Валериан (Трифа)
| Архиепископ Валериан Аrchbishop Valerian<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 1961 — 28 января 1984 | ||
| Церковь: | Православная церковь в Америке | |
| Предшественник: | Иоанн (Гарклавс) | |
| Преемник: | Нафанаил (Попп) | |
| ||
| 26 октября 1958 — март 1960 | ||
| Церковь: | Румынская православная церковь | |
| Предшественник: | Поликарп (Морушка) | |
| Имя при рождении: | Вьорел Трифа | |
| Оригинал имени при рождении: |
Viorel D. Trifa | |
| Рождение: | 28 июня 1914 Кымпень, Австро-Венгрия | |
| Смерть: | 28 января 1987 (72 года) Эшторил, Португалия | |
| Похоронен: | Грасс-Лейк, Мичиган, США | |
| Принятие монашества: | 27 апреля 1952 | |
| Епископская хиротония: | 27 апреля 1952 | |
Архиепи́скоп Валериа́н (рум. Аrchbishop Valerian, в миру Вьорел Трифа, рум. Viorel D. Trifa; 28 июня 1914, Кымпень, Трансильвания — 28 января 1987, Эшторил) — епископ Православной церкви в Америке, архиепископ Детройтский и Румынский.
Довоенная биография
Родился 28 июня 1914 года в трансильванском городке Кымпень, в то время относившемся к Австро-Венгрии (ныне жудец Алба, Румыния). Сын школьного учителя Дионисия Трифы, племянник священника Иосифа Трифы (1888—1938), основавшего в 1920-х годах православное духовное движение «Oastea Domnului» («Войско Господне»). В 1931—1935 годах изучал богословие в Кишинёвском университете, затем философию в Бухарестском университете, в 1939 году — историю и журналистику в Берлинском университете. Издавал журналы движения «Oastea Domnului» и книги своего дяди.
Ещё студентом вступил в «Железную Гвардию», печатался в её газете «Libertatea». Участник мятежа легионеров в январе 1941 года, имевшего антиправительственную и антисемитскую направленность. В воззвании, использованном легионерами (членами «Железной Гвардии») во время мятежа, писал: «Мы требуем замены всех ожидовившихся представителей власти»[1].
После провала мятежа бежал в Германию, где содержался в концлагерях Заксенхаузен, Бухенвальд и Дахау. В 1943 году участвовал в попытках германского руководства добиться примирения между «Железной Гвардией» и прогитлеровским режимом Антонеску. После освобождения из лагеря непродолжительное время был секретарём митрополита Виссариона (Пую) в Вене и затем в Париже, в конце войны преподавал античную историю в колледже в Италии. В 1950 году эмигрировал в США.
Епископство в США
На проходившем в Чикаго 2—5 июля 1951 года конгрессе православных румын-эмигрантов избран викарным епископом румынского архиепископства Америки и Канады, поскольку правящий епископ Поликарп (Морушка) находился в Румынии и не мог вернуться в США. После этого румынская епархия в США прервала отношения с Румынской православной церковью, находившейся под влиянием коммунистического правительства Румынии.
27 апреля 1952 года пострижен в монашество с именем Валериан и хиротонисан во епископа. Хиротонию возглавил митрополит Иоанн (Теодорович), предстоятель неканонической Украинской Православной митрополии в Северной Америке в сослужении с двумя епископами.
После смерти епископа Поликарпа в 26 октября 1958 года (который оставался номинальным главой епархии) Валериан стал правящим епископом.
В марте 1960 года Румынское епископство (Romanian Orthodox Episcopate of America) было принято в состав Северо-Американской Митрополии в качестве национальной епархии, сохранив свою автономию, румынский язык в литургии и национальные традиции, стал именоваться епископом Детройтским и Мичиганским. В 1961 году произошло его перерукоположение епископом (дабы убрать всякие сомнения в его каноничности)[2].
7 марта 1970 возведён в сан архиепископа.
Валериан расположил свою резиденцию в Грасс-Лэйке (пригород Джэксона, штат Мичиган), отреставрировал стоявшие там здания и создал духовный и культурный центр для православных румын Vatra Românească (Румынский дом). Рукоположил множество священников для 50 приходов епархии, освящал новопостроенные церкви, поддерживал канонические связи с другими Церквами на американском континенте. Продолжали выходить газеты «Solia» и другие церковные издания на румынском и других языках. Статьи епископа Валериана печатались в этих изданиях.
Выезд из США
Сбор улик, изобличавших Трифу в совершенных в довоенный период преступлениях, начался ещё в 1957 году. В 1975 году Департамент юстиции США возбудил против него дело, обвинив в том, что при въезде в США Трифа скрыл своё членство в «Железной Гвардии». В ноябре 1976 года архиепископ был исключен из состава Национального совета церквей США. Несмотря на предъявленные доказательства, он отрицал свою причастность к погромам во время мятежа легионеров 1941 года, однако сознался в обмане иммиграционных властей. Была также обнаружена почтовая открытка, адресованная нацистскому лидеру Генриху Гиммлеру и подписанная «Вьорел Трифа»; сам Трифа отрицал, что когда-либо писал её, однако благодаря современной (на тот момент) технике на ней был выявлен отпечаток его пальца. После различных скандальных событий в 1980 году Трифа отказался от американского гражданства и в 1982 году выехал из США в Португалию, поскольку в противном случае его могла ожидать депортация. Здесь осенью 1984 года он также был объявлен нежелательной персоной, ему был предоставлен трехмесячный срок для выезда из страны, однако он сумел опротестовать это решение в верховном административном суде.
Архиепископ Валериан скончался 28 января 1987 года в городе Эшторил (Португалия) в результате сердечного приступа. Похоронен на кладбище созданного им румынского духовного центра в Грасс-Лейке (Мичиган, США).
Напишите отзыв о статье "Валериан (Трифа)"
Примечания
Ссылки
- Свящ. Мирча Пэкурариу [www.pravenc.ru/text/153969.html Валериан (Трифа)] // Православная энциклопедия. Том VI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2003. — С. 529-530. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
- [zarubezhje.narod.ru/suppl/Sp_295.htm Архиепископ Валериан (Трифа) на сайте «Религиозные деятели русского зарубежья»]
Отрывок, характеризующий Валериан (Трифа)
В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
