Валенсия (футбольный клуб)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валенсия
Полное
название
Valencia Club de Fútbol
Прозвища «Летучие мыши» («Los murciélagos»)
«Оранжевые» («Naranja»)
Основан 18 марта 1919 (105 лет)
Стадион Месталья
Вместимость 55 000
61 500
Владелец Питер Лим
Президент Лэй Хун
Тренер Чезаре Пранделли
Капитан Энцо Перес
Рейтинг 19-е место в рейтинге УЕФА
15-е место в рейтинге IFFHS
Соревнование Примера
2015/16 12
Основная
форма
Гостевая
форма
К:Футбольные клубы, основанные в 1919 годуВаленсия (футбольный клуб)Валенсия (футбольный клуб)

Футбольный клуб «Вале́нсия» (вал. València Club de Futbol, исп. Valencia Club de Fútbol) — испанский профессиональный футбольный клуб из одноимённого города, выступающий в испанской Примере. Образован в 1919 году. Домашним стадионом клуба является «Месталья», построенная в 1923 году и вмещающая 55 000 зрителей. Однако команда планирует в ближайшее время переехать на строящийся в данный момент стадион «Новая Месталья» (исп. Nuevo Mestalla), рассчитанный на 55 000 зрителей.[1]

«Валенсия» 6 раз выигрывала национальное первенство по футболу. Последний триумф датирован 2004 годом. В исторической классификации дивизиона Примера клуб занимает четвёртое место — сразу после мадридского «Реала», «Барселоны», «Атлетика» из Бильбао и «Атлетико».[2]

В начале сезона 2006/07 «Валенсия» в списках самых богатых клубов мира занимала 17-ю строчку. В рейтинге лучших европейских клубов «Валенсия» регулярно находится в первой десятке. С 2002 по 2008 год — член организации европейский футбольных клубов G-14.

Главный тренер «Валенсии» — Чезаре Пранделли. Действующий капитан команды — Энцо Перес.





История

Клуб был основан в 1919 году двумя друзьями Октавио Аугусто Милего Диасом и Гонсало Медине Пернасом, причём первый из них стал президентом клуба благодаря подброшенной монетке.[3] Клуб сыграл свой первый матч на выезде 21 мая 1919 года с «Химнастико» и проиграл 0-1. Состав команды в 1-й истории игре: Хулио Гаска, Гомес Хуанеда, Мартинес Имбарра, Алиага, Умберт, Ферре, Фернандес, Льобет, Марсаль, Марко и Перис.

«Валенсия» переместилась на площадку «Месталья» (ещё не стадион к тому времени, была построена только одна трибуна) в 1923, а до этого играла свои домашние матчи на поле «Альгирос» с 7 декабря 1919[3]. Первый матч на «Месталье» «Валенсия» сыграла вничью 0-0 с командой «Кастельон Кастилия», а на следующий день выиграла у этой же команды 1-0. «Валенсия» выиграла региональный чемпионат в 1923 году и впервые в своей истории попала в Кубок Испании (Copa Del Rey). Первый кубок для валенсийцев был провальным: выиграв домашний 1-й матч у «Спортинга» 1-0, команда уступила в ответной встрече 1-6, был назначен 3-й матч, который валенсийцы также проиграли 0-2.

Первые удачи

Гражданская война в Испании приостановила восхождение валенсийской команды, но ненадолго: в 1940 году «Валенсию» возглавил самый известный в истории клуба президент — Луис Касанова. В 1941 году команда заняла в первенстве Испании 3-е место и выиграла Кубок Испании, обыграв в финале «Эспаньол». В сезоне 1941/1942 клуб впервые выиграл национальный испанский чемпионат.[4] 40-е годы стали временем расцвета «Валенсии»: команда на равных конкурировала с тогдашними лидерами испанского футбола: «Барселоной», мадридским «Атлетико» и «Севильей», трижды (в 1942, 1944 и 1947 годах) став чемпионом (дважды — 1948, 1949 — команда стала второй, один раз — 1941 — третьей) и выиграв 2 Кубка Испании — в 1941 и 1949 годах (ещё трижды — в 1944, 1945 и 1946 годах — дойдя до финала). Нападение клуба — знаменитая «электрическая атака» (исп. delantera eléctrica) (Мундо, Горостиса, Эпи, Амадео, Асенси) — наводило ужас на защиту соперников (в первом чемпионском сезоне «Валенсии» — 1941/1942 — её форварды забили на пятерых 81 мяч). В воротах блистал Игнасио Эйсагирре — первый в истории клуба вратарь-обладатель Трофея Саморы.

1950-е-1970-е, удачи на европейском уровне

1950-е — эра развития клуба, несмотря на провал по сравнению с удачными 1940-ми. В этот период произошла реконструкция домашнего стадиона «Месталья», после чего он стал вмещать 45.000 зрителей.[5] На «Месталье» оставили след такие игроки, как Антонио Пучадес, Пасьегито, Хуан Карлос Кинкосес, Фас Вилкес. В сезоне 1952/53 клуб завоевал 2-е место в чемпионате Испании, а в следующем году валенсийцы выиграли Кубок Генералиссимуса.

Хотя в начале 1960-х на внутренней арене «Валенсия» смотрелась неубедительно, клуб добился первых европейских успехов в Кубке Ярмарок. Первый успех пришёл в 1962 году. «Валенсия» попала в финал кубка и обыграла там «Барселону» со счётом 6-2[6]. В следующем сезоне валенсийцы снова попали в финал, на этот раз с «Динамо Загреб», где вновь одержали победу 4-1. В сезоне 1963/64 «Валенсия» снова играла в финале, но после приличного старта уступила «Сарагосе» со счётом 1-2.

Альфредо Ди Стефано[7] был назначен главным тренером в 1970 году и немедленно привел свой новый клуб к победе в чемпионате Испании, а также подготовил «Валенсию» для дебюта в Европейском Кубке, где команда проиграла в 3-м круге соревнования. В 1970-х в «Валенсии» играли такие знаменитые игроки, как австриец Курт Яра, голландец Джонни Реп и аргентинец Марио Кемпес, который становился лучшим бомбардиром испанской лиги два сезона подряд (1976/77 и 1977/78). В защите выделялась пара молодых центральных защитников — Рикардо Ариас и Мигель Тендильо (оба — воспитанники клуба). «Валенсия» снова выиграла Кубок Испании в 1978/79, а также завоевала Кубок Обладателей Кубков в следующем сезоне, обыграв в финале «Арсенал», пройдя такие клубы как: «Копенгаген», «Рейнджерс», «Барселона» и «Нант Атлантик». Кемпес стал главной причиной успеха «Валенсии» в Европе. В том же году «Валенсия» праздновала победу в Суперкубке Европы, обыграв в финале «Ноттингем Форест».

1980-е и 1990-е. Понижение во 2-й дивизион и последующее возвращение

В 1982 году на пост главного тренера пригласили Миляна Милянича, но после провального сезона за 7 игр до конца чемпионата его заменил Кольдо Агирре, но несмотря на это, «Валенсия» не сумела удержать своё место в высшем дивизионе.[8] В провальном для валенсийцев сезоне президентом клуба был Висенте Торно, при котором «Валенсия» погрязла в долгах. В сезоне 1985/86 года клуб не сумел преодолеть трудности, связанные с невыплатой зарплаты игрокам и руководству клуба, а также низким командным духом. Впервые в истории клуба за 55 лет в футбольной элите «Валенсия» вылетела в низший дивизион.

Артуро Тусон в качестве президента клуба вместе с тренером Альфредо Ди Стефано помог «Валенсии» вернуться в Примеру.[9] Ди Стефано оставался тренером клуба до того, как в сезоне 1987/88 клуб под его управлением не занял 14-е место. В 1989 году в команду пришёл болгарский форвард Любослав Пенев в рамках валенсийской программы объединения.

Гус Хиддинк возглавил клуб в 1991 году. Под его управлением клуб занял 4-е место в чемпионате, но вылетел из Кубка Испании на четвертьфинальной стадии. В 1992 году «Валенсия» стала спортивным обществом с ограниченным членством (Sporting Limited Company) и удержала Хиддинка во главе команды до 1993 года. ]Карлос Алберто Паррейра поработавший со сборной Бразилии стал главным тренером клуба и тотчас приобрёл испанского голкипера Андони Субисаррета, российского форварда Олега Саленко и нападающего Предрага Миятовича. Паррейра не оправдал возложенных на него надежд и был заменён Хосе Мануэлем Риело. В середине 1990-х клуб не смог выиграть никаких трофеев, несмотря на то, что в составе команды были такие игроки как: Ромарио, Клаудио Лопес, Ариэль Ортега, Адриан Илие, а командой руководили такие тренеры как: Луис Арагонес и Хорхе Вальдано.

По руководством Клаудио Раньери клуб завоевал Кубок Испании в сезоне 1998/1999.

Начало 2000-х. Новые успехи

После того как на пост главного тренера пришёл Эктор Купер, сменивший Раньери, «Валенсия» впервые попала в финал Лиги Чемпионов в 2000 году, но уступила в финале «Реалу» со счётом 0-3.[10] В следующем году Куперу снова удалось вывести «Валенсию» в финал Лиги Чемпионов, но, как и год назад, клуб снова проиграл, на этот раз, «Баварии» в серии послематчевых пенальти.[11]

Рафа Бенитес, заменивший Эктора Купера, в сезоне 2001/2002 привел валенсийцев к победе в чемпионате Испании (это была первая победа за последний 31 год). В сезоне 2003/2004 «Валенсия» повторила свой триумф в чемпионате Испании, а также завоевала Кубок УЕФА.

Вторая половина 2000-х

После ухода Бенитеса в 2004 году в «Ливерпуль» «Валенсию» вновь возглавил Клаудио Раньери. Возвращение итальянского специалиста на пост тренера оказалось неудачным: из приглашённых им в команду футболистов-соотечественников (Марко Ди Вайо, Стефано Фьоре, Бернардо Корради, Эмилиано Моретти) в основе смог закрепиться лишь Моретти, команда в турнирной таблице занимала всего лишь 6-е место. В феврале 2005 года, после поражения «Валенсии» в 1/16 Кубка УЕФА от «Стяуа» Раньери был уволен со своего поста[12]. Преждевременное расторжение контракта послужило причиной того, что итальянский тренер подал на клуб в суд. Судебного разбирательства удалось избежать в последний момент: стороны смогли договориться о сумме компенсации, не доводя дело до суда[13]. До конца сезона команду тренировал Антонио Лопес.

В мае 2005 года на пост главного тренера был приглашён наставник «Хетафе» Кике Санчес Флорес[14]. Сезон 2005/2006 «Валенсия» закончила на третьем месте, завоевав путёвку в Лигу Чемпионов. Но развить успех не удалось: отработав в команде ещё один сезон, в начале следующего после двух поражений подряд — в Лиге Чемпионов от «Русенборга» и в чемпионате от «Севильи» — Санчес Флорес был уволен.[15] Через неделю команде был представлен новый главный тренер — известный в прошлом голландский футболист Рональд Куман[16]. В 2008 году под руководством Рональда Кумана «Валенсия» завоевала очередной — седьмой по счёту — Кубок Испании, обыграв в финальном матче «Хетафе» со счётом 3:1. Это был первый трофей клуба, выигранный за последние 4 года, но от увольнения голландского специалиста это не спасло: сезон 2007/2008 «Валенсия» закончила на 10-месте (столь низко команда не опускалась 11 лет).

С нового сезона команду возглавил Унаи Эмери, до этого работавший с «Лоркой» и «Альмерией», двукратный обладатель Приза Мигеля Муньоса. В летнее трансферное окно 2010 года команду из-за финансового положения клуба покинули её лидеры Давид Сильва и Давид Вилья. Сезон 2009—2010 «Валенсия» закончила на третьем месте, тем самым обеспечив себе возможность выступать в Лиге Чемпионов, в которой со 2 места вышла из группы и дошла до 1/8 финала, где уступила немецкому «Шальке». Сезон 2010/2011 «Валенсия» закончила также на третьем месте, обеспечив себе прямую путевку в очередной розыгрыш Лиги Чемпионов. Также руководство клуба продлило контракт на 1 год с главным тренером Унаи Эмери.

Сезон 2011/12 «Валенсия» снова закончила, в третий год подряд, на третьем месте, обеспечив себе прямую путевку в очередной розыгрыш Лиги Чемпионов. 8 мая 2012 года новым главным тренером был назначен Маурисио Пеллегрино (Унаи Эмери перешёл в российский клуб «Спартак» Москва). Отработав в клубе 7 месяцев, в декабре 2012 года Пеллегрино был уволен; аргентинца сменил Эрнесто Вальверде. По окончании сезона, который клуб закончил на 5-м месте, Вальверде объявил, что покидает свой пост. Новым тренером клуба стал бывший игрок «Валенсии» Мирослав Джукич. Но уже в декабре 2013 года в «Валенсии» сменился тренер, новым наставником команды стал Антонио Пицци[17], однако результаты команды не улучшились и клуб закончил чемпионат в середине таблицы.

17 мая 2014 года сингапурский миллиардер Питер Лим стал владельцем «Валенсии» — он завладел 70 % акций и стал, таким образом, крупнейшим акционером клуба. Лим заявил, что планирует покрыть долги «летучих мышей», а в межсезонье усилить состав новыми футболистами[18].

Достижения

Национальные

Европейские титулы

Месталья

«Месталья» — домашний стадион «Валенсии». Этот стадион 6 раз реконструировали. Название «Месталья» было позаимствовано у одного из семи оросительных каналов, которые берут своё начало в реке Турия и уходят в близлежащую долину. Трибуны из экономии решили сделать из дерева, на месте газона была голая земля, но, тем не менее, в мае 1923 года здесь состоялся первый матч с участием «Валенсии», за которым наблюдали 14.000 зрителей. Во время гражданской войны стадион был практически разрушен, восстановительный процесс занял несколько месяцев. В дальнейшем стадион переживал многочисленные реконструкции и доработки, пережил глобальный потоп, а свой сегодняшний вид «Месталья» приобрела ранней весной 2001 года, к матчу второго группового турнира Лиги чемпионов против «Манчестер Юнайтед». За этим поединком смогли наблюдать уже 53.000 зрителей. За свою восьмидесятилетнюю историю «Месталья» имела и ещё одно имя — 23 августа 1969 года открытым голосованием директоров клуба было решено переименовать «Месталью» в «Луис Касанова», в честь своего самого выдающегося президента. Причем переименован он был ещё при жизни последнего. В ноябре 1994 года Луис Касанова потребовал, чтобы стадиону вернули прежнее имя. К ветерану прислушались, и обиталище «Валенсии» снова стало «Местальей».

В 2007 году в северо-западной части Валенсии началось сооружение нового стадиона на 75.000 зрителей; планировалось что на будущий стадион, получивший название «Новая Месталья» (кат. Nou Mestalla), «Валенсия» переедет в 2009 году. Однако из-за мирового финансового кризиса строительство затянулось; переезд был перенесён на 2010 год, но ввиду различных сложностей этого не произошло. В настоящий момент сроки переезда «Валенсии» на новый стадион остаются открытыми.

Тренировочная база (Патерна)

В 1974 году при президентстве Франсиско Рос Касереса «Валенсия» приобрела землю под строительства тренировочной базы. Так как строительство затянулось, валенсийцам приходилось тренироваться на поле стадиона «Месталья» или в городке Бенимара. Современный вид «Патерна» приобрела 19 февраля 1992 после завершения модернизации. Спортивная база клуба размешается на территории площадью более 180.000 квадратных метров. На этих полях помимо спортивной базы клуба располагается большая детская школа и современный центр реабилитации. На территории находится стадион вместимостью 3000 человек, это домашний стадион команды дублёров.

История выступлений

Спонсоры

Сезон Фирма Спонсор
1980-82 Adidas None
1982-84 Ressy
1984-89 Edesa
1989-93 Puma Mediterrania Comunitat Valenciana
1993-94 Luanvi
1994-95 Cip
1995-98 Ford
1998-00 Terra Mítica
2000-01 Nike
2001-02 Metrored
2002-03 Terra Mítica
2003-08 Toyota
2008-09 Valencia Experience
2009-11 Kappa Unibet
2011-14 Joma Jinko Solar
2014-н.в. Adidas

Гимн

Официальная премьера гимна состоялась во время празднования 75-летия клуба, 21 сентября 1993 года.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2918 дней]

Руководство клуба

  • 1919 — 1922
    • Октавио Аугусто Милего — 1-й президент клуба. Оставил пост президента чтобы возглавить школу арбитров, где тоже был президентом.
  • 1922 (с февраля — марта по 23 июля 1922)
    • Альфредо Айгуэс Понсе — руководил до первого собрания директивы.
  • 23 июля 1922 — 1 октября 1922
    • Франсиско Видаль Муньос
  • 1 октября 1922 — 11 августа 1923
    • Рамон Леонарте Рибера — 4 июля 1923 обновил Хунту директива
  • 1924
    • Франсиско Ромеу Сарандьета (исполняющий обязанности)
  • 11 августа 1923 — 21 июня 1925
    • Пабло Вердегер Комес — подписал контракт о покупке территории для стадиона Месталья.
  • 21 июня 1925—1929
    • Факундо Паскуаль Килис
  • 1929 — 1932
    • Хуан Хименес Кановас
  • 1932 — 2 июля 1933
    • Мануэль Гарсия дель Мораль
  • 2 июля 1933 — 3 октября 1935
    • Адольфо Ройо Сорьяно
  • 3 ноября 1935 — 8 марта 1936
    • Франсиско Альменар Кинса — умер, находясь на посту президента, единственный в истории клуба.
  • 9 марта 1936 — 18 июня 1936
    • Луис Касанова Хинер (исполняющий обязанности)
  • июнь 1939—1940
    • Альфредо Хименес Буэса
  • 1940 — 25 января 1959
    • Луис Касанова Хинер
  • 25 января 1959 — 2 июля 1961
    • Висенте Иборра Хиль
  • 2 июля 1961—1973
    • Хулио де Мигель и Мартинес Буханда
  • 1973 — 1 декабря 1975
    • Франсиско Рос Касерес
  • 1 декабря 1975 — 7 января 1976
    • Альфредо Корраль Сервера (исполняющий обязанности)
  • 7 января 1976 — 7 февраля 1983
    • Хосе Рамос Коста
  • 7 февраля 1983 — май 1986
    • Висенте Тормо Альфонсо
  • май 1986 — 3 июня 1986
    • Педро Кортес Гарсиа (исполняющий обязанности)
  • 3 июня 1986 — 24 ноября 1993
    • Артуро Тусон Хиль
  • 1990
    • Хосе Доминго (исполняющий обязанности)
  • 24 ноября 1993 — 9 марта 1994
    • Мельчор Ойос Перес
  • 9 марта 1994 — 2 декабря 1997
    • Франсиско Роч Альфонсо — принимал решение о превращении Валенсии в АО
  • 2 декабря 1997 — 11 июня 2001
    • Педро Кортес Гарсиа
  • 11 июня 2001 — 5 октября 2004
    • Хайме Орти Руис
  • 5 октября 2004 — 12 марта 2008
    • Хуан Баутиста Солер
  • 12 марта 2008 — 21 августа 2009
    • Висенте Сориано
  • 22 августа 2009 — 5 апреля 2013
    • Мануэль Льоренте
  • 5 — 15 апреля 2013
    • Фернандо Хинер (исполняющий обязанности)
  • 15 апреля — 4 июня 2013
    • Висенте Андреу (исполняющий обязанности)
  • 4 июня 2013 — н.в.
    • Амадео Сальво

Текущий состав

Позиция Имя Год рождения
1 Вр Диего Алвес 1985
13 Вр Хауме Доменек 1990
25 Вр Мэттью Райан 1992
2 Защ Жуан Канселу 1994
4 Защ Адерлан Сантос 1989
5 Защ Эльяким Мангаля 1991
6 Защ Гильерме Сикейра 1986
14 Защ Хосе Гайя 1995
21 Защ Мартин Монтойя 1991
23 Защ Аймен Абденнур 1989
24 Защ Эсекьель Гарай 1986
26 Защ Тони Лато 1997
Позиция Имя Год рождения
7 ПЗ Марио Суарес 1987
8 ПЗ Энцо Перес 1986
10 ПЗ Дани Парехо 1989
11 ПЗ Закария Баккали 1996
16 ПЗ Феде Картабья 1993
17 ПЗ Нани 1986
20 ПЗ Альваро Медран 1994
28 ПЗ Карлос Солер 1997
9 Нап Мунир 1995
19 Нап Родриго Морено 1991
22 Нап Санти Мина 1995
27 Нап Рафа Мир 1997

Трансферы 2016/17

Пришли

Поз. Игрок Прежний клуб
Защ Мартин Монтойя Барселона
Защ Эльяким Мангаля* Манчестер Сити
Защ Эсекьель Гарай Зенит
ПЗ Альваро Медран Реал Мадрид
ПЗ Марио Суарес* Уотфорд
ПЗ Нани Фенербахче
ПЗ Феде Картабья** Депортиво Ла-Корунья
Нап Мунир Эль-Хаддади* Барселона

Ушли

Поз. Игрок Новый клуб
Защ Антонио Барраган Мидлсбро
Защ Шкодран Мустафи Арсенал
Защ Рубен Везу* Гранада
ПЗ Хави Фуэго Эспаньол
ПЗ Андре Гомиш Барселона
ПЗ Пабло Пьятти* Эспаньол
ПЗ Софиан Фегули*** Вест Хэм Юнайтед
Нап Альваро Негредо* Мидлсбро
Нап Пако Алькасер Барселона

Тренеры

Персоналии

Знаменитые тренеры

Знаменитые игроки

Знаменитые болельщики

Аффилированные клубы

  • «Интернационале»
  • Седьмого июня 2016 года состоялась пресс-конференция, на которой руководство испанского футбольного клуба Валенсия сообщило о том, что команда создала свою собственную киберспортивную команду.

Напишите отзыв о статье "Валенсия (футбольный клуб)"

Примечания

  1. [www.lfp.es/Temporada/FichaEquipo.aspx?IDParam=19 Capacidad Campo de Mestalla]
  2. [www.marca.com/2010/04/16/futbol/equipos/valencia/1271373908.html Clasificación histórica]
  3. 1 2 [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=1&Pagina=club\historia_texto\fundacion_text.htm Основание]
  4. [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=1&Pagina=club\historia_texto\cuarenta_text.htm Četrdesete]
  5. [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=1&Pagina=club\historia_texto\puchades_text.htm Период Пучадеса]
  6. [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=2&Pagina=club\historia_texto\europa_text.htm Валенсия и Европа]
  7. [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=2&Pagina=club\historia_texto\alfredo_text.htm Период Альфредо Ди Стефано]
  8. [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=2&Pagina=club\historia_texto\infierno_text.htm Понижение во 2-й дивизион]
  9. [217.116.5.146/Lanzador/LanzaHTM.asp?Idioma=2&Pagina=club\historia_texto\cenizas_text.htm Возвращение в первую лигу]
  10. [www.uefa.com/competitions/ucl/history/season=1999/intro.html Финал лиги чемпионов 1999/2000]
  11. [www.uefa.com/competitions/ucl/history/Season=2000/intro.html Финал лиги чемпионов 2000/2001]
  12. [www.novoteka.ru/seventexp/40863 Раньери во второй раз покинул «Валенсию».] «Спорт-Экспресс» 25.02.2005 г.
  13. [archive.is/20120801212450/www.gazeta.ru/sport/2005/06/21_n_303183.shtml «Валенсия» заплатит Раньери $4,2 млн за разрыв контракта.] Газета.ru 21.06.2005 г.
  14. [archive.is/20120801102908/www.gazeta.ru/sport/2005/05/30_n_293183.shtml Санчес Флорес сменит Лопеса на посту главного тренера «Валенсии».] Газета.ru 30.05.2005 г.
  15. [www.sports.ru/football/3605627.html Кике Санчес Флорес уволен из «Валенсии».] Спортс.ру 29.10.2007 г.
  16. [www.totalfootball.ru/news.php?itemid=140 Куман подписал контракт с «Валенсией».] Skysports.com 5.11.2007 г.
  17. [bigtransfers.ru/153-antonio-picci-vozglavil-valensiyu.html Антонио Пицци возглавил «Валенсию»]
  18. [www.sports.ru/football/1020627053.html Сингапурский миллиардер Питер Лим стал владельцем «Валенсии»]

Ссылки

  • [www.valenciacf.com/ Официальный сайт клуба]  (англ.) (исп.) (яп.) (фр.) (каталан.)
  • [www.valencianistas.ru Объединенный русскоязычный сайт поклонников ФК «Валенсия»]


Отрывок, характеризующий Валенсия (футбольный клуб)

Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.