Вайсмюллер, Джонни

Джонни Вайсмюллер
Peter Johann Weissmüller
Джонни Вайсмюллер
Имя при рождении:	Петер Йоханн Вайсмюллер
Дата рождения:	2 июня 1904(1904-06-02)
Место рождения:	Темешвар, Австро-Венгрия, сейчас Тимишоара, Румыния
Дата смерти:	20 января 1984(1984-01-20) (79 лет)
Место смерти:	Акапулько, Мексика
Гражданство:	США
Профессия:	актёр
Карьера:	1931—1976
Направление:	приключенческие фильмы

Джонни Вайсмюллер (англ. Johnny Weissmuller, 2 июня 1904 года, г. Темешвар, Австро-Венгрия, ныне Тимишоара, Румыния — 20 января 1984 года, г. Акапулько, Мексика) — американский спортсмен-пловец, пятикратный олимпийский чемпион. Первый пловец, преодолевший дистанцию 100 метров быстрее минуты. Также известен как актёр, наиболее известная его роль — Тарзан в серии популярных приключенческих фильмов. Настоящее имя при рождении — Петер Йоханн Вайсмюллер (нем. Peter Johann Weißmüller).

Биография

Родился в немецкой семье. Его родители, Петер Вайсмюллер и Элизабет Керш, жили в Австро-Венгрии, на территории современной Румынии. Согласно документам, оформленным его семьёй при прибытии в США, Джонни родился в пригороде современного города Тимишоара: по одним источникам во Фрайдорфе, по другим он родился в небольшом селе Меджя, ныне находящемся на территории Воеводины (Сербия) близ румынской границы.

Утверждалось, что при рождении его назвали Петером, однако при въезде в Америку было использовано имя его брата, Джонни, как более американское. Как бы то ни было, по документам, хранящимся в церкви на его родине, 4 мая 1904 года был крещён Янош (венгерский эквивалент имени Йоханн) Вайсмюллер, сын Петера Вайсмюллера и Элизабет Керш. Пассажирский манифест парохода «Роттердам», прибывшего в Нью-Йорк 26 января 1905 года, содержит сведения о Петере Вайсмюллере, рабочем, 29 лет, его жене Элизабет Керш, 24 года, а также их семимесячном сыне Йоханне. Они записаны как венгерские немцы, проживавшие до переезда вблизи Тимишоары. Направлялись они к родственнику, свояку Йоханну Отту, в город Уиндбер, Пенсильвания. Йоханн Отт, бывший, как и Петер Вайсмюллер, пивоваром, эмигрировал в США в 1902 году.

После переезда работал шахтёром в Уиндбере. 5 ноября 1905 года Петер Йоханн Вайсмюллер был крещён в церкви Уиндбера. Согласно данным переписи населения 1910 года, Петер Вайсмюллер и Элизабет Керш жили в Чикаго по тому же адресу, что и Йоханн и Ева Отт, с сыновьями Джоном, 6 лет, рождённым не в США, и Петером (Питером) младшим, рождённым в Иллинойсе. Тем не менее, большинство биографий Джонни Вайсмюллера указывали, что он рождён в Пенсильвании. Судя по всему, он утверждал, что рождён в США, чтобы избежать проблем при включении в олимпийскую сборную страны.

В девятилетнем возрасте Джонни заразился полиомиелитом. По совету врача, чтобы ускорить выздоровление, он занялся плаванием. После переезда семьи в Чикаго он продолжил занятия и получил место в спортивной команде Христианской Ассоциации Молодёжи. В Чикаго отец Джонни одно время владел баром, а мать стала шеф-поваром в известном ресторане. После того как бизнес старшего Вайсмюллера разорился, он стал пить и терроризировать жену и детей, что, в конце концов, привело к разводу. Некоторые источники ошибочно указывали, что Петер Вайсмюллер умер от туберкулёза, однако согласно свидетельству сына Джонни Вайсмюллера, хотя были слухи о том, что его дед вновь женился и дожил до старости, никто в семье не знал о его дальнейшей судьбе.

Карьера в плавании

Олимпийские награды
Плавание (мужчины)
Золото	Париж 1924	100 м вольным стилем
Золото	Париж 1924	400 м вольным стилем
Золото	Париж 1924	Эстафета 4х200 м вольным стилем
Золото	Амстердам 1928	100 м вольным стилем
Золото	Амстердам 1928	Эстафета 4х200 м вольным стилем
Бронза	Париж 1924	Водное поло

Подростком Джонни бросил школу и работал в разных местах, в частности пляжным спасателем на озере Мичиган. Работая лифтёром и посыльным в спортивном клубе Иллинойса, он попался на глаза тренеру по плаванию Уильяму Бахраху. Бахрах занялся его тренировками, и в августе 1921 года Джонни выиграл национальное первенство на дистанциях в 50 и 220 ярдов. Поскольку Джонни был рождён в Европе, он использовал в документах сведения о дате рождения своего младшего брата, родившегося в США. Это позволило ему получить американский паспорт и участвовать в Олимпийских играх в составе американской команды.

9 июля 1922 года Вайсмюллер побил мировой рекорд Дюка Каханамоку на стометровке вольным стилем, проплыв её за 58,6 сек и став первым в мире спортсменом, вышедшим из минуты. 24 февраля 1924 года в Париже он выиграл олимпийские соревнования в этой дисциплине, победив Каханамоку. На той же Олимпиаде он победил на дистанции 400 м вольным стилем, а также в эстафете 4 по 200 метров вольным стилем. Впоследствии он довёл мировой рекорд на стометровке до 57.4 сек. Кроме того, он был членом сборной США по водному поло, завоевавшей на Олимпиаде бронзовые медали.

Четыре года спустя на Олимпиаде в Амстердаме Джонни Вайсмюллер выиграл ещё две золотые медали. Таким образом, всего он завоевал пять золотых и одну бронзовую олимпийские медали. Кроме того, он пятьдесят два раза становился чемпионом США и установил 67 мировых рекордов. Любительскую карьеру в плавании Джонни Вайсмюллер закончил непобеждённым.

Карьера в кино

В 1929 году Вайсмюллер подписал контракт с компанией, производящей одежду под брендом BVD. В качестве модели и представителя компании он разъезжал по стране с плавательным шоу, раздавал буклеты с рекламой одежды, давал автографы и участвовал в ток-шоу. В том же году он впервые снимался в кино. В роли Адониса, неся на себе лишь фиговый листок, Джонни появился в фильме Прославление американской девушки. Кроме того, он также снялся в документальном фильме об американских олимпийских чемпионах.

По-настоящему актёрская карьера Вайсмюллера началась в 1932 году, когда он заключил семилетний контракт с Metro-Goldwyn-Mayer и снялся в роли Тарзана в фильме «Тарзан, человек-обезьяна». Фильм имел большой успех, и Вайсмюллер в одночасье стал знаменитым. Он понравился и автору книг о Тарзане, Эдгару Берроузу, хотя тот и был против трактовки студией образа Тарзана как человека, практически не говорящего на языке людей.

Для MGM Вайсмюллер снялся в шести фильмах о Тарзане совместно с Морин О’Салливан и шимпанзе по кличке Чита. Затем, в 1942 году, он перешёл на RKO Pictures и снялся ещё в шести фильмах, которые по сравнению с предыдущими являлись малобюджетными. В отличие от MGM, RKO Pictures позволяла Вайсмюллеру сниматься в других ролях, и он заключил контракт с другой компанией на три фильма, однако снят был только один, «Болотный огонь». В последних четырёх фильмах Вайсмюллера о Тарзане роль Джейн исполнила Бренда Джойс.

Гонорары Вайсмюллера за фильмы о Тарзане составили в общей сложности около двух миллионов долларов. Хотя он не был первым актёром, исполнявшим эту роль, именно созданный им образ ассоциируется с Тарзаном. Кроме того, именно в его фильмах впервые прозвучал характерный крик Тарзана.

После того как Вайсмюллер оставил роль Тарзана, он снялся в серии фильмов студии Columbia Pictures в роли другого героя, Джима из джунглей. Всего было снято тринадцать фильмов в период с 1948 по 1954 год. Кроме того, с 1956 по 1958 год он снимался в телевизионном сериале о Джиме из джунглей. Таким образом, помимо первого появления в роли Адониса, а также единственного фильма о Джонни Дювале («Болотный огонь»), Вайсмюллер играл только три роли: Тарзана, Джима из джунглей, а также самого себя.

Личная жизнь

Вайсмюллер был женат пять раз: на певице Бобби Арнст (с 1931 по 1933 год), актрисе Лупе Велес (1933—1939), Берил Скотт, в браке с которой у него родился сын, Джон Вайсмюллер-младший, и две дочери (с 1939 по 1948 год), Аллен Гейтс (1948—1962), а также Марии Бауман (с 1963 и до конца жизни).

Поздние годы

В конце 50-х годов Вайсмюллер вернулся в Чикаго, где основал компанию, владевшую плавательными бассейнами. Он давал своё имя и другим коммерческим проектам, однако успеха в бизнесе не достиг. В 1965 году он оставил бизнес и переехал во Флориду, где был председателем международного зала славы плавания.

В сентябре 1966 года Вайсмюллер вместе с двумя другими исполнителями роли Тарзана участвовал в представлении зрителям выходящего на экраны телесериала о Тарзане. Шла речь о том, что он, возможно, появится в сериале в качестве отца Тарзана, однако этого не произошло.

В 1970 году он посетил Игры Содружества, где был представлен королеве. В том же году вместе с бывшей партнёршей Морин О’Салливан снялся в камео в фильме The Phynx.

Во Флориде Вайсмюллер жил до конца 1973 года, после чего переехал в Лас-Вегас, где иногда работал в отеле компании MGM, приветствуя гостей. В 1976 году он последний раз появился в кино, в эпизодической роли увольняемого члена съёмочной группы. В том же году он последний раз появился на публике в связи с включением его в зал славы гильдии бодибилдинга.

Ухудшение здоровья и кончина

В 1974 году у Вайсмюллера был перелом ноги, после чего его здоровье стало ухудшаться. Находясь на лечении, он узнал, что несмотря на каждодневные тренировки, у него были проблемы с сердцем. В 1977 году он перенёс серию инсультов. В 1979 году несколько недель провёл в больнице, после чего вместе с женой переехал в Акапулько, где когда-то снимался его последний фильм о Тарзане.

Джонни Вайсмюллер скончался 20 января 1984 года от отёка лёгких. По его собственной просьбе был похоронен в Акапулько.

Фильмография

Фильм
Год	Фильм	Роль	Примечания
1931	Swim or Sink	В роли самого себя	Короткометражный
	Water Bugs	В роли самого себя	Короткометражный
1932	Тарзан: человек-обезьяна	Тарзан
	The Human Fish	В роли самого себя	Короткометражный
1934	Тарзан и его подруга	Тарзан
1936	Спасение Тарзана	Тарзан
1939	Тарзан находит сына	Тарзан
1941	Тайное сокровище Тарзана	Тарзан
1942	Приключение Тарзана в Нью-Йорке	Тарзан
1943	Триумф Тарзана	Тарзан
	Тайна пустыни Тарзана	Тарзан
	Stage Door Canteen	В роли самого себя
1945	Тарзан и амазонки	Тарзан
1946	Тарзан и женщина-леопард	Тарзан
	Болотный огонь	Джонни Дюваль
1947	Тарзан и охотница	Тарзан
1948	Тарзан и русалки	Тарзан
	Джим из джунглей	Джим из джунглей
1948	The Lost Tribe	Джим из джунглей
1950	Mark of the Gorilla	Джим из джунглей
	Captive Girl	Джим из джунглей
	Джим из джунглей на острове пигмеев	Джим из джунглей
1951	Fury of the Congo	Джим из джунглей
	Jungle Manhunt	Джим из джунглей
1952	Джим из джунглей в запретной земле	Джим из джунглей
	Voodoo Tiger	Джим из джунглей
1953	Savage Mutiny	Джим из джунглей
	Valley of Head Hunters	Джим из джунглей
	Killer Ape	Джим из джунглей
1954	Jungle Man-Eaters	Джим из джунглей
	Cannibal Attack	Джонни Вайсмюллер
1955	Jungle Moon Men	Джонни Вайсмюллер
	Devil Goddess	Джонни Вайсмюллер
1970	The Phynx	В роли самого себя
1976	Won Ton Ton, the Dog Who Saved Hollywood	эпизод
Television
Год	Название	Роль	Примечание
1956-1958	Джим из джунглей	Джим из джунглей	26 серий

Ссылки

• [www.soverkon.ru/2004/26/10.php «Тарзан на все времена»]
• [www.svetla-video.ru/?page=artist&id=130 Биография Джонни Вайсмюллера]
• [mediateka.km.ru/sport_2002/encyclop.asp?TopicNumber=1796 Биография Джонни Вайсмюллера в энциклопедии спорта]

Отрывок, характеризующий Вайсмюллер, Джонни

– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.