Вадим Баян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вадим Баян
Имя при рождении:

Владимир Иванович Сидоров

Дата рождения:

5 января 1880(1880-01-05)

Дата смерти:

29 марта 1966(1966-03-29) (86 лет)

Место смерти:

Москва

Род деятельности:

поэт, писатель

Направление:

футуризм

Дебют:

1908 год

Вадим Баян (настоящее имя Владимир Иванович Сидоров) (1880—1966) — русский поэт-футурист, писатель, драматург.



Биография

Родился в 1880 году семье агронома в селе Нововасильевка Бердянского уезда Таврической губернии. Окончил реальное училище в Мелитопольском уезде, служил конторщиком, в 1906 году переехал в Симферополь, где работал корректором в типографии[1].

Известен прежде всего своими «космопоэмами» «Вселенная на плахе» (1919—1920) и «По мостовой тысячелетий» (1922), а также воспоминаниями «Маяковский в первой олимпиаде футуристов».

Дебютировал в симферопольской газете «Тавричанин» в 1908 году стихотворением «Два коня». В том же году в Мелитополе вышла его книга «Сжатая лента. Роман (в стихах). (1905—1908)». В 1910 году в Петербурге слушал лекции по философии и естественным наукам на высших курсах Лесгафта. Затем напечатал на собственные средства в издательстве М. О. Вольфа книгу «Лирический поток. Лирионетты и баркароллы» (1914)[1].

В 1914 году организовал и частично финансировал проведение поэтических вечеров в городах Крыма, получивших название «Олимпиады российского футуризма», в которых принимали участие Владимир Маяковский, Давид Бурлюк, Игорь Северянин и другие[1].

Оставшись в Крыму во время революций 1917 года и гражданской войны, создал литературное объединение, помогал молодым поэтам, в том числе Борису Поплавскому. В 1919 году издал книгу «Радио», куда вошли его космопоэма «Вселенная на плахе», заметка его сестры, поэтессы и критика Марии Калмыковой и портрет Баяна работы Маяковского. Свои альманахи «Из батареи сердца», «Срубленный поцелуй с губ вселенной» посылал Маяковскому с надписями: «Маяку мира Маяковскому — Баянище», «Великому — великий»[1].

С 1922 года жил в Москве, писал для художественной самодеятельности, сочинял для молодёжи образцы новых «советских обрядов» — вечеринок с играми и танцами, свадеб. Результатом этих трудов явилась книга «Кумачовые гулянки», дважды выходившая в издательстве «Молодая гвардия».

Вероятно, является прототипом писателя-приспособленца Олега Баяна из пьесы Маяковского «Клоп». Оскорблённый подобным использованием своего псевдонима, в 1929 году опубликовал в «Литературной газете» «Открытое письмо Маяковскому» и получил пренебрежительный ответ от последнего[1].

В 1930-е годы отошёл от поэзии, писал одноактные пьесы, политические скетчи, конферанс. Сохранились его неопубликованная драма в пяти действиях «Пушкин» и большой роман о людях советской провинции «Ольга Кораблёва».

Последние 15 лет жизни работал художником-оформителем.

Умер в Москве в 1966 году, похоронен на Ваганьковском кладбище[2].

Напишите отзыв о статье "Вадим Баян"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. А—Г / Главный ред. П. А. Николаев. — М.: Советская энциклопедия, 1989. — Т. 1. — С. 192. — 672 с. — 100 000 экз.
  2. [m-necropol.ru/bayan.html Могила Вадима Баяна]

Ссылки

  • [magazines.russ.ru/arion/1997/1/firs.html В. Баян. Маяковский в первой олимпиаде футуристов] // «Арион», 1997, № 1
  • [imwerden.de/pdf/obvaly_serdtsa_avangard_v_krymu_2011.pdf Обвалы сердца: Авангард в Крыму] / сост., предисл. и коммент. С. Шаргородского. — Salamandra P.V.V., 2011. — 187 с.
  • [www.magister.msk.ru/library/extelop/authors/b/bayan.htm Вадим Баян] // Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. Вл. Гакова. — Минск: ИКО «Галаксиас», 1995. — 694 с. — ISBN 985-6269-01-6.


Отрывок, характеризующий Вадим Баян

Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.