Вадим (фильм, 1910)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вадим
Жанр

драма

Режиссёр

Пётр Чардынин

Автор
сценария

Пётр Чардынин

В главных
ролях

Пётр Чардынин
Гончарова Александра
Н. Сперанский

Оператор

Владимир Сиверсен

Кинокомпания

Торговый дом Ханжонкова

Длительность

400 метров

Страна

Российская империя Российская империя

Язык

русский

Год

1910

К:Фильмы 1910 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Вадим» — российский немой фильм 1910 года режиссёра Петра Чардынина. Снят на основе одноимённого неоконченного исторического романа юношеского периода творчества М. Ю. Лермонтова. Иногда демонстрировался под названиями «Повесть из времён Пугачёва» и «Боярин Палицын». Премьера состоялась 2 октября 1910 года.





Сюжет

События фильма происходят в период Крестьянской войны 1773—1775 годов в окрестностях Тархан. Среди убитых повстанцами были помещики капитан Столыпин, отец крёстного Михаила Лермонтова подпоручик Василий Хотяинцев. Но у Емельяна Пугачёва служили и местные дворяне, желающие отомстить соседям, так или иначе ранее оскорбившим их семьи.

Помещик Палицын (Чардынин) долго и успешно судится со своим соседом. Тяжба привела того к разорению. Он скончался, оставив сиротами детей — горбатого юношу Вадима (Сперанский) и трехлетнюю Ольгу. Для того, чтобы избежать осуждения, Палицын берёт девочку в воспитанницы. Юноша клянётся отомстить обидчику и покидает эти края.

Проходит несколько лет. Ольга (Гончарова) становится красавицей и объектом вожделения пожилого Палицына. Приходит час мести. Вернувшийся и не узнанный Вадим поступает к боярину в холопы. Вскоре он открывает Ольге правду о настоящей семье. Девушка соглашается помогать Вадиму. Тем временем в имение возвращается младший Палицын — сын Юрий. Ольга влюбляется в молодого помещика и отказывается помогать родному брату. Окончательно озлобленный Вадим решает покончить со всей ненавистной семьёй. Он уходит в стан Пугачёва, чтобы позже вернуться в усадьбу Палицына и отомстить.

В ролях

Художественные особенности

Литературовед Валентина Рогова на основе изученных архивных источников заключает, что картина полна искреннего сочувствия и к лиходеям, и к их жертвам. Возможно, что именно в этом её нравственная сила. В картине, как и в повести, доминирует философский принцип «двойного сострадания» Фридриха Шиллера. Протагонист даже с помощью разбойников не смог отомстить Палицыну за смерть отца и разорение наследного имения. Его удел — духовное одиночество. Ослеплённый жестокостью, Вадим потерял последнюю надежду на человеческое счастье: от него, кривобокого горбуна, отвернулась даже родная сестра. «Чуда не произошло. Лермонтов пророчески следовал исторической правде, Чардынин — духу его произведения»[1].

Критика

Пресса начала ХХ века была полна восторженными рецензиями.

  • Издаваемый Робертом Перским «Кинежурнал» («Живая фотография») писал: «Картина удалась на славу. Выполнена она во всех отношениях блестяще. Техническая часть не оставляет желать ничего лучшего. Декорации почти нет — всё разыграно на природе»[2].
  • Главный орган русской киножурналистики «Сине-фоно» Самуила Лурье констатировал: «Фильм произвёл огромное впечатление тем, что далеко опередил все предыдущие постановки, блеснув некоторыми прямо-таки эффектными, в смысле перспективы, местами. Эта картина далеко оставляет за собой всё, созданное нами до сего времени»[3].
  • В условиях крайней скорости съёмочного процесса раннего кино, Пётр Чардынин совершил творческий прорыв — не допустил никакой трафаретности. «Выступив в трёх ипостасях: сценариста, режиссёра и в роли боярина Бориса Палицына, он создал лучшую дореволюционную экранизацию лермонтовского произведения»[1][4].

Напишите отзыв о статье "Вадим (фильм, 1910)"

Примечания

  1. 1 2 Рогова В. [www.litrossia.ru/2007/20/01494.html Кинопробы Лермонтова] (рус.). Литературная Россия (№20 18.05.2007). Проверено 10 мая 2012. [www.webcitation.org/68MNAYnWd Архивировано из первоисточника 12 июня 2012].
  2. Роберт Перский.
  3. Самуил Лурье.
  4. Экранизация этой повести до настоящего времени — единственная.

Литература

  • Роберт Перский Кине-журнал, 1910, № 17
  • Самуил Лурье Сине-Фоно, 1910, № 2

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=16480 «Вадим»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Вадим (фильм, 1910)

– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.