Гослицкий, Лаврентий

Лаврентий Гослицкий

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лаврентий (Вавжинец) Гослицкий (или Госьлицкий; польск. Wawrzyniec Goślicki (Laurentius Grimalius, Goslicius, Grimaldius); ок. 1530 — 1607) — польско-латинский писатель, философ и дипломат XVI века; епископ Каменецкий, потом Хелмский, Познанский и Пшемысленский.

Биография

Лаврентий Гослицкий родился около 1530 года близ города Плоцка в Мазовецком воеводстве Польши; происходил из дворян Гослицких герба Гржимала. Учился в Краковской академии, затем продолжил обучение в Италии в Падуанском и Болонском университетах.

Служил королевским секретарём при Сигизмунде II Августе. В 1575 году был в числе польских и литовских магнатов предложивших Максимилиана II на пост короля Польши, однако он не имел достаточной популярности и королём избрали трансильванского князя Стефана Батория и Гослицкий продолжил службу при последнем.

Гослицкий был «человеком дела», за что его высоко ценили современники; он принимал активное участие во многих реформах того времени. Также был убеждённым сторонником религиозной толерантности в Польше. Это видно в письме, которое он написал папе римскому против иезуитов, где сетует на то, что они препятствуют созданию школ в Кракове. Он был единственным прелатом, который, в 1587 году, присоединился к Варшавской конфедерации.

Из его сочинений европейскою известностью пользовалось «De optimo senatore» (Венеция, 1568 и 1593). Другое сочинение исторического характера, «De hereticis», осталось при жизни автора в рукописи.

Лаврентий Гослицкий умер 31 октября 1607 года в небольшой деревушке в Великопольскм воеводстве.

Примечания

Персоналии   Христианство   Польша   Литература   Философия   Политика

Отрывок, характеризующий Гослицкий, Лаврентий

И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.