Вабищевичи-Плотницкие

Вабищевичи-Плотницкие (польск. Wabiszczewicz-Plotnicki), (белор. Вабішчэвіч-Плотніцкі) — старинный белорусский шляхетский род герба Юньчик, известный с конца XV века на землях бывшего Турово-Пинского княжества.

Краткая генеалогическая справка

Первое упоминание представителей рода датировано 1524 годом в Привилее королевы Боны Сфорцы на владение землями вокруг околицы [www.radzima.org/pub/miesta.php?lang=ru&miesta_id1=brstplot Плотница], Стахово,Рухча (ныне Беларусь, Брестская область, Столинский район),а позднее представители рода упоминаются в Переписях войска Великого Княжества Литовского от 1528 года и 1567 года и в различных Актах купли-продажи земель в ВКЛ, Речи Посполитой и после раздела Польши уже в Минской губернии (в Пинском уезде).

Дворянство

27 декабря 1802 года Вабищевичи-Плотницкие, т.е потомки трёх родных братьев: Проня(Прохора),Гораина(Иеронима)и Иеремии, были признаны Минским дворянским депутатским собранием в качестве родовитой и древней польской шляхты и внесены в первую часть книги шляхты Минской губернии. На основании Указа Высочайшего Правительствующего Сената от 5 мая 1801 года род был признан в Российском дворянстве и внесен в 1-ю часть книги российского дворянства. Род имел герб "Junczyk". Ныне представители рода живут в Беларуси, Польше, Германии, России, США, Литве, Латвии, Эстонии, на Украине, в Южной Америке.

Ссылки

• [www.wabiszczewicz.narod.ru/ Официальный сайт рода Вабищевичей-Плотницких]
• [www.nobility.by/ Официальный сайт Згуртавання Беларускай шляхты]

Отрывок, характеризующий Вабищевичи-Плотницкие

– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.