Вайцман, Курт

Курт Вайцман (нем. Kurt Weitzmann; 7 марта 1904, Клайнальмероде близ Касселя, Германия — 7 июня 1993, Принстон, США) — немецкий историк искусства, специалист по искусству Византии. Профессор, член-корреспондент Британской академии (1965).

Биография

Отец Курта, Вильгельм Вайцман, был школьным советником городского магистрата, мать, Антония Кайпер — учительница игры на фортепиано. С 1914 года Курт учился в гимназии в Гельзенкирхене, которую окончил в 1923 году. Летом 1923 года Вайцман поступил в Мюнстерский университет, где собирался изучать право. Однако вскоре он сменил специализацию и изучал историю искусств, археологию, историю и философию в Мюнстере (зима 1923—1924), летом 1924 года — в Вюрцбургском университете, летом 1925 и зимой 1925—1926 в Венском университете, а также в Университете Фридриха Вильгельма в Берлине (зимний семестр 1924—1925, летний 1926 года и зимний 1928—1929). Был одним из студентов Адольфа Голдшмидта. В 1930 году защитил кандидатскую диссертацию «Ларцы из слоновой кости византийского средневековья» (Die Elfenbeinkästen aus der mittelbyzantinischen Zeit). Диссертация была издана как первая часть работы о средневековых авориях: «Византийская скульптура из слоновой кости X—XIII веков, том 5: Ларцы», опубликованной в 1930 году. В 1934 году Гольдшмидт и Вайцман опубликовали вторую часть: «Византийская скульптура из слоновой кости X—XIII веков, Том 6: Рельефы».

С 1930 по 1934 год Вайцман работал в Германском археологическом институте и был соредактором «Археологического ежегодника». Стипендия от института позволила ему год провести в Греции, где он занимался изучением раннехристианской культуры. В 1931 году, разыскивая византийские рукописи, посетил Советский Союз и Афон. С 1956 по 1965 год руководил экспедицией на Синай в монастырь Святой Екатерины, где проводились работы по фотофиксации, изучению собрания миниатюр и рукописей, реставрации памятника, описанию коллекции предметов изобразительного искусства и каталогизации икон.

8 февраля 1935 года Вайцман принял приглашение провести год в Принстоне. С 1935 по 1972 год он был членом принстонского Института перспективных исследований (IAS). В конце 1935 года он эмигрировал по политическим мотивам в Америку. С 1945 года работал в Принстонском университете, где с 1950 по 1972 год был профессором истории искусства. В 1962 году стал приглашенным профессором Боннского университета. В 1973 году был куратором Музея Метрополитен в Нью-Йорке. Под редакцией Вайцмана были изданы материалы одного из важнейших событий в области византинистики — выставки в Музее Метрополитен «Век духовности» (1977—1978) и симпозиума, предварившего её открытие (Age of Spirituality: Late Antique and Early Christian Art, 3th to 7th Cent. — N. Y., 1977.; 1980).

С 1932 года Курт Вайцман был женат на Йозефе Фидлер.

Литература

• Ulrike Wendland: Biographisches Handbuch deutschsprachiger Kunsthistoriker im Exil. Leben und Werk der unter dem Nationalsozialismus verfolgten und vertriebenen Wissenschaftler. Saur, München 1999, Bd. 2, S. 733—742
• Ekkart Sauser: Weitzmann, Kurt. In: Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL). Band 13, Bautz, Herzberg 1998, ISBN 3-88309-072-7, Sp. 705—706.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/153859.html Вайцман]. Православная энциклопедия. Проверено 13 июня 2013. [www.webcitation.org/6HNz27i22 Архивировано из первоисточника 15 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Вайцман, Курт

31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.