ВХУТЕМАС
ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские) — московское учебное заведение, созданное в 1920 году в Москве путём объединения Первых и Вторых Государственных свободных художественных мастерских (образованных ранее на основе Строгановского художественно-промышленного училища и Московского училища живописи, ваяния и зодчества).
История
Осенью 1918 года в ходе реорганизации системы художественного образования на базе Императорского Строгановского Центрального художественно-промышленного училища и Московского училища живописи, ваяния и зодчества были образованы соответственно Первые и Вторые государственные свободные художественные мастерские (ГСХМ). Осенью 1920 года Первые и Вторые ГСХМ преобразовали в единое учебное заведение — ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские). В новом учебном заведении были образованы восемь факультетов: архитектурный, художественные (живописный, скульптурный) и производственные (полиграфический, текстильный, керамический, деревообделочный и металлообрабатывающий)[1]. Учебные корпуса располагались по адресам: ул. Рождественка, 11 и ул. Мясницкая, 21.
По оценке С. О. Хан-Магомедова, творческое лидерство во ВХУТЕМАСе принадлежало преподавателям архитектурного факультета, «за процессами, происходившими на этом факультете, внимательно следили не только все советские архитекторы, но и широкая художественная общественность»[2]. В 1920—1923 годах на факультете постепенно сформировались три центра, с отличными друг от друга творческими концепциями и принципами преподавания: академические мастерские (И. В. Жолтовский, И. В. Рыльский, А. В. Щусев, Э. И. Норверт, В. Д. Кокорин, Л. А. Веснин и другие), объединённые левые мастерские — Обмас (Н. А. Ладовский, В. Ф. Кринский и Н. В. Докучаев) и мастерская «экспериментальной архитектуры» (И. А. Голосов и К. С. Мельников). В 1924/1925 учебном году появилась мастерская А. А. Веснина, куда перешла часть студентов как из академических, так и из «новаторских» мастерских[3][4].
В разное время во Вхутемасе преподавали А. Е. Архипов, В. В. Кандинский, Д. Н. Кардовский, Н. А. Ладовский, В. Ф. Кринский, Л. М. Лисицкий, К. С. Мельников, П. В. Митурич, Н. И. Нисс-Гольдман, А. М. Нюренберг, А. М. Родченко, В. Ф. Степанова, В. Е. Татлин, В. А. Фаворский, П. А. Флоренский, Ф. О. Шехтель, П. И. Келин, А. Ф. Лолейт, И. С. Ефимов, Н. В. Докучаев, Г. О. Чириков и другие.
Ректорами ВХУТЕМАСа были Е. В. Равдель (1920—1923), В. А. Фаворский (1923—1926) и П. И. Новицкий (1926; в 1926—1930 — ректор ВХУТЕИНа).
В 1926 году был реорганизован во ВХУТЕИН.
Выпускники
Среди выпускников художественно-технических мастерских — «Кукрыниксы», А. А. Дейнека, Г. Б. Смирнов, О. А. Жекулина, В. В. Кудряшёв (класс скульптора И. С. Ефимова), Н. А. Долгоруков, А. Г. Кольцова-Бычкова.
В литературе
- За выпускника ВХУТЕМАСа выдавал себя герой романа «Двенадцать стульев» Остап Бендер, пытавшийся попасть в Нижнем Новгороде на пароход «Скрябин».
Напишите отзыв о статье "ВХУТЕМАС"
Примечания
- ↑ Хан-Магомедов, 1996, с. 140.
- ↑ Хан-Магомедов, 2005, с. 33.
- ↑ Хан-Магомедов, 2005, с. 32.
- ↑ Хан-Магомедов, 1996, с. 150.
Литература
- Жадова Л. А. ВХУТЕМАС — ВХУТЕИН. Страницы истории // Декоративное искусство СССР. — 1970. — № 11.
- Хан-Магомедов С. О. ВХУТЕМАС. М.: Ладья, 2000. ISBN 5-7068-0085-5
- Хан-Магомедов С. О. Сто шедевров советского архитектурного авангарда. — М.: Билингва, Едиториал УРСС, 2005. — 456 с. — ISBN 5-354-00892-1.
- [www.rosdesign.com/design/istorofdesign_rus.htm История промышленного дизайна, ВХУТЕМАС]
- Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда: Книга 1: Проблемы формообразования. Мастера и течения. — М.: Стройиздат, 1996. — 709 с. — ISBN 5-274-02045-3.
Ссылки
- [artru.info/uch/15/ ВХУТЕМАС на сайте ARTRU.INFO]
|
Это заготовка статьи об образовании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Vkhutemas (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий ВХУТЕМАС
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
