Вавельский дракон
 | |
| Страна | |
|---|---|
Ва́вельский драко́н (польск. smok wawelski) — легендарный дракон, якобы живший в пещере (называемой Драконьей ямой) у подножия Вавельского холма в Кракове.
Согласно наиболее древнему (XII век) варианту этой легенды, изложенному Винцентием Кадлубеком[1], во времена правления короля Крака (легендарного основателя Кракова, по имени которого город получил своё название) в Кракове появилось существо — дракон, называемый живоглотом (польск. całożerca, лат. holophagus — то есть существо, заглатывающее своих жертв целиком). Раз в неделю дракону следовало приносить в жертву корову; если же он не получал её, то взамен пожирал людей. Чтобы спасти город от чудовища, Крак послал двух своих сыновей, Крака и Леха, убить дракона. Одолеть змея в поединке сыновья не смогли, поэтому они пошли на хитрость. Они набили шкуру коровы серой, и, проглотив это чучело, дракон задохнулся. После смерти чудовища братья поссорились из-за того, кому из них принадлежит победа. Один из братьев убил другого, а возвратившись в замок, сказал, что второй брат пал в битве с драконом. Однако после смерти Крака тайна братоубийцы была раскрыта и его изгнали из страны.
Ян Длугош в своей хронике победу над драконом приписал самому королю, а братоубийство перенёс в то время, когда Крак уже умер.
Другая версия легенды (XVI век), принадлежащая Йоахим Бельскому, гласит, что дракона победил сапожник Скуба. Он подбросил монстру тельца, начинённого серой. Дракону, съевшему телёнка, начало так жечь в горле, что он выпил пол-Вислы и лопнул.
В 1972 году у Вавельского холма на Червенском бульваре был уставлен памятник дракону, автором которого является польский скульптор Бронислав Хромый. Дракон извергает огонь каждые 5 минут или по СМС по телефону 7168 с текстом «smok»[2].
- Krakowdragon.jpg
- Smok Wawelski.jpg
- Kraków Smok Wawelski pomnik Chromy 1991-05.jpg
Напишите отзыв о статье "Вавельский дракон"
Примечания
- ↑ Mistrz Wincenty tzw. Kadłubek: Kronika Polska. Wrocław: Ossolineum, 2008. ISBN 83-04-04613-X.
- ↑ [www.e-krakow.com/news/news/559-Pracowity_smok_wawelski Pracowity smok wawelski] (польск.)
См. также
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Вавельский дракон
Координаты: 50°03′10″ с. ш. 19°56′00″ в. д. / 50.053000° с. ш. 19.933556° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.053000&mlon=19.933556&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Вавельский дракон
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
