Вагенбург

Вагенбург (нем. Wagenburg), вагонфорт (англ. Wagon fort) — передвижное полевое укрепление из повозок в XV—XVIII веках.

Вагенбург также мог строиться из импровизированных средств (например, в битве селёдок (1429) вагенбург был выстроен англичанами из обозных телег). Поэтому в широком смысле вагенбургом называли любое передвижное фортификационное сооружение, внутри которого находились оружие и люди.

Вагенбург обеспечивал преимущество в бою в период, когда широко применялась тяжёлая (рыцарская) кавалерия, а ручное огнестрельное оружие ещё не получило большого распространения. С развитием огнестрельного оружия стало выгоднее использовать линейное построение пехоты. А массовое появление полевой артиллерии (которая легко поражала деревянные щиты) превратило его в архаизм. Далее применение подвижной фортификации регулярными войсками носило, скорее, единичный характер.

В современном английском языке военный термин «laager» (вагенбург) означает одну из форм построения бронетехники.

Применение

Древний Рим

Древнейшим из известных авторов, упоминающих использование вагенбургов, является Аммиан Марцеллин (офицер римской армии, живший в IV веке). Он описывает похожие передвижные укрепления готов.

Китай

Использование вагенбургов описано в китайском историческом трактате «Ханьшу». Так, в 119 году до н. э. в ходе хунно-китайских войн полководец Вэй Цин выстроил свои боевые колесницы (武剛車) в круг и в такой своеобразной крепости отразил атаку кавалерии противника, после чего контратаковал и обратил врага в бегство. Однако в основном китайцы использовали боевые колесницы для атаки на врага (в качестве аналога тяжёлой кавалерии).

Чехия (Богемия)

Широкое применение вагенбурги получили в гуситских войнах (1419—1434). Во многом благодаря боевым возам с установленными на них орудиями, гуситы успешно отражали атаки тяжеловооружённого противника. Чешский вариант вагенбурга назывался «табор» (чеш. tábor) или «возова градьба» (чеш. vozová hradba).

Как правило, вагенбург из боевых возов строился в виде четырёхугольника. Со стороны противника перед вагенбургом мог дополнительно выкапываться ров. С флангов оставлялись большие промежутки для контратак. Внутри вагенбурга устанавливалась артиллерия (при её наличии). Лёгкая артиллерия и стрелки занимали позиции непосредственно на возах (для стрельбы в щитах имелись бойницы).

За каждым боевым возом закреплялось по 18–21 бойцу, из которых было: 4–8 арбалетчиков, 2 стрелка из ручных бомбард (фактически, у них могло быть любое доступное ручное огнестрельное оружие), 6–8 бойцов, вооружённых древковым оружием (алебарды, боевые цепы и т.п.), 2 переносчика щитов и два возчика.

Тактика применения чешского вагенбурга заключалась обычно в том, что гуситы сначала позволяли противнику атаковать их укрепление. При этом противнику приходилось идти в атаку под сильным огнём. Вражеская конница (как правило, это были тяжеловооружённые рыцари) не могла проникнуть за линию возов, а когда кавалеристы останавливались перед возами, их атаковали прямо с возов бойцы, вооружённые алебардами, боевыми цепами и прочим древковым оружием. Стрелки и артиллерия при этом вели огонь буквально в упор. Как только гуситы решали, что противник понёс достаточные потери и/или деморализован, их пехота и конница переходила в контратаку.

Успех применения гуситами вагенбургов привел к тому, что их противники переняли эту тактику. В битве при Тахове (1427) германские крестоносцы использовали вагенбург, но (очевидно, по причине отсутствия опыта) неудачно. А в битве у Липан (1434) сошлись две чешские армии: табориты и чашники, каждая из которых использовала вагенбурги. При этом табориты потерпели сокрушительное поражение; выяснилось, что если противник врывается в вагенбург, он из крепости превращается в смертельную ловушку, из которой нет выхода. С гибелью таборитской армии закончилось применение вагенбургов в Чехии.

Новое время: Америка, Африка

Своеобразным возрождением вагенбургов стали импровизированные мобильные укрепления белых поселенцев в Северной Америке и Южной Африке. Такое укрепление называли по-испански «корраль» или на африкаанс «лаагер». Походные колонны поселенцев нередко подвергались нападению аборигенов и обычных грабителей. Для защиты от нападения поселенцы выстраивали свои повозки в круг (на время стоянки, а также при виде возможного противника). Таким образом, животные и люди, неспособные к бою, были укрыты от нападения. А защитники занимали места по периметру, откуда и вели огонь. Впоследствии команда «повозки в круг!» стала одним из клише фильмов в жанре «вестерн».

См. также

• Гуляй-город

Ссылки

• [militera.lib.ru/science/svechin2a/05.html Свечин А. А. Эволюция военного искусства. Т. I, гл. 5 (Тактика Яна Жижки) (публикация на портале «Военная литература»)]
• [www.szst.ru/library/shperk_f/030.html Шперк В. Ф. История фортификации. М.: Издание ВИА, 1957 (публикация на «Русском фортификационном сайте»)]
• [www.hrono.ru/organ/ukazatel/vagenburg.html Статья в Советской военной энциклопедии (публикация на портале «Хронос»)]

Отрывок, характеризующий Вагенбург

– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.