Ваальс, Ян ван дер
| Ян ван дер Ваальс | |
| Jan (Johannes Diderik) van der Waals | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: |
история искусств, история гравюры |
| Альма-матер: | |
Ян ван дер Ваалсс (нидерл. Jan (Johannes Diderik) van der Waals; 1947—2009) — историк искусства, знаток, коллекционер, куратор, крупнейший эксперт в области истории и бытования западноевропейской гравюры 16—18 веков.
Научная биография
Сосредоточившись в университетские годы (Университета Амстердама[1]) на искусстве итальянского Ренессанса (диплом у профессора Р. Схеллера по североитальянским альбомам 16 века, 1978), после окончания переключил своё внимание как исследователя на историю коллекционирования и бытовые аспекты потребления гравюры в Голландии конца 16 — первой половины 17 века. Обладая чрезвычайно изысканным индивидуальным вкусом к необычным и малоизвестным гравюрам, он, парадоксальным образом, практически не занимался ими как произведениями искусства, сконцентрировавшись на исторических аспектах «потребления» произведений печатной графики в самом широком смысле (включая как гравюры, так и географические карты, а также объекты, не входившие до него в сферу интересов историков искусства, как, например, оберточную бумагу для табака).
Многолетние занятия в голландских архивах и музейных коллекциях Западной Европы позволили ему стать видным экспертом в области социальной истории голландского искусства «Золотого века», хотя сам он никогда не употреблял терминов, подобных «social history of art». Областью его интересов было в некотором роде, желание восстановить вещный мир его соотечественников максимально подробным и зримым образом, не концентрируясь на «высоком» искусстве, на шедеврах, а пытаясь реконструировать изобразительную среду, окружавшую голландцев «Золотого века». Для этого он одновременно двигался двумя разными путями — архивные поиски, позволявшие установить состав частных собраний того времени, и розыскания в музейных и частных коллекциях, приносившие порой поражавшие даже знатоков результаты (сюда же можно отнести и его собственную коллекционерскую деятельность). Методичность и тщательность поисков привели к составлению огромной рукописной картотеки, посвященной издателям, типографам, граверам, коллекционерам конца 16 — 17 века (после смерти ван дер Валса передана в Рейкспрентенкабинет, Амстердам, в котором он работал в качестве волонтера, никогда не занимая никакой формальной должности).
Опубликованной оказалась лишь небольшая часть накопленной за годы исследований информации, и главными публикациями ван дер Валса стали три каталога временных выставок, две из которых посвящены конкретным графическим коллекциям, созданным в Голландии 17 века[2][3], а третья, последняя, реконструировала мир изобразительности голландского городского общества «Золотого века» во всех его деталях[4].
Избранные публикации
- Jan van der Waals. The print collection of Samuel Pepys // Print Quaretrly. 1984.Vol. 1. P.236—257.
- Jan Piet Filedt Kok, Erik Hinterding and Jan van der Waals. Jan Harmensz. Muller as Printmaker — II // Print Quaretrly. 1994. Vol. XI. No. 4.
- Jan van der Waals. Review: Anthony Griffiths. Landmarks in Print Collecting // Print Quaretrly. 1997. Vol. XIV. No. 4. P. 432—436.
- Jan van der Waals. Met boek en plaat. Het boeken- en atlassenbezit van verzamelaars / E. Bergvelt en R. Kistemaker (red.) // De Wereld binnen handbereik: Nederlandse kunst- en rariteitenverzamelingen, 1585—1735. Zwolle, 1992. P. 205—231, 305—307.
Напишите отзыв о статье "Ваальс, Ян ван дер"
Примечания
- ↑ [www.hum.uva.nl/kunstgeschiedenis/actueel.cfm департамент истории искусств]
- ↑ De prentschat van Michiel Hinloopen: Een reconstructie van de eerste openbare papierkunstverzameling in Nederland. Amsterdam, Rijksprentenkabinet, 1988
- ↑ Een wereldreiziger op papier: De atlas van Laurens van de Hem (1621—1678). Amsterdam, 1992
- ↑ Prenten in de Gouden Eeuw: van kunst tot kastpapier. Rotterdam, Museum Boijmans Van Beuningen, 2006
Литература
- Некролог, написанный коллегой и другом, Питером Фюрингом: P. Fuhring. Jan van der Waals // Print Quarterly. 2006. Vol.26. no.3. P.300-302.
- О коллекции гравюр ван дер Валса, часть которой была куплена Рейкспрентенкабинетом (Амстердам), а часть подарена вдовой ван дер Валса, Каролин ван дер Валс-Хиссинг (Caroline van der Waals—Hissink), см. статью хранителя гравюр Рейкспрентенкабинета Хёйхена Лёйфланга: Huigen Leeflang. Uncommon prints from the collection of Jan van der Waals // The Rijksmuseum Bulletin. 2011. Vol. 59. No. 2. P.187—195.
Ссылки
- [www.garyschwartzarthistorian.nl/schwartzlist/?id=27 Рецензия Гари Шварца на выставку в Роттердаме]
- [www.codart.nl/exhibitions/details/578/ Информация на сайте Общества хранителей голландского искусства (CODART) о выставке в Роттердаме]
Отрывок, характеризующий Ваальс, Ян ван дер
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
