Валентина Висконти (герцогиня Орлеанская)

Валентина Висконти итал. Valentina Visconti<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">прижизненный портрет Валентины Миланской.</td></tr>
Герцогиня Орлеанская
с 1392
Рождение:	1371(1371) Милан
Смерть:	4 декабря 1408(1408-12-04) Блуа
Род:	Висконти
Отец:	Джан Галлеаццо Висконти
Мать:	Изабелла Валуа
Супруг:	Людовик Орлеанский
Дети:	сыновья: Карл, Филипп, Жан III Добрый, ещё 4 сына дочь: Маргарита, ещё 2 дочери

Валентина Висконти (итал. Valentina Visconti; 1366/1371, Милан — 4 декабря 1408, Блуа) — жена герцога Людовика Орлеанского, младшего брата французского короля Карла VI Безумного.

Биография

Единственная дочь Джан Галлеаццо Висконти, первого герцога Милана, и французской принцессы Изабеллы Валуа (дочери Иоанна Доброго). Рано осталась без матери, воспитывалась в Павии своей бабушкой Бьянкой Савойской. Получившая прекрасное образование и обеспеченная огромным приданым, Валентина была одной из самых желанных невест Европы (её обручали четыре раза). В 1395 году её отец решил выдать Валентину замуж за брата французского короля, чтобы укрепить свои политические позиции.

Помолвка и брак

25 ноября 1386 года при благословении папы Климента VII был заключён контракт: невеста получала город Асти, графство Верту, 450 тыс. флоринов, ювелирных изделий на 75 тыс. флоринов и право на наследование Милана. Тем не менее, Джан Галлеаццо не позволил пока своей дочери покинуть Милан, ссылаясь на её юный возраст. Свадебные церемонии состоялись в Милане только 8 апреля 1387 года. На самом деле всё это было лишь уловкой с целью потянуть время, так как миланский герцог надеялся, что его новая жена Екатерина разрешится от бремени мальчиком, что позволит изменить брачный договор. И действительно, 7 сентября 1388 года у Валентины родился брат, Джованни Мария, и положение брачного контракта по поводу наследования были пересмотрены. Валентина была отправлена к мужу в сопровождении своего кузена Амадео VII, графа Россо, везя с собой значительное приданое.

Венчание свершилось в Мелёне 17 августа 1389 года. Молодая пара поселилась в Венсене. В этот период Валентина родила троих детей, двое из которых умерли преждевременно. Двое младенцев королевы также скончались.

Безумие короля Карла и изгнание

Из-за интриг при дворе Карла VI и ненависти королевы Изабеллы Баварской (также своей кузины, через мать королевы, урожденной Таддеи Висконти) была изгнана из Парижа в Сент-Поль: безумный король Карл относился к своей невестке с симпатией, что выделяло Валентину из числа прочих, на которых он бросался с ненавистью. Он называл её «любимой сестрицей» и постоянно требовал её присутствия на всех дворцовых церемониях. Это вызвало зависть придворных.

Кроме того, ходили слухи, что королева Изабелла имела роман с мужем Валентины, своим деверем Людовиком. Королева обвинила Валентину в том, что она устроила заговор и заколдовала короля, чтобы престол перешел к Людовику Орлеанскому. (Кроме того, отец Валентины в своё время свергнул с престола своего дядю, деда Изабеллы, с чем связывают дальнейшую антимиланскую политику королевы) «Валентину обвинили в попытке отравления дофина ядовитым яблоком и наведении порчи на короля. Королю действительно становилось лучше в присутствии Валентины или её мужа, что приписывали колдовству и чёрной магии. После каждого нового приступа безумия короля положение герцогини Орлеанской становилось всё более шатким, королева Изабелла и старая герцогиня Бургундская, ненавидевшие Валентину, добились от герцога Орлеанского и королевского совета сначала удаления герцогини Орлеанской от двора, а весной 1396 — её изгнания из Парижа».

Чтобы защитить жену от вражды, Людовик в марте 1396 года переехал в Асниер, занявшись также укреплением и расширением замка в Блуа. За этот период у них родилось четыре ребёнка. Изгнание Валентины совпало с переориентацией французской политики на союз с Флоренцией вместо Милана.

Из Асниера Валентина переехала в Блуа около 1400 года. Её супруг Людовик превратил Блуа в настоящую крепость, в связи со сложным географическим положением замка вблизи владений врагов — герцогов Бургундских. В 1402 году от чумы умер отец Валентины, и правителем Милана стала его вдова Екатерина.

Убийство Людовика

В связи со сложной политической ситуацией и борьбой за власть, пользуясь возможностью управлять от имени безумного короля, Людовик заключил союз со своей невесткой королевой Изабеллой и помогал ей против бургундцев. (Ходили даже слухи об их любовной связи)

23 ноября 1407 королева Изабелла родила своего последнего ребёнка, который скончался несколько часов спустя. В тот же день Людовик Орлеанский был убит в Париже по приказу бургундского герцога Жана Бесстрашного (как утверждают, его убили, когда он выходил из дома своей любовницы королевы Изабеллы). После его смерти Валентина отправилась в Париж к королю с просьбой о наказании виновных. Слабый король сначала изъявил своё согласие, но вскоре удалил её от двора. Никакого возмездия за открыто признанное убийство не последовало. Организовав защитную речь аббата де Серизи на оправдывающую убийство речь герцога Пети, Валентина была вынуждена вернуться в свои владения ни с чем.

«Как умолчать о том, что был убит его брат, и не вчера ли ещё Валентина Висконти, которую всегда называл он возлюбленной сестрой, стояла перед ним на коленях, отводила вдовий покров с обвиняющего, сетующего, обезображенного лица, а сегодня твёрдый, речистый защитник часами доказывал правоту царственного убийцы, покуда преступление не сделалось как бы прозрачно и чуть не в сиянии вознеслось к небесам. Справедливо казалось всех оправдать; Валентина Орлеанская умерла ведь от горя, хоть ей обещалось мщение. Но что пользы было прощать герцога Бургундского, и снова прощать? Его охватило черное пламя отчаянья, и неделями он отсиживался в палатке в глухом лесу, уверяя, что лишь ночные крики оленей ему облегчают душу». («Записки Мальте Лауридса Бригге», Райнер Мария Рильке)

Валентина горячо оплакивала смерть супруга, её гербом стал серебряный фонтан слёз, а девизом — «ничто для меня более, и более ничто» (Plus ne m’est rien, rien ne m’est plus). Валентина пережила своего мужа примерно на год, скончавшись в Блуа в возрасте 38 лет. На смертном одре она заставила детей поклясться поддержать величие своего дома и отомстить за убиение отца.

Её права на Милан впоследствии стали поводом к Итальянским войнам Людовика XII и Франциска I.

Личность

Валентина бегло говорила по-итальянски, по-французски, по-немецки, знала латынь; играла на арфе и собирала библиотеку, которая стала ядром Национальной Библиотеки Франции. Была патронессой Эсташа Дешана, который написал несколько стихотворений в её честь. Также была адресатом сочинений Кристины Пизанской. Вдобавок Валентина стала матерью одного из самых известных поэтов Франции следующего периода — Карла Орлеанского. В 1405 году она фактически усыновила бастарда своего мужа — Жана де Дюнуа.

Дети

• Карл, герцог Орлеанский (1391—1465), отец Людовика XII, короля Франции
• Филипп Орлеанский (1396—1420), граф де Вертю
• Жан III Добрый (1404—1467) граф Ангулемский, дед короля Франциска I
• Маргарита Орлеанская (1406—1466), замужем за Ричардом Бретанским, графом Этампа
• Четыре мальчика и две девочки, которые умерли в детстве.

Литература

• Cappi Bentivegna Ferruccia, Valentina Visconti duchessa d’Orléans, Treves, Milano, 1937

Ссылки

• [trionfi.com/0/p/26/ Valentina Visconti and the Court in France — with a focus on the years 1392—1397 (playing card time at the French court)]  (англ.)
• [www.storiadimilano.it/Personaggi/Ritratti%20femminili/valentina_visconti.htm Valentina Visconti e Isabella di Baviera cugine rivali alla corte di Francia?]  (итал.)

Отрывок, характеризующий Валентина Висконти (герцогиня Орлеанская)

Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?