Ваисовское движение

Ваисовское движение — религиозно-общественное движения среди татарских крестьян, ремесленников, мелких торговцев Казанской губернии, возникшего в XIX веке на основе учения Бахаутдина Ваисова.

Возникновение движения

Основателем и идейным вдохновителем движения был член суфийского накшбандийского братства Б. Ваисов.

В 1862 году он основал общину и открыл в Казани, якобы с разрешения императора Александра II, государственный молитвенный дом (по другим источникам «Булгарскую духовную академию», «Мусульманскую академию», духовное училище «Мектебе Гирфан» (Школа знаний), «молитвенный дом воинствующих молитвенников спасительного божьего отряда»). В дальнейшем при этом центре действовали школа для детей, училище «Булгария», типография, штаб-квартира движения — так называемое «Центральное духовное управление мусульман всего мира», первая мусульманская публичная библиотека «Сад, или Цветник Знаний». Татарский поэт Габдулла Тукай одно из своих стихотворений «[gabdullatukay.ru/rus/index.php?option=com_content&task=view&id=102&Itemid=37 В саду знаний]» посвятил именно этой «Академии».

Доказательства представим, что достойны жизни мы,
Чтобы спорить перестали с нами чуждые умы.

Пусть увидят, что на свете ещё булгары живут,
Пусть увидят наше счастье, сами к счастью повернут.

Перевод В.С.Думаевой-Валиевой.

В этот молитвенном доме Б. Ваисов начал собирать своих последователей и учить «истинной вере». По мнению Б. Ваисова, исламское вероучение искажено и его надо «очистить» от наслоений, что родственно идеям салафии.

Б. Ваисов титуловал себя «сардаром» (полководцем), своих последователей — «Фирка-и-наджийя» («Фиркаи Наджия», араб. «Аль Фирка Ан Наджия» («Спасшаяся группа», «Партия избавления»)). Название «Фирка-и-наджия» восходит к хадису пророка Мухаммеда о том, что после его смерти община Мухаммеда распадётся на 73 общины, из них сможет спастись только одна наиболее праведная, а все остальные попадут в ад. Критерием принадлежности к группе тех, кто «спасется», по мнению ваисовцев, было признание особой роли Б. Ваисова, основанной на его принадлежности к роду пророка Мухаммеда.

Идеализация Волжской Булгарии

Б. Ваисов обратился к истории Волжской Булгарии в поисках в прошлом образа идеального исламского государства. В Волжской Булгарии, по его мнению, правили потомки пророка Мухаммеда. Для обоснования родства Б. Ваисова с Мухаммедом и правителями Волжской Булгарии использовалась легендарная история, согласно которой к булгарскому хану Айдару прибыли три проповедника – араба, один из которых – Зубейр ибн-Джада – был потомком Пророка Мухаммада. Зубейр обратил Айдара в ислам, а затем, исцелив от тяжелой болезни дочь правителя Туйбику, женился на ней и основал новую династию потомков Мухаммеда. Говорилось о том, что в этом роду время от времени будут появляться вероучители с «духом Мухаммеда» для «усиления веры и исправления нравственности». И Багаутдин Ваисов был якобы 32-м таким вероучителем.

По свидетельству Ибрагима бин Зайнуллы Аль Булгари: «У Багаутдина Ваисова были документы, из которых видно было, что отец его был потомком пророка Магоммеда, а мать происходила из рода булгарских царей. Эти документы теперь утрачены, так как в 1881 г. молитвенный дом Багаутдина Ваисова подвергся разорению, и все документы и другое имущество было захвачено полицией». Последователи признавали Б. Ваисова как потомка Мухаммеда и правителей Волжской Булгарии.

Ваисовцы считали, что ханы Золотой Орды по сравнению с правителями Волжской Булгарии не могут претендовать на истинное понимание веры. Ислам, по их мнению, в истинном, чистом виде сохранялся только булгарскими правителями и их потомками. И только потомки булгарских ханов, среди которых был Б. Ваисов, могли дать обновление и очищение исламу.

Ваисовцы ставили целью освободить земли бывшей Волжской Булгарии от «неверных» и поселиться там, создав свой мир последователей «чистого ислама». Для этого был создан так называемый «Спасающийся отряд», или «Божий полк».

Идеология движения

Политическую, организационную, социально-экономическую, религиозную, национальную и международную программы движения сформулировал Б. Ваисов.

Политической целью движения было восстановление Булгарского государства.

Этноним «Аль Булгари»

Ваисовцы призывали татар отказаться от этнонима «татары» и в своих документах в качестве этнонима указывали «Аль Булгари». В статье «Ваисов и ваисовцы» Ольга Сенюткина пишет: «Ваисовцы четко отделяли себя от остальных мусульман-татар, используя не столько религиозное обоснование («староверы» и «нововеры»), сколько этническое («между нами и татарами такое же различие как между небом и землей», «настоящие верующие не могут пьянствовать, развратничать и курить табак», «как настоящие мусульмане, мы не имеем никаких сношений с татарами»)».

Участие в крестьянских волнениях

Во второй половине XIX века по Казанской губернии прокатились три крестьянских волнения (так называемые, земельные беспорядки), именуемых Лесной войной (1861-62 гг.), Кряшенской войной (1865-66 гг.) и Аульной войной (1878-79 гг.). Активное участие в волнениях приняли ваисовцы.

Восстания подавлялись не только с помощью царских жандармов, но и официальных лидеров мусульманского духовенства. В телеграмме от 6 декабря 1878 года начальника Казанского губернского жандармского управления указано: «Духовенство магометанское вело себя преданно и благоразумно, сами муллы указали на подстрекателей беспорядка...».

После подавления волнений среди членов ваисовской общины были проведены массовые аресты. Многих отправили в ссылку в Сибирь.

Распад движения

В 1884 году в Казани наряды полиции и противники ваисовцев из числа татар взяли штурмом и разгромили молитвенный дом Б. Ваисова. Лидер движения Б. Ваисов был схвачен и помещен в Казанскую окружную психиатрическую лечебницу, где умер в 1893 году.

Сын Багаутдина Ваисова Гайнан Ваисов после возвращения в Казань в 1906 году из ссылки восстанавливает молитвенный дом отца.

Убит был Г. Ваисов в Казани 28 февраля 1918 года во время антисоветской демонстрации татарской буржуазно-националистической партии «Милли Шура». В. А. Тихомирнов так описал его гибель: «Передают, что, когда его окружили озверевшие татарские белогвардейцы, все эти лавочники и мелкие буржуйчики, царству которых с победой рабочего класса наступил конец, и спросили, кто он такой, Ваисов вызывающе ответил: «Я — большевик», — и тут же был растерзан толпой».

После провозглашения советской власти ваисовцы предприняли попытку развивать своё учение в условиях советского государства. В январе 1919 года на 2-м съезде принимается программа построения социализма в Народной республике Волжской Болгарии. 3-й съезд вынес постановление о создании высшего органа власти республики Волжской Болгарии — Совета Волжских Болгарских мусульман и ваисовцев востока (рабочих и крестьян). В 20-х годах Чистопольском кантоне Татарии ими была основана деревня Новый Болгар, но впоследствии община создателей поселения распалась. В 1923 году деятельность ваисовцев была запрещена (инкриминировались антисоветская деятельность — попытка создания буржуазно-демократической Булгарской Республики), а руководители и активные члены ваисовского движения были репрессированы в 20-30-х годах.

Возрождение идей ваисовского движения

Идеи ваисовского движения получили признание в конце XX века среди «необулгаристов». В 1981 году в Казани образовался кружок татарской интеллигенции (около 10 человек), который установил связь с Мидхатом Ваисовым, внуком Б. Ваисова, занимался исследованием материалов ваисовского движения. 27 августа 1988 года члены кружка основали клуб «Булгар аль-Джадид» («Новый Булгар»). На первом организационном заседании клуба в здании музея Габдуллы Тукая в Казани председателем был избран Ф. Г.-Х. Нурутдинов, введший в дальнейшем в оборот текст «Джагфар Тарихы» («История Джагфара»), а научным секретарем историк, палеограф и текстолог, научный сотрудник археографической лаборатории КГУ Р. М. Кадыров.

Литература

на русском языке

• Глухов М. С. Новые срубы: краеведческие очерки. — Казань: Татарское книжное издательство, 1990. — 271 с.
• Баха уд Дин Ваисов Булгари. «Тарихи ходжагон» («Путь учителей»), Казань, 1874 г.
• Елисеев Е. Миссионерские хроники // Тобольские епархиальные ведомости. – 1912. – № 5. – С. 77.
• Сардар Гайнан ад Дин Ваис заде Аль Булгари «Джевохир-и Хикмет Дарвишон» («Драгоценные изречения двух дервишей») части I, II, III, Казань, 1907-1908.
• Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. – Казань, 1909. – Т. 25. – Вып. 9: Документы, относящиеся к секте ваисовцев. – С. 156.
• Климович Л. И. Ислам в царской России. М., 1936 г.
• Мидхад Ваисов Булгари. Кто же все-таки ваисовцы? Москва, 1981 г. (Самиздат, из личной библиотеки Тагира Абдулла Аль Булгари).
• Кемпер М., Усманова Д. М. Багаутдин Ваисов и волнения 1877-1878 годов // Гасырлар авазы — Эхо веков, 2001 ¾.
• Кемпер M. Багаутдин Ваисов // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Выпуск 3. — М., 2001
• Усманова Д. М. Источниковедческие аспекты изучения истории ваисовского движения. «Ваисовский божий полк староверов-мусульман»: история движения // Россия и современный мир: проблемы политического развития: материалы II Международной межвузовской научной конференции. – М., 2006. – Ч. 2. – С. 37.
• Файзрахманов Г. Л. История сибирских татар (с древнейших времен до начала XX века). – Казань, 2002. – С. 420.
• Файзрахманов Г. Л. Сибирские татары в составе Российского государства: Дис. … д-ра ист. наук. – Казань, 2005. – С. 280.
• Хабутдинов А. Ю. Ваисовское движение // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. / Под ред. Р. А. Набиева — Казань: Магариф, 2004. — С. 45–47.
• Хабутдинов А. Ю. [www.islamrf.ru/news/culture/history/19721 Ваисовское движение: между ваххабизмом и большевизмом] // Минарет Ислама. — 2011. — № 3–4.
• Хорузин А. Н. Современное движение в среде русских мусульман // Православный собеседник. – 1910. – Апрель. – С. 430.
• Шакуров К. Р. [cyberleninka.ru/article/n/deyatelnost-v-tomskoy-gubernii-musulmanskoy-sekty-vaisovskiy-bozhiy-polk Деятельность мусульманской секты «Ваисовский божий полк» в Томской губернии] // Вестник Томского государственного университета. № 305. 2007. С. 100—103.
• Шакуров К. Р. [libweb.kpfu.ru/z3950/referat/2011-056.pdf Ваисовское движение в России в 1860-1930-е гг.] : автореферат дис. ... кандидата исторических наук : 07.00.02. Казань. Казан. (Приволж.) федер. ун-т, 2011. 19 с.

на других языках

• Ваисов Г. Каџармане миллђт Мљќаџидел-ислам Вђисилђр тарихы џђм иќмали программасы. – Казан, 1917. – Б. 19.
• Wajsow C. M. G. Wajsow, wajsowsy i stosunek do nich Lwa Tolstoja // Rocznik Tatarski. – Wilno, 1932. – T. I. – P. 218.

См. также

• Булгаризм.

Ссылки

• [islamist.ru/%D0%B2%D0%B0%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B2%D1%86%D1%8B/ Ваисовцы в Исламской энциклопедии].
• [bulgartimes.com/Times/Tahallus/19/B/bahauddin.htm Статья «Бахауддин Ваисов Булгари» на сайте BulgarTimes.com].
• [islamist.ru/%D0%B2%D0%B0%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B2/ Ваисов Бахаутдин в Исламской энциклопедии].
• [bolgar.by.ru/sardarl.htm Нурутдинов Ф. Жизнь Сардара].
• [zinnur.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=30&Itemid=42 Ваисовское движение].
• [www.rukazan.ru/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B2_%D0%93%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D1%83%D1%82%D0%B4%D0%B8%D0%BD_%D0%91%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D1%83%D1%82%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Ваисов Гайнанутдин Багаутдинович в Казанской энциклопедии].

Отрывок, характеризующий Ваисовское движение

Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.