Турчин, Валентин Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Валентин Турчин»)
Перейти к: навигация, поиск
Валентин Фёдорович Турчин
Дата рождения:

1931(1931)

Место рождения:

Подольск, Московская область, СССР

Дата смерти:

7 апреля 2010(2010-04-07)

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Страна:

СССР СССР, США США

Научная сфера:

Физика, математика, кибернетика, философия

Место работы:

Физико-энергетический институт,
Институт прикладной математики им. М. В. Келдыша АН СССР,
Институт математических наук им. Куранта в Нью-Йоркском университете,
The City College of New York

Учёная степень:

доктор физико-математических наук

Альма-матер:

МГУ

Известные ученики:

Сергей Абрамов

Известен как:

создатель языка Рефал

Сайт:

[refal.net/author.html et/author.html]

Валентин Фёдорович Турчин (1931, г. Подольск, Московская область — 7 апреля 2010, Нью-Йорк, США) — советский и американский физик и кибернетик, создатель языка Рефал и новых направлений в программировании и информатике, участник правозащитного движения в СССР, автор «самиздата», председатель Советский секции «Международной амнистии». Отец Петра Валентиновича Турчина.





Биография

Окончил физический факультет МГУ и с 1953 по 1964 работал под Москвой в Обнинске в Физико-энергетическом институте, где изучал рассеяние медленных нейтронов в жидкостях и твёрдых телах и защитил докторскую диссертацию. В 33 года он уже был известным физиком-теоретиком с большими перспективами.

В 1964 оставляет физику, переходит в Институт прикладной математики АН СССР и посвящает свою деятельность информатике. Он создаёт новый язык программирования — Рефал, на котором удобно описываются алгоритмические языки, трансляторы, символьные математические преобразования и многое другое.

В математике он сконструировал новые кибернетические основания, а в программировании и информатике (кроме создания языка Рефал) заложил основы метавычислений, предложив качественно новый метод преобразования и оптимизации программ — суперкомпиляцию.

Литературная деятельность

Написал и опубликовал ряд книг, учебников и сборников, часть из них в «самиздате»: «Физики шутят», «Феномен науки. Кибернетический подход к эволюции», «Инерция страха. Социализм и тоталитаризм», «Кибернетический манифест» (в соавторстве с Клиффом Джослином) и т. п.

В начале 1960-х годов написал пьесы-комедии «Господин Куб» и «Защита диссертации», которые были поставлены в Обнинске[1] на сцене Дворца культуры Физико-энергетического института[2]. Действие пьесы «Защита диссертации» проходит в Научно-исследовательском институте брёвен и сучков (НИИБС) и имитирует защиту диссертации на соискание учёной степени кандидата бревнологических наук по теме «Качение бревна по наклонной плоскости с учётом сучковатости». Текст пьесы в мельчайших подробностях воспроизводит протокол реальных диссертационных защит, так что у зрителя (читателя) остаётся впечатление, что такая или аналогичная диссертация действительно могла бы быть защищена, несмотря на очевидную абсурдность как самой темы, так и реплик в ходе её обсуждения. Термины «бревнология» и «бревнолог» (обычно в шутку) используются в научных кругах для обозначения бессмысленных псевдоисследовательских работ, проводимых исключительно с целью достижения формальных целей, таких как количество публикаций, получение учёной степени.

Общественная и правозащитная деятельности

В апреле 1974 года становится председателем московского отделения Amnesty International — группы «Международная амнистия», выступающей в защиту узников совести во всех странах независимо от их политической системы.

В. Ф. Турчину с семьёй советская власть в лице ОВИР не разрешила поездки в США по приглашению на работы. Взамен ему было предложено разрешение на эмиграцию в Израиль (без желания с его стороны). Для того чтобы выехать из СССР, он вынужден был согласиться, но, подождав около полугода в Вене приглашения Университета Нью-Йорка (США), выехал туда.

Публикации

  • Физики продолжают шутить: Сборник переводов / Составители-переводчики: Ю. Конобеев, В. Павлинчук, Н. Работнов, В. Турчин. — М.: Издательство «Мир», 1968.
  • Турчин В. Ф. [antology.igrunov.ru/authors/turchin/1125403674.html Инерция страха. Социализм и тоталитаризм]. — Опубликовано в самиздате в период 1966—1973 гг.
  • Турчин В. Ф. [refal.net/turchin/phenomenon/ Феномен науки. Кибернетический подход к эволюции]. — Изд. 2-е — М.: Словарное издательство ЭТС. — 2000. — 368 с.
  • Турчин В. Ф., Клифф Джослин. [www.ets.ru/turchin/kiberman.htm Кибернетический манифест]. — Изд. 2-е — М.: Словарное издательство ЭТС. — 2000.

Ученики

Напишите отзыв о статье "Турчин, Валентин Фёдорович"

Примечания

  1. [refal.net/zashchita.html В. Ф. Турчин. Защита диссертации (комедия)]
  2. Н.С. Работнов. [www.index.org.ru/position/297rabot.html Давно.... В шестидесятые.]. Проверено 2 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BU3QZvb8 Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].

Ссылки

  • [pespmc1.vub.ac.be/TURCHIN.html «About Valentin Turchin» on Principia Cybernetica Web]  (англ.)
  • [refal.net/turchin/phenomenon/ «Феномен науки. Кибернетический подход к эволюции»] [www.ets.ru/turchin/]
  • [scisne.net/a1611 «Кибернетическая онтология действия»]
  • [www.ihst.ru/projects/sohist/papers/turchin/content.htm «Инерция страха. Социализм и тоталитаризм»]
  • [www.ihst.ru/projects/sohist/memory/turch-sv.htm «Феномен Турчина»]
  • [cliodynamics.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=245&Itemid=1 Некролог на сайте «Клиодинамика»]

Отрывок, характеризующий Турчин, Валентин Фёдорович

Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.