Валанчюс, Мотеюс

Мотеюс Валанчюс Motiejus Valančius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">первый епископ из литовских крестьян</td></tr>
епископ Жемайтии
28 сентября 1850 года — 29 мая 1875 год
Церковь:	Римско-католическая церковь
Оригинал имени при рождении:	Maciej Wołonczewski
Рождение:	16 (28) февраля 1801(1801-02-28) дер. Насренай (ныне Кретингский район Литвы), Российская империя
Смерть:	17 (29) мая 1875(1875-05-29) (74 года) Ковно, Российская империя
Принятие священного сана:	1828 год
Награды:

Моте́юс Вала́нчюс (Матвей-Казимир Волончевский, лит. Motiejus Valančius, польск. Maciej Wołonczewski; 16 [28] февраля 1801, дер. Насренай, ныне Кретингский район Литвы — 17 [29] мая 1875, Ковно) — литовский писатель-просветитель, историк, епископ.

Биография

Родился в крестьянской семье. Учился в школе в Жемайтийской Кальварии (1816—1821) и в духовной семинарии в Варняй (1822—1824), затем в семинарии в Вильне (1824—1828). С окончанием рукоположен в священники и получил степень кандидата теологии. Служил учителем и капелланом в школе в Мозыре и Крожах. В 1836 получил степень магистра теологии. С мая 1840 года адъюнкт виленской римско-католической Духовной академии, в августе 1842 года переведённой в Санкт-Петербург; профессор академии. В 1845 году вернулся в Литву, получив назначение на должность ректора варняйской духовной семинарии. По булле Папы Римского Пия IX и указу царя в марте 1850 года стал католическим епископом Жемайтии (Тельшевская, Тельшяйская епархия).

Вёл просветительную работу, организовал приходские школы и библиотеки, заботился об издании литовских книг, сам издавал много брошюр и книг духовного, религиозно-дидактического содержания. В декабре 1858 года избран действительным членом Виленской археологической комиссии. С мая 1861 года почётный член Ковенского губернского статистического комитета.

Награды

Награждался орденами Св. Анны третьей степени (1847), Св. Владимира третьей степени (1859), Св. Станислава первой степени (1862).

Трезвенное движение

По инициативе епископа Валанчюса в 1858 в Юрбаркасе при костёле возникло общество трезвости. Вскоре трезвенное движение охватило большую всю Ковенскую губернию и начало распространяться в Виленской и Гродненской губерниях. В Литве общества трезвости включали ок. миллиона человек. Общества трезвости создавались при костёлах: мужчины клялись на алтаре или иконе Девы Марии не употреблять алкогольных напитков и следить за тем, чтобы этого не делали другие прихожане (нарушителей наказывали — запирали в колокольне, пороли и т. п.); в костёлах заводились книги со списками трезвенников. Общества трезвости образовывались без разрешения властей и в обход запрета давать какие-либо клятвы помимо присяги царю, нанесли значительный ущерб винокуренной промышленности (в Ковенской губернии в 1859 было закрыто 87 винокуренных заводов) и доходам казны (в литовских губерниях выплаченные сборщикам акциза жалования в 1860 превысили акцизные сборы от продажи алкогольных напитков), вызвали обоснованные опасения властей как форма гражданской самоорганизации.

Творчество

В 1848 издал двухтомное исторографическое исследование «Жемайтская епархия», составленное первоначально на польском языке, потом на литовском. Автор «Житий святых» в двух томах (лит. «Živatai šventųjų», 1858; (лит. «Gyvenimai šventųjų Dievo», 1868), «Библейской истории», «Катехизиса», «Друг жмудских детей», «Псалмы Давида» и др. Для курляндских католиков издал несколько книг на латышском языке. Перевёл на литовский язык «О подражании Христу» Фомы Кемпийского (1852).

Издал сборник литовских пословиц (1867). Выпустил несколько сборников дидактических рассказов («Книжка для детей», 1864; «Книжка для взрослых», 1868). Наиболее значительное произведение — повесть «Юзе из Паланги» (лит. «Palangos Juzė», 1869). Литературное мастерство, богатство языка, красочные картины народного быта и нрава сделали Валанюса родоначальником литовской художественной прозы.

Ссылки

• [anthology.lms.lt/texts/18/autor.html Classic Lithuanian Literature Anthology. Motiejus Valančius]
• [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bwolo.html Bishop Motiejus Wolonczewscki †] (англ.)

Отрывок, характеризующий Валанчюс, Мотеюс

«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.