Валаамова ослица (картина)
| |
| Рембрандт | |
| Валаамова ослица. 1626 | |
| нидерл. Balaams Esel | |
| Холст, масло. 65 см × 47 см см | |
| Музей Коньяк-Жэ, Париж | |
Валаамова ослица (нидерл. Balaams Esel) — картина голландского художника Рембрандта Харменса ван Рейна, создана в 1626 году. За основу взят библейский сюжет из Книги Чисел (Чис. 22). Картина находится в музее Коньяк-Жэ, Париж.
История создания
Картина «Валаамова ослица» была создана в 1626 г. и относится к так называемому Лейденскому периоду, времени, когда Рембрандт ван Рейн работал в этом городе с 1625—1631 гг. Все работы этого времени характеризуются поисками творческой самостоятельности, однако, в них ещё заметно влияние Питера Ластмана.[1] Рембрандт выбрал именно его в качестве учителя, потому что последний имел опыт работы в Италии, прославился как художник, пишущий художественные сцены, снискал славу в Амстердаме, имел обширный круг заказчиков. Картина «Валаамова ослица» была идеей Ластмана и наброски основы сюжета тоже его работа. Именно он, как и на своей одноименной работе — расположил фигуры по центру. Рембрандт лишь повторил все жесты: Валаам, воздевающий посох, ангел, потрясающий мечом. Однако, от себя написал это с большей порывистостью: ангел летит, ослица более напугана. Работа была продолжена и закончена в собственной мастерской в Лейдене, куда он переехал из Амстердама, не имея возможности мириться с постоянными правками своих работ со стороны Ластмана.[2]
Сюжет картины
Сюжеты, которые затрагивали темы Ветхого завета были очень популярны у художников Нидерландов. История «Валламовой ослицы» ведет своё начало от библейской притчи о знаменитом чернокнижнике, прорицатель и маге из города Пефор, на реке Евфрат. Древние израильтяне, под предводительством Моисея, после исхода из Египта завладевают землями за Иорданом. После этого ими собираются вооруженные силы для захвата земли Ханаанской, которую им обещал Бог (Яхве). Царь Моава, соседней к Ханаану страны, не имея достаточно сил для отражения агрессии просит некоего Валаама напустить на врагов своих проклятия. Прорицатель после долгих уговоров соглашается и отправляется в путь на ослице. Впоследствии дорогу преграждает видимый только животному ангел, которого послал Бог (Яхве). Валаам стал избивать ослицу, после чего она заговорила и донесла до него волеизъявление Бога. Невзирая на многочисленные просьбы Царя Моава, прорицатель Валаам не только не проклял народ израильский, но и трижды благословил его.[3]
Характеристика
Произведение создано на холсте и выполнено масляными красками. Художественный стиль — барокко. Техника выполнения — станковая живопись. Вертикальный формат картины визуально группирует персонажей в центре композиции. Размер деревянной рамки — 65 см×47 см. Ослица изображена точно в той же позе, что и на одноименной картине Питера Ластмана. Однако, своему творению Рембрандт ван Рейн придал большей динамичности, что отображает: более широко открытый рот, подчеркивающий переход от ослиного крика к человеческой речи, нога сильнее подогнута, уши сильнее отведены назад, что в сумме передает боль, страх и неожиданность. Самой значительной деталью картины являются глаза Валаама. В отличие от картины Ластмана, где они открыты от изумления настолько, что глазные яблоки видны целиком, картина Рембрандта показывает их пустыми, слепыми, неспособными видеть ангела и «божественную истину».[4]
Галерея
- Pieter Lastman Bileam und die Eselin 1622.tiff
Картина Питера Ластмана «Валаам и осёл»
- Tissot Balaam and the Ass.jpg
Картина Джеймса Тиссо «Валаам и осёл»
- Nuremberg chronicles f 30r 2.png
Фрагмент из книги «Нюрнбернгская хроника»
Напишите отзыв о статье "Валаамова ослица (картина)"
Примечания
- ↑ Шмитт Г. Рембрандт / Пер.: Полина Мелкова. — Исследование творчества, биография. — М: Терра, 1996. — 832 с. — ISBN 5-300-00351-4.
- ↑ Поль Декарг. Рембрандт. — Серия: Жизнь замечательных людей. — М.: Молодая гвардия, 2000. — ISBN 5-235-02349-8.
- ↑ Александр Топаллер. Загадки библейской истории. — Библеистика, еврейская история. — ISRADON / ИсраДон, 2006. — С. 45. — 370 с. — ISBN 5-94467-040-1.
- ↑ Артлаб. [www.akmar.info/art/rembrandt-kartinyi-leydenskogo-perioda/ Рембрандт. Картины лейденского периода]. Art. akmar (23 октября 2010).
Ссылки
|
Портал «Нидерланды» |
|---|
[www.wga.hu/frames-e.html?/html/r/rembrand/15oldtes/02oldtes.html Профиль картины на сайте Web Gallery of Art];
[www.museecognacqjay.paris.fr/fr/la-collection/lanesse-du-prophete-balaam Профиль картины на сайте музея Коньяк-Же]
Отрывок, характеризующий Валаамова ослица (картина)
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
