — игроку, в наибольшей степени проявившему джентльменские качества
    Лауреаты: 1973 — Тед Хэмпсон, 1974 — Ральф Бэкстрем, 1975 — Майк Роджерс, 1976 — Вацлав Недоманский, 1977 и 1978 — Дейв Кеон, 1979 — Кент Нильссон
  • Трофей Ховарда Болдуина / Роберта Шмерца — лучшему тренеру
    Лауреаты: 1973 — Джек Келли, 1974 — Билли Харрис, 1975 — Сэнди Хукул, 1976 — Бобби Кромм, 1977 и 1978 — Билл Динин, 1979 — Джон Брофи

Матчи всех звёзд ВХА

  • 6 января 1973, Квебек, Colisée de Québec, Восток — Запад 6:2
  • 3 января 1974, Сент-Пол, St. Paul Civic Center, Восток — Запад 8:4
  • 21 января 1975, Эдмонтон, Northlands Coliseum, Запад — Восток 6:4
  • 13 января 1976, Кливленд, Richfield Coliseum, игроки канадских команд — игроки американских команд 6:1
  • 18 января 1977, Хартфорд, Hartford Civic Center, Восток — Запад 4:2
  • 17 января 1978, Квебек, Colisée de Québec, Квебек Нордикс — звёзды ВХА 5:4
  • 2, 4, 5 января 1979, Эдмонтон, Northlands Coliseum, звёзды ВХА — Динамо Москва 4:2, 4:2, 4:3

Факты

См. также

Напишите отзыв о статье "Всемирная хоккейная ассоциация"

Литература

  • Scott Adam Surgent. The Complete Historical and Statistical Reference of the World Hockey Association 1972—1979. Xaler Press

Ссылки

  • [www.hockeydb.com/ihdb/stats/leagues/wha1973.html Статистика всех сезонов]
  • [www.wha-hockey.com wha-hockey.com]
  • [www.ice-hockey.com/stories www.ice-hockey.com]
  • [slovari.yandex.ru/%D0%B2%D1%81%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D1%85%D0%BE%D0%BA%D0%BA%D0%B5%D0%B9%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F/%D0%A5%D0%BE%D0%BA%D0%BA%D0%B5%D0%B9/%D0%92%D1%81%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D1%85%D0%BE%D0%BA%D0%BA%D0%B5%D0%B9%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F/ Всемирная хоккейная ассоциация](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня)) // Хоккей: Большая энциклопедия: В 2 т. — М.: Терра-Спорт, Олимпия Пресс, 2006. Т. 1: А-Р. — 360 с.: ил.

Отрывок, характеризующий Всемирная хоккейная ассоциация

Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.