Ваал (Брехт)

Ваал
Baal
Жанр:	пьеса
Автор:	Бертольт Брехт
Язык оригинала:	немецкий
Дата написания:	1918—1920
Дата первой публикации:	1922

«Ваал» (нем. Baal) — ранняя пьеса немецкого поэта и драматурга Бертольта Брехта.

История создания

Существует четыре редакции пьесы Брехта «Ваал». Первую он закончил в 1918 году; в этой редакции асоциальный герой пьесы (асоциальный в «асоциальном обществе», как напишет позже Брехт), поэт Ваал, был признанием в любви к Франсуа Вийону, «убийце, грабителю с большой дороги, сочинителю баллад», и притом баллад непристойных, — всё здесь было рассчитано на эпатаж добропорядочного буржуа.

Чуть позже «Ваал» трансформировался в пьесу антиэкспрессионистскую, «противопьесу», полемически направленную, в частности, против идеализированного портрета Кристиана Граббе в «Одиноком» Г. Йоста — драматурга, который прославился не столько своими пьесами, сколько изречением героя одной из них: «Когда я слышу слово „культура“ <…>, я снимаю с предохранителя свой браунинг». В 1919 году вместе с пьесой «Барабаны в ночи» Брехт отнёс «Ваала» в литературную часть мюнхенского «Каммершпиле», но к постановке они не были приняты.

В третий раз Брехт переработал «Ваала» осенью 1920 года — для обещанной ему публикации в издательстве Георга Мюллера. В 1922 году пьеса действительно была издана, однако сам Брехт в своём дневнике охарактеризовал этот вариант «Ваала» как «испорченный, заакадемизированный, приглаженный, причёсанный, побритый и втиснутый в купальные рейтузы». Именно в этой редакции пьеса впервые была поставлена в 1923 году на сцене, но репертуарной не стала.

В 1954 году, при подготовке к изданию собрания своих пьес, в эссе «Перечитывая мои первые пьесы» Брехт писал: «Для тех, кто не научился мыслить диалектически, в пьесе „Ваал“ может встретиться немало трудностей. Они едва ли увидят в ней что-нибудь, кроме прославления голого эгоцентризма. Однако здесь некое „Я“ противостоит требованиям и унижениям, исходящим от такого мира, который признаёт не использование, но лишь эксплуатацию творчества. Неизвестно, как Ваал отнёсся бы к целесообразному применению его дарований; он сопротивляется их превращению в товар». Для нового издания он выбрал «приглаженную» третью версию, восстановив при этом в первоначальной редакции первую и последнюю сцены «Ваала». «В остальном, — писал драматург, — я сохраняю пьесу такой, какая она есть, — у меня нет сил менять её. Согласен (и предупреждаю): этой пьесе не хватает мудрости».

Действующие лица

• Ваал, поэт
• Экарт, композитор, друг Ваала
• София
• Мех, издатель и торговый агент
• Эмилия, его жена Меха
• Доктор Пиллер, критик
• Йоханнес Шмидт
• Йоханна, подруга Йоханнеса
• Луиза, официантка

Сюжет

Ваал — распутный поэт, «прожигатель жизни», делающий свою жизнь, как можно предположить, с Артюра Рембо — одного из кумиров молодого Брехта. Он обладает даром притягивать к себе людей, но обращается с ними без церемоний: своему поклоннику Йоханнесу Шмидту он платит тем, что насилует его невесту Йоханну; брошенная Ваалом, девушка кончает жизнь самоубийством. Он обольщает возлюбленную своего друга Экарта и бросает беременной. В конце концов, пресытившись женщинами, он обольщает самого Экарта и убивает его в пьяной ссоре. Постепенно Ваал опускается на дно и, бездомный, умирает в сторожке лесника.

Сценическая судьба

Впервые «Ваал» был поставлен в лейпцигском Старом театре (Altes Theater) в декабре 1923 года, но, как все ранние пьесы Брехта, вызвал сильное раздражение. Сам Брехт, занявшись режиссурой, никогда к этой пьесе не обращался. Однако в последние десятилетия «Ваал» стал едва ли не самой играемой в Европе пьесой Брехта, пусть и не всегда на профессиональной сцене. «„Ваалом“, — пишет критик, — студенты атакуют своих профессоров; „Ваалы“ становятся порой первыми — и может, самыми решительными — шагами молодых режиссёров на профессиональной сцене».

Оригинальную трактовку пьесы предложил в 2007 году известный польский режиссёр Марек Федор, давший своему спектаклю подзаголовок «Семь аспектов ваалического мироощущения» — по количеству сцен в пьесе Брехта. В этом спектакле главного героя в разных сценах играли несколько разных актёров, представляя различные вариации на тему Ваала; действие режиссёр переносил в начало XXI века, и герой Брехта, соответственно, превращался в «перформера» — то ли продукт, то ли жертву медийной раскрутки. В спектакле Федора многоликий Ваал представал в образах бунтующего подростка, пресыщенного «пофигиста» или, по словам критика, «мученически изможденного старца, прошедшего через радикальные духовные поиски, ушедшего в народ и погибающего теперь среди этого народа»; потенциальными ваалами становились и некоторые другие персонажи пьесы. Это был, пишет Н. Якубова, спектакль о таком поэте, который «посмел додумать и дожить до конца именно то, что так приветствовали медиа: чистилище (или сам ад?) индивидуальной свободы». Свобода при этом становилась для Ваала целью, от которой он сам оказывался несвободен.

В СССР пьеса Брехта никогда не шла; в России её первым поставил — в 2005 году — болгарский режиссёр Александр Морфов на сцене Театра им. Комиссаржевской в Санкт-Петербурге. В спектакле Морфова главный герой из поэта превратился в харизматичного рок-музыканта, наследника Джими Хендрикса или Джима Моррисона. «Грешник и мученик, — писал Роман Должанский, — он доходил в своих безумствах почти до животного состояния, но вопросов, почему из-за него страдает столько людей, не возникало». Такой вопрос у критика возник два года спустя в Москве, где «Ваала» поставил уже немецкий режиссёр — Георг Жено. Его Ваал оказался обаятельным и неловким полуподростком, ещё вчера, быть может, отличником и во всех остальных отношениях хорошим мальчиком, но под дурным влиянием «улицы» вдруг решившим вкусить все соблазны мира. Получился, по словам критика, спектакль о подростках и для подростков

Известные постановки

• 1923 — Старый театр (Altes Theater), Лейпциг. Премьера состоялась 8 декабря
• 2007 — Театре им. Кохановского, Ополе (Польша). Постановка Марека Федора. Роли исполняли: Ваал (в разных сценах) — Мачей Намысло, Лешек Малец, Анджей Якубчик; Эмилия — Беата Вненк-Малец, Йоанна — Ивона Гловиньска

Постановки в России

• 2005 — Театр им. Комиссаржевской. Постановка Александра Морфова (Болгария). В роли Ваала — Александр Баргман
• 2007 — Центр драматургии и режиссуры. Постановка Георга Жено (Германия). В роли Ваала — Донатас Грудович

Примечания

Литература   Театр

Отрывок, характеризующий Ваал (Брехт)

– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.