Ваджраяна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ваджрая́на (санскр. वज्रयान, Vajrayāna IAST, тиб. རྡོ་རྗེ་ཐེག་པ, Вайли rDo-rje Theg-pa; монг. Очирт хөлгөн — Ваджрная Колесница, Алмазная Колесница, Ваджрный Путь; также Тантра, Тантраяна (Колесница Тантры), (Гухья-) Мантраяна (Колесница (Тайной) Мантры), Пхалаяна (Колесница Плода)) — тантрическое направление буддизма, образовавшееся внутри Махаяны в V веке нашей эры. Ваджраяна распространена в Тибете, Непале, Монголии, Японии (школа Сингон-сю). В различные исторические периоды имела распространение на Шри-Ланке, в Индонезии, Китае, Корее, Мьянме, Вьетнаме, Камбодже, Таиланде. В отличие от пути Причины (Сутраяны) является путём Результата (поэтому и называется Тантраяна).

Начиная с VIII века в Ваджраяне начали возникать отдельные школы: Ньингма, Кагью, Сакья, Кадам, Джонанг. Реформа, проведённая великим буддийским ламой Чже Цонкапой, трансформировала школу Кадам в Новый Кадам (Гелуг).





Введение

Санскритское слово «ваджра» (на тиб. «дордже» — букв. «алмаз») употреблялось для обозначения громового скипетра бога Индры. В буддизме «ваджра» означает нерушимость, подобную алмазу, и просветление, подобное мгновенному удару грома или вспышке молнии. Поэтому слово «Ваджраяна» может быть буквально переведено как «Алмазная Колесница» или «Громовая Колесница» (последний вариант обычно не употребляется).

По некоторым источникам, часть учений уровня Ваджраяны дана историческим Буддой во время Третьего Поворота Колеса Дхармы. Существенно бо́льшая часть получена от иных будд, бодхисаттв, идамов или дакини великими йогинами Индии и Тибета.

В настоящее время Ваджраяна распространена в гималайских странах, Монголии, Бурятии, Туве, Калмыкии (тибетский буддизм). Практикуют Ваджраяну в некоторых школах китайского (в виде отдельных элементов в чаньских монастырях[1]) и японского (Сингон, Тэндай, Сюгэндо) буддизма, а в последние десятилетия и в странах Запада.

Отдельно следует отметить ваджраянскую традицию непальских неваров[2], а также синкретическую шиваитско-ваджраянскую традицию Индонезии, сейчас распространенную, главным образом, на о. Бали под названием «агама-хинду-дхарма»[3]. В Индонезии среди брахманов существует группа, называемая «бауддха брахманы», члены которой являются последователями ваджраяны[4] и участвуют в традиционных обрядах вместе с другими брахманами[5].

В Индии, а также в Центральной и Средней Азии, Ваджраяна (как и прочие направления буддизма) в основном исчезла в силу таких исторических обстоятельств, как феодальная раздробленность, эксплуатация буддизма в политических интересах, мусульманское нашествие.

Самой важной персоной в Алмазном пути является Ади-Будда (Дордже Чанг), а также такой знаменитый бодхисаттва как Ваджрасаттва.

Ваджраяна содержит в себе множество заимствований из коренной тибетской религии Бон[6][7][8].

Специфика методов Ваджраяны

Ваджраяна — путь трансформации сансарического ума, основанный на мотивации и философии Великой Колесницы (Махаяны), но с характерными взглядом, поведением и методом медитации.

Методом являются визуализация образов медитативных божеств (см. Идам), мантры, мудры, почитание Гуру. Для Ваджраяны также характерно получение инициации только от учителя к ученику, а также набор особых «быстрых методов» для пробуждения уже в этой жизни (или в течение 7 жизней).

Практика в системе Ваджраяны предполагает получение специальной абхишеки и сопутствующих ей наставлений от достигшего реализации Пути учителя. Необходимыми качествами практикующего являются мотивация сострадания, понимание пустотности и чистое ви́дение.

На Тибете и в других гималайских странах Ваджраяна считается венцом учения Будды, а также 4 поворотом колеса Дхармы, который наряду с третьим поворотом (учениями Махаяны) первоначально не был записан в канонических текстах на языке пали и на санскрите.

Ваджраяна основана на концепции Ади-будды — изначального Будды, по отношению к которому отдельные будды (в том числе исторический Шакьямуни) считаются только формами его воплощения. В Ваджраяне разработана чёткая иерархия существ:

Главным средством достижения просветления в Ваджраяне считается тайная мантра. При этом считается, что путь тайной мантры значительно могущественнее и может привести к достижению состояния Будды не за много кальп, как в обычной Махаяне, а за одну жизнь. При этом, развитие парамит необходимым не считается[9][10][11].

Как и в классическом тантризме, философские идеи в Ваджраяне считаются недейственными без практики.

Теория и практика тантры или Ваджраяны различна и приобретает различный характер в зависимости от конкретной буддийской традиции:

Средством достижения состояния Будды в Ваджраяне считается йогическая практика, медитация, начитывание мантр, почитание духовного наставника (гуру-йога) и т.п. Традиционно считается, что нельзя практиковать ни одну практику без учителя (тибетская и индийская система обучения), а также невозможно практиковать в безопасности и сделать первые шаги без участия гуру (ламы).

В тибетской ваджраяне сборник переводов сутр, тантр и иной канонической литературы с санскрита на тибетский известен как «Ганджур», а комментариев к ним — как «Данджур». В этих сборниках наибольший упор делается на 2606 текстов, образующих 4 класса тантр: крийя-тантры (тантры действия), чарья-тантры (тантры исполнения), йога-тантры (тантры йогической медитации), ануттара-йога-тантры (тантры высшей йоги: отцовские, материнские и недвойственные).

Пантеон Ваджраяны

См. также

Напишите отзыв о статье "Ваджраяна"

Примечания

  1. Hua, Hsuan (2003), [www.bttsonline.org/product.aspx?pid=165 The Shurangama Sutra - Sutra Text and Supplements with Commentary by the Venerable Master Hsuan Hua], Burlingame, California: Buddhist Text Translation Society, ISBN 0-88139-949-3, <www.bttsonline.org/product.aspx?pid=165> 
  2. Yoshizaki, Kazumi [www.jn-net.com/yoshizaki/ronbun/NewarBuddhism.htm The Kathmandu Valley as a Water Pot: Abstracts of Research Papers on Newar Buddhism in Nepal]. Kumamoto: Kurokami Library (2006). Проверено 2 июня 2011. [www.webcitation.org/68cKIteR6 Архивировано из первоисточника 22 июня 2012].
  3. [www.svpassage.com/balinese_hinduism.htm Balinese Hinduism & temples]. SV Passage. Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68cKJi7OI Архивировано из первоисточника 22 июня 2012].
  4. C. Hooykaas Bauddha Brahmins in Bali (англ.) // Bulletin of the School of Oriental and African Studies. — 1963. — Vol. 26. — P. 544-550. — DOI:10.1017/S0041977X00070300.
  5. [vasuntara.blogspot.com/2010/09/ganga-pratistha-nusantara-hindu-worship.html GANGA-PRATISTHA, NUSANTARA HINDU WORSHIP OF THE HOLY GANGES]. Vaishnava Suvarnabhumi Nusantara. Проверено 29 мая 2012. [www.webcitation.org/68cKKmIWR Архивировано из первоисточника 22 июня 2012].
  6. Энциклопедия Философия буддизма - Российская академия наук Институт философии / Редакционная коллегия: M. Т. Степанянц (ответственный редактор), В.Г.Лысенко (заместитель ответственного редактора), С.М.Аникеева, Л.Б.Карелова, А.И.Кобзев, А.В.Никитин, A.A. Терентьев, ст. Д.Э. Ермакова / 2011 г. "Дзогчен — центр, учение юндрунг-бона, его высший раздел; тибетская буддийская версия дзогчена во многом является вторичной по отношению к бонскому дзогчену.".
  7. Бон и тибетский буддизм. Д-р Александр Берзин. Публикация на Study Buddhism. "Я полагаю, очень важно попытаться обнаружить те позаимствованные у бона аспекты буддизма, которые отражают национальный тибетский подход, чтобы у нас появилось более ясное представление о том, что представляет собой тибетская культура и что такое сущностный буддизм... Всеми тибетскими традициями было заимствовано четырехступенчатое лечение. Если человек жалуется на болезнь, первым делом бросают «мо», и это разновидность гадания. Это пришло из бона... Торма лепят из ячменной муки в форме маленьких животных, и они используются как «козлы отпущения», что, без сомнения, пришло из бона... Как в бонских, так и в буддийских ритуалах, связанных с бардо, используются изображения различных божеств. Это восходит к иранско-бонским похоронным ритуалам, когда вместе с умершим человеком хоронили различные предметы... Другое заимствование тибетского буддизма из бона – «сеть для гармонизации пространства»: сетка, подобная сети паука, из разноцветных нитей, символизирующих пять стихий... На Лосар люди едят голову овцы и лепят из цампы овечью голову, поджаренную с ячменными зернами... - Очевидно, что эта традиция пришла из древних бонских ритуалов... Молитвенные флажки также пришли из бона... Определенные стороны бонской системы врачевания перешли в буддизм, например обрызгивание освященной водой с помощью пера... След шаманизма, однако, отразился в разделении мира на надземный, наземный и подземный, которое преобладало в бонских источниках, а затем перешло в буддизм."
  8. Джон Мирдин Рейнольдс «Буддийский и Бонский Дзогчен» / 2009 г. "Но поскольку буддийская линия преемственности передается через современников Падмасамбхаву, Вималамитру, Вайрочану и ранее через Шрисинху и Манджушримитру из Индии, а ещё ранее от своего источника Гараба Дордже из Уддияны, бонская линия преемственности гораздо длиннее и древнее. Она проходит через Тапихрицу, учителя Гьерпунгпа, назад через непрерывную линию двадцати четырёх реализовавших мастеров к Тонпа Шенрабу из Тазига, как к конечному источнику учений Дзогчен среди людей... Все школы тибетского буддизма, включая и Гелуг, приняли многие из этих местных бонских практик в виде почитания Божеств Хранителей, наряду с такими магическими практиками, как духовные ловушки, обряды выкупа и так далее."
  9. Энциклопедия Философия буддизма - Российская академия наук Институт философии / Редакционная коллегия: M. Т. Степанянц (ответственный редактор), В.Г.Лысенко (заместитель ответственного редактора), С.М.Аникеева, Л.Б.Карелова, А.И.Кобзев, А.В.Никитин, A.A. Терентьев / 2011 г. "Ваджраяна, др. назв. мантраяна («колесница [тайной] мантры»), тантраяна, пхалаяна и др. Эзотерическое направление буддизма махаяны, центральное место в котором занимают практики, имеющие целью пробудить «высшие сиддхи» (состояние будды), среди которых рецитация мантр, визуализация различных будд и их обителей (мандал), овладение контролем за движением энергий по особым каналам-нади и пр. Считается, что путем Ваджраяны достичь состояния будды можно быстрее, нежели методами обычной экзотерической махаяны, которую, в отличие от Ваджраяны, начинают именовать сутраяной, парамитаяной («колесницей парамит»)..."
  10. Новая философская энциклопедия. Представитель научно-редакционного совета В.С. Степин. 2-е изд., испр. и допол. 2010 г. Ст. В.Г. Лысенко "ВАДЖРАЯНА, или мантраяна («путь мантры») – буддийское направление тантризма. Как эзотерическая практика внутри махаяны... Т.о., целью ваджраяны оказывается не столько духовная реализация буддийских доктрин, как в предшествующей традиции, сколько их мистическое и чувственное воплощение. "
  11. Индо-тибетский буддизм. Энциклопедический словарь. В.П. Андросов, РАН ИВ, ISBN 978-5-91994-007-4 , 2011 г. "Оно [Ваджраяна] также называется мантраяной и буддийским тантризмом... Для Ваджраяны характерны тайные посвящения и обряды, непривязанность к нравственным запретам, стремление преобразить (а не искоренить) тёмные стороны личности, а также преодолеть двойственность добра и зла... Здесь много внимания уделяется рецитации мантр при медитации на йидама и отождествлении с ним... Для сотериологии Ваджраяны характерна вера в мгновенное, подобно удару молнии, Просветление, что существенно отличало её от махаянской доктрины постепенного накапливания духовных совершенств."

Литература

научная
аффилированная

Ссылки

  • [jnana.ru/science/torch33.html Евгений Торчинов. Тантрический буддизм (Ваджраяна)]
  • [www.berzinarchives.com/web/x/nav/n.html_127518641.html Александр Берзин. Материалы по тантре].
  • [www.buddhism.ru/ Буддизм Алмазного пути. Традиция Карма Кагью]

Отрывок, характеризующий Ваджраяна

– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.