Вавилов, Олег Михайлович
Поделись знанием:
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
| Олег Вавилов | |||
| Имя при рождении: |
Олег Михайлович Вавилов | ||
|---|---|---|---|
| Профессия: | |||
| Годы активности: |
с 1971 | ||
| Театр: | |||
| Награды: |
| ||
Олег Михайлович Вавилов (род. 8 января 1950, Термез) — российский актёр театра и кино, Народный артист Российской Федерации (1996)[1].
Содержание
- 1 Биография
- 2 Признание и награды
- 3 Роли в театре
- 3.1 ГИТИС
- 3.2 Казанский БДТ имени Качалова
- 3.3 Московский ТЮЗ
- 3.4 Театр на Малой Бронной
- 3.5 Всероссийское объединение творческих мастерских СТД
- 3.6 Театр «Сцена 101»
- 3.7 «У Никитских ворот»
- 3.8 Международная конфедерация театральных союзов
- 3.9 Театр «Сфера»
- 3.10 Антреприза
- 3.11 Театр Сатиры
- 3.12 Театр «Модернъ»
- 4 Фильмография
- 5 Примечания
Биография
Олег Михайлович Вавилов родился в узбекском городе Термез в семье военнослужащего. В 1957 году пошёл в школу. За время обучения сменил несколько школ, в связи с новыми назначениями отца, и, вследствие того, переездами.
В 1967 году Вавилов поступил на первый курс ГИТИСа им. А. В. Луначарского и попал в мастерскую на актёрский курс к профессору Марине Николаевне Орловой и народному артисту СССР Василию Александровичу Орлову, который в то время являлся также актёром МХАТа. Дипломными работами Олега Вавилова стали: Кочкарев — «Женитьба» Н. В. Гоголя, «Платон Кречет» Александра Корнейчука, «Шесть персонажей в поисках автора» Луиджи Пиранделло.
В 1971 году сыграл первую роль на сцене казанского БДТ им. Качалова. Это была роль Малыша в спектакле «Затюканный апостол» Макаенка. Далее роль Валентина в спектакле «Валентин и Валентина» Рощина и роль Герострата в «Забыть Герострата!..» Григория Горина.
В 1974 году Вавилов начал играть в ТЮЗе. Среди сыгранных там ролей: Д'Артаньян в «Трёх мушкетёрах» (мюзикл в постановке Александра Товстоногова, Марка Розовского, музыка Максима Дунаевского), далее «Сказка о царе Салтане» Пушкина, «Остановите Малахова», «Последние» Горького.
А с 1978 по 2003 год Олег Вавилов являлся актёром Театра на Малой Бронной. Первой работой в этом театре стала роль Лунина в спектакле «Лунин, или смерть Жака» Эдварда Радзинского, режиссёра Александра Дунаева.
Параллельно он играл в театре «У Никитских ворот» (спектакль «Романсы с Обломовым») и театре «Сфера» (спектакль «Смех во мраке»).
В 2004 году актёр поступил в Театр Сатиры, где служит и по сей день.
В 2005 году начал участвовать в постановке С. А. Враговой «Старый Дом» в театре «Модернъ».
В 2009 году в театр «Модернъ» из Театра Сатиры был перенесён спектакль «Однажды в Париже» с участием Веры Васильевой и Антона Кукушкина. Спектакль идет на малой сцене театра «Модернъ» и имеет больший успех.
Первой работой Вавилова в кино стала сыгранная им в 1976 году роль ординарца Алёши в фильме «Псевдоним: Лукач». А в 1977 году Олег Михайлович сыграл одну из своих самых знаковых ролей — роль Юры фильме «Странная женщина» Ю. Райзмана.
Признание и награды
- Народный артист России (30 августа 1996 года).
- Заслуженный артист РСФСР (11 мая 1990 года).
- 1992 год — Приз «Хрустальная роза» за роль Несчастливцева в спектакле «Лес».
- 1999 год — Премия «Чайка» в номинации «Злодей» за роль Дягилева в спектакле «Нижинский, сумасшедший божий клоун» (реж. — А. Житинкин)
Роли в театре
ГИТИС
- «Женитьба» — Кочкарев
- «Платон Кречет»
- «Хорошо!»
- «Шесть персонажей в поисках автора»
- «Егор Булычев и другие»
Казанский БДТ имени Качалова
- 1971 — «Затюканный апостол» (А. Макаенок) — Малыш
- «Валентин и Валентина» (М. Рощин) — Валентин
- «Забыть Герострата!..» (Г. Горин) — Герострат
- «Дикарка» (А. Н. Островский)
- «Жестокость» — Егоров
- «Продолжение» — Вадим Байков
- «Каменный властелин»
- «Неравный брак» — филолог Кирилл
- «Волшебные гусли» — Чолга
Московский ТЮЗ
- «Три мушкетёра» (А. Дюма) (постановка А. Товстоногов, М. Розовский) — Д’Артаньян
- «Герой нашего времени» (М. Ю. Лермонтов) (режиссёр А.Кигель) — Грушницкий
- «Сказка о царе Салтане» (А. С. Пушкин) (режиссёр Ю. Жигульский) — Салтан
- «В порядке обмана» — Майкл
- «Два клена» — Медведь
- «Нахаленок» — Богатырь
- «Простые парни» (режиссёр Ю. Жигульский) — Антон
- «Остановите Малахова» (режиссёр Ю. Жигульский) — Журналист
- «Последние» (М. Горький) (режиссёр Ю. Жигульский) — Александр
Театр на Малой Бронной
- «Лунин, или смерть Жака» (Э. Радзинский) (режиссёр А. Дунаев) — Лунин
- «Волшебник Изумрудного города» — Отец, Страж Изумрудного города
- «Занавески» (режиссёр Л. Дуров) — Снегов
- «Отпуск по ранению» (режиссёр А. Дунаев) — Лейтенант Володька
- «Женитьба» (режиссёр А. Эфрос) — Кочкарев
- «Дон Жуан» (режиссёр А. Эфрос) — Дон Жуан
- «Месяц в деревне» (режиссёр А. Эфрос) — Беляев, Ракитин
- «Воспоминание» (режиссёр А. Эфрос) — Турковский
- «Три сестры» (режиссёр А. Эфрос) — Вершинин
- «Врачи» («Черная пилюля»)
- «Детектив каменного века» (режиссёр Е. Лазарев) — человек Боя
- «Солдатами не рождаются» (режиссёр Е. Лазарев) — Артемьев
- «…Любящий вас Коля» («Юная Русь») (режиссёр Д. Шанцер) — Вилли
- «Вариации Феи Драже» (режиссёр А. Спивак) — Ученый
- «Татуированные души» (режиссёр С. Унковски) — Войдан
- «Мать Иисуса» (режиссёр В. Портнов) — старший сын
- «Событие» (режиссёр А. Сагальчик) — Трощейкин
- «Лес» (режиссёр Л. Дуров) — Несчастливцев
- «Каждый по-своему» (режиссёр О. Рыбкин) — Микеле Рокко, барон Нути
- «Дорога в Нью-Йорк» (режиссёр Л. Дуров) — Питер Уоррен
- «Страсти по Торчалову» (режиссёр Л. Дуров) — Торчалов
- «Путешествие без багажа» (режиссёр В. Харченко) — Жорж Рено
- «Нижинский, сумасшедший клоун Божий» (режиссёр А. Житинкин) — Дягилев
- «Король, дама, валет» (режиссёр Ю. Иоффе) — Курт Драйер
- «Портрет Дориана Грея» (режиссёр А. Житинкин) — лорд Генри Уоттон
- «Лулу» (режиссёр А. Житинкин) — Людвиг Шен
- «Калигула» (режиссёр А. Житинкин) — управитель дворца
- «Анна Каренина» (режиссёр А. Житинкин) — Каренин
Всероссийское объединение творческих мастерских СТД
- «Дом четыре, корпус два, квартира восемь» (режиссёр А. Кигель) — муж
Театр «Сцена 101»
- «Нирвана» — Пейо Яворов
«У Никитских ворот»
- «Романсы с Обломовым» (постановка М. Розовский) — Обломов
Международная конфедерация театральных союзов
- «Гамлет» (режиссёр П. Штайн) — Призрак
- «Борис Годунов» (режиссёр Д. Доннеллан) — Мнишек, Патриарх
Театр «Сфера»
- «Смех во мраке», (режиссёр Е. Еланская) — Бруно Кречмар
Антреприза
- «Миледи», «Антреприза Е», (режиссёр Е. Каменькович) — Рошфор
- «Белый рыцарь», «Театральное агентство LEKUR», (режиссёр Д. Карасев) — Полковник Фалькенхейм
- «Анна Каренина», «Авторский театр Андрея Житинкина», (режиссёр А. Житинкин) — Каренин
Театр Сатиры
- «Ждать?!», (режиссёр Ю. Васильев) — Иван
- «Нам все еще смешно» — Маяковский
- «Хомо Эректус», (режиссёр А. Житинкин) — Антон Говоров
- «Идеальное убийство», (режиссёр А. Житинкин) — Ричард Морган
- «Женщины без границ», (постановка А. Ширвиндт) — Валентин Борисович
- «Орнифль», (режиссёр С. Арцибашев) — отец Дюбатон
- «Нэнси», (режиссёр В. Петров) — мистер Бассингтон
- «Таланты и поклонники», (режиссёр Б.Морозов) — князь Дулебов
- «Вечерний выезд общества слепых», (режиссёр М.Чумаченко) — Серьезный
- «Невидимые миру слезы», (режиссёр Б.Щедрин) — Чехов, Смирнов, Нюхин, Чубуков
- «Грустно, но смешно», (постановка А. Ширвиндт, Ю. Васильев) — юбилейное обозрение
- «Концертная бригада приветствовать Вас рада. Театр Сатиры на фронте», (режиссёр Ю. Васильев) — Кутузов
- «Роковое влечение», (режиссёр А. Житинкин) — Фрэнк
Театр «Модернъ»
- «Старый дом», (режиссёр С. Врагова) — Игорь Сергеевич
- «Однажды в Париже», (режиссёр Ю. Васильев) — Иван
Фильмография
- 1975 — Трактирщица — Фабрицио
- 1976 — Псевдоним: Лукач — Алёша
- 1977 — Странная женщина — Юра Агапов
- 1979 — Цезарь и Клеопатра — Апполодор
- 1980 — Второе рождение — Гена Русанов
- 1980 — Я — актриса — Антон Павлович Чехов
- 1968-1981 — Кабачок "13 стульев" (фильм-спектакль) — пан Збышек
- 1981 — Всем — спасибо! — оператор
- 1982 — Алексей Кольцов. Возвыситься до вашей дружбы... (фильм-спектакль) — Алексей Кольцов
- 1982 — Солдат и змея (фильм-спектакль) — Певец
- 1982 — Не было печали — Бобков Борис Иванович
- 1983 — Месяц в деревне — Ракитин
- 1983 — Отпуск по ранению — лейтенант Владимир Канаев
- 1983 — Ускорение — Совинский
- 1984 — Снег в сентябре — Сергей
- 1984 — Я, Бомарше! (фильм-спектакль) — биограф
- 1985 — Исполнить свой долг (фильм-спектакль) — Луначарский Анатолий Васильевич
- 1986 — Лунин или смерть Жака — Лунин
- 1987 — Загадочный наследник — Илья
- 1987 — Конец Вечности — Эндрю Харлан
- 1987 — Любящий Вас Коля — Вилли
- 1987 — Честь имею
- 1987 — Сын — Борис Борисович
- 1989 — Бродячий автобус — артист Сергей Павлович
- 1989 — Свой крест — мужчина в купе
- 1991 — Дело Сухово-Кобылина
- 1991 — Собачье счастье
- 1999 — Нижинский, сумасшедший божий клоун (фильм-спектакль) — Сергей Дягилев (антрепренер)
- 2002 — Моя граница — полковник
- 2003 — Бедная Настя
- 2004 — Близнецы — Звягинцев
- 2005 — КГБ в смокинге — начальник ЦРУ
- 2005 — Охота на асфальте — отец Анжелы
- 2005 — Я не вернусь — Роман Петрович
- 2006 — Шпионские игры — Иван
- 2008 — Непобедимый — генерал Зубов
- 2009 — Морской патруль — 2 — профессор
- 2010 — В лесах и на горах — нотариус
- 2010 — Дворик — Эдуард Ефимович
- 2010 — Девичник — Леонид Петрович
- 2010 — Побег — Виктор Панин
- 2010 — Идеальное убийство — Ричард Морган
- 2010 — Я не я — помощник президента
- 2011 — Голубка — Александр Евгеньевич
- 2012 — Глаз божий (документальный) — Пётр Демичев
- 2012 — Побег 2 (сериал) — Виктор Панин
- 2012 — Без следа (сериал) — Дмитрий Князев
- 2012 — Хомо Эректус (фильм-спектакль) — Антон Говоров депутат
- 2012-2013 — Не плачь по мне, Аргентина! (сериал) — Сергей Рябинин забытая эстрадная звезда
- 2014 — Дорога домой — Николай Юрьевич Потапов мэр, генерал в отставке
Озвучивание/дубляж/документальные
- 1977 — Жизнь взаймы / Bobby Deerfield … Аль Пачино — Bobby
- 1991 — Сплошные неприятности / Nothing But Trouble
- 1996 — Дорога домой 2: Затерянные в Сан-Франциско/Homeward Bound II: Lost in San Francisco (1996)
- 2006 — Эммануил Виторган и Алла Балтер. По обе стороны жизни (документальный) / читает текст
- 2011 — Режиссёр Александр Дунаев. Над предлагаемыми обстоятельствами советского театра (документальный) / участие в фильме
Напишите отзыв о статье "Вавилов, Олег Михайлович"
Примечания
- ↑ [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;1163058 Почётное звание присвоено указом Президента России № 1284 от 30 августа 1996 года]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Вавилов, Олег Михайлович
И они обе засмеялись.– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
