Вавилов, Владимир Фёдорович

Владимир Вавилов
Основная информация
Дата рождения	5 мая 1925(1925-05-05)
Место рождения	Ленинград
Дата смерти	11 марта 1973(1973-03-11) (47 лет)
Место смерти	Ленинград
Страна	СССР СССР
Профессии	исполнитель, композитор
Инструменты	гитара, лютня
Жанры	классическая музыка, романс
Коллективы	гитарный дуэт с Львом Андроновым

Влади́мир Фёдорович Вави́лов (5 мая 1925, Ленинград — 11 марта 1973, Ленинград) — советский композитор, гитарист-семиструнник и лютнист. Автор многочисленных музыкальных мистификаций.

Биография

Во время Великой Отечественной войны служил в армии, демобилизован по ранению. Окончил ленинградскую Музыкальную школу для взрослых им. Н. А. Римского-Корсакова по классу гитары П. И. Исакова. Параллельно изучал теорию музыки и композицию в народном кружке при Союзе композиторов у И. Г. Адмони.

В 1949 году образовал с Львом Андроновым гитарный дуэт семи- и шестиструнной гитар. В их репертуаре были «Полька» Рахманинова и «Вальс» Августы Дюран, произведения Грига, Дебюсси, Альбениса. Также дуэт исполнял многочисленные русские романсы, в том числе и аккомпанируя вокалистам. Большая часть аранжировок была сделана самими музыкантами.

В 1957 году дуэт был удостоен серебряной медали на международном конкурсе, организованном в рамках Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве.

В 1970 году записал пластинку лютневой музыки, приписанной разным авторам, среди произведений которой значилась «Канцона и танец», приписанная им композитору Франческо Канова да Милано. Первая часть композиции «Канцона и танец» (Канцона) позже стала музыкой известной песни на слова Анри Волохонского «Рай» (известной также под названиями «Город золотой», «Город»). Другая композиция с той же пластинки, «Павана и гальярда», автором которой был указан Винченцо Галилей, стала мелодией ещё одной песни на слова Анри Волохонского, «Конь унёс любимого». По мнению исследователей, подлинным автором «Канцоны», «Аве Марии» (приписанной позже Джулио Каччини) и большинства других пьес на пластинке был сам Вавилов.

На пятом десятке жизни заболел раком поджелудочной железы. Была проведена операция, но заболевание зашло слишком далеко, и 11 марта 1973 года скончался. Панихида состоялась в Николо-Богоявленском морском соборе. Похоронен на Городском кладбище Павловска.

Композитор

Лишь после смерти Вавилова открылось, что он был композитором. Все, кто составлял описания биографии музыканта, не заостряли внимания на том, что он с 1952 года изучал теорию музыки и композицию под руководством композитора Иоганна Григорьевича Адмони (1906—1979). Об этом мало кто знал, потому что эти уроки не считались специальным образованием, и в условиях СССР не выглядели достаточными для прав на официальную композиторскую деятельность.

Открытия начались после исследования текстов и мелодий с грампластинки «Лютневая музыка XVI—XVII вв.» Исследователи творчества ватиканского лютниста Франческо да Милано не нашли в каталоге произведений композитора ни одного, похожего на то, что исполнял Вавилов. Известно, что произведения да Милано внесены в ватиканские протоколы, а список его произведений был обнародован. Ещё больше неясного было с «Ave Maria» Джулио Каччини. Стилистический анализ показал: «…септаккорды по „золотой секвенции“, синкопы в басу, седьмая повышенная ступень в миноре, двойная доминанта… Такого в принципе не могло быть написано 400 лет назад». Музыковеды подтвердили невозможность создания этих композиций ни в XVI, ни в XVII веке. Ноты лютневых композиций, которые исполнял Вавилов на пластинке, отсутствуют в архивах и музыкальных библиотеках.

Расспросы родственников и тех, кто близко знал музыканта, доказали, что автором этих произведений был сам Владимир Вавилов. Так стало известно о ещё одной грандиозной мистификации в области музыки XX века.

По словам Зеэва Гейзеля, «мне мой друг Дима Кимельфельд, а он тоже изучает авторскую песню, говорил, что Вавилов много сотрудничал с „Союзмультфильмом“ и что он много песен для разных мультиков написал, но что в титрах никогда его имя не ставили. Но никаких подтверждений этому мы пока не нашли. Авторство не должно быть утрачено».

Дискография

• Лютневая музыка XVI—XVII веков (Мелодия, 1968)
• Русская музыка для гитары (Мелодия, 1985)

Библиография

• Вавилов В. Начальный курс игры на семиструнной гитаре. — 10-е изд. — Л.: Музыка, 1989. — 78 с.

В качестве аранжировщика принял участие в издании более 20 выпусков «Альбома гитариста» под редакцией А. А. Ашкенази. Эти публикации содержат большое количество мистификаций Вавилова.

Отрывок, характеризующий Вавилов, Владимир Фёдорович

И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.