Вайс, Бернхард (богослов)

Бернхард Вайс
Род деятельности:	исследователь НЗ
Место рождения:	Кёнигсберг
Национальность:	Германская империя Германская империя
Традиция/школа:	либеральная теология
Основные интересы:	христология
Место смерти:	Берлин
Значительные идеи:	(идеи)
Значительные работы:	«Учебник библейского богословия Нового Завета» «Жизнь Иисуса»

Эта статья — о богослове. О юристе см. Вайс, Бернхард (юрист).

Бернхард Вайс (нем. Bernhard Weiß) (20 июня 1827, Кёнигсберг — 14 января 1918, Берлин) — немецкий протестантский исследователь Нового Завета.

Сын кёнигсбергского пастора. Учился в университетах Кёнигсберга, Галле и Берлина. Был профессором экзегетики Нового Завета в Кёнигсберге (с 1852), Киле (с 1863) и Берлине (1877—1903). В. пытался занять среднюю позицию между противоборствующими школами, но в большей степени примыкал к либеральной теологии. В вопросе исагогики Нового Завета он придерживался сравнительно консервативных взглядов, отдавая предпочтение Евангелию от Марка как древнейшему и достоверному свидетельству о Христе. Сам Вайс датировал его 67 годом.

В своём «Учебнике библейского богословия Нового Завета» (нем. Lehrbuch der biblischen Theologie des Neuen Testaments, B., 1868) Вайс предпринял попытку выделить обособленные темы: учение Иисуса, учение первоапостольской Церкви, учение Павла, послепавловское учение. Он подчеркивал дистанцию, к-рая отделяла учение Иисуса от веры первых христиан, для которых центром всего была крестная смерть и Воскресение Спасителя. Таким образом, для Вайса происхождение христианства подчинено эволюционному принципу (развитие в сторону усложнения).

Перу Вайса принадлежит ряд новозаветных комментариев. Кроме того, он выпустил одно из первых критич. изданий Нового Завета (т. 1—3, Лейпциг, 1894—1900). Трудом всей жизни В. была книга «Жизнь Иисуса» (нем. Das Leben Jesu, B., 1882), над которой он работал более 20 лет. В ней он признает достоверность всех основных событий евангельской истории, поскольку был убежден, что в первоапостольской Общине сохранилось устойчивое предание о Христе. Вайс верил, что явление Христа было уникальным событием спасения, и на этом основании допускает возможность чудес (хотя многие евангельские чудеса относит к легендам). Тем не менее христология Вайса далека от церковной. Для него Иисус — божественный Посланник в мир, Который лишь постепенно осознал Себя Мессией; Он стоит последним в ряду великих пророков. Несмотря на это, книга Вайса имела и положительное значение. По словам Буткевича, Вайс превосходно опровергает многие возражения новейшей отрицательной критики, особенно школы Д. Ф. Штрауса и новотюбингенцев, живо и наглядно излагает евангельские события, даже и те, которые носят на себе явно сверхъестественный характер.

Библиография

• Aus neunzig Lebensjahren, 1827—1918, Lpz., 1927.
• Прот. Буткевич Т., «Новое нем. соч. о жизни Господа нашего Иисуса Христа, Das Leben Jesu von B. Weiss», М., 1882; ПБЭ, т. 3, с. 258—60; ODCC, p. 1464.

Отрывок, характеризующий Вайс, Бернхард (богослов)

Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.