Валерии
Валерии лат. Valerii | |
Родоначальник: | |
---|---|
Ветви рода: | |
Подданство | |
Гражданская деятельность | |
Военная деятельность |
полководцы |
Валерии (лат. Valerii) — древнеримский патрицианский род, сабинского происхождения, имя которого встречается уже в древнейших сказаниях об образовании Римского государства; представители его принимали участие во всех важнейших событиях римской истории, и он просуществовал вплоть до падения Римской империи.
История
Родоначальником своим Валерии, по преданию, считали некоего Волеза, товарища Тита Тация, и таким образом современника ромуловской эпохи. Во времена республики род Валериев распался на несколько ветвей, отличавшихся друг от друга когноменами:
- Максимы
- Волузии
- Попликолы
- Корвины
- Лавинии
- Флакки
- Мессалы
- Фальконы
Некоторые члены рода Валерии попали, вследствие захудалости, в отношения клиентов к различным патрициям и превратились в плебеев, как Валерии Тапоны и Валерии Триарии.
Известные Валерии
- Публий Валерий Попликола — консул-суффект 509 до н. э. (первый год республики), консул 508 до н. э., 507 до н. э., 504 до н. э.. По его предложению состоялся так называемый «Lex Valeria de provocatione», то есть закон, по которому всякий гражданин, в пределах города, имел право апеллировать на решение консула перед народным собранием. В знак того, что отныне консулу не принадлежит более право верховного суда, Публий Валерий постановил, чтобы ликторы, предшествовавшие ему, в пределах города носили лишь пучки тростника (фасции), без секиры. Предание прибавляет, что тот же Публий Валерий, для отклонения от себя всяких подозрений в стремлении к тирании, велел срыть свой дом, напоминавший дворец по постройке, и приказывал ликторам преклонять пучки тростника перед верховной властью народа (populus), коренных римских граждан.
- Марк Валерий Максим — диктатор 494 до н. э.. Успел убедить народ, отказывавшийся от военной службы, в необходимости образования войска, которое было набрано и под его предводительством одержало победу. Когда плебеи удалились на Священную гору (в первый раз), вследствие отказа сената выполнить сделанные диктатором обещания, относившиеся к делам внутреннего управления, Марк Валерий с успехом принял на себя роль примирителя. В благодарность за это он получил прозвище Maximus (Великий).
- Публий Валерий Попликола — консул 460 до н. э., побудил недовольный народ к отраженно нападения сабинян и горсти изгнанников на Капитолий, но сам пал под стенами его.
- Луций Валерий Попликола — консул 449 до н. э. Во время второго удаления на Священную гору плебеев, не желавших переносить долее произвол децемвиров, проводил переговоры с недовольными. Вместе с М. Горацием, Луций убедил плебеев вернуться в Рим. Вместе с тем же М. Горацием он содействовал изданию «Leges Valeriae Horatiae», которыми восстановлялся закон о провокации, восстановлялся трибунат и решения комиций по трибам получали обязательную силу для патрициев. Удовлетворенных этими законами плебеев Луций повел против эквов и вольсков и одержал победу.
- Марк Валерий Корв — шестикратный консул 348 до н. э., 346 до н. э., 343 до н. э., 335 до н. э., 300 до н. э., 299 до н. э.; диктатор 301 до н. э.. По сказанию, объясняющему его прозвище Corvus (ворон), победил в единоборстве богатырского галла при помощи ворона, садившегося к нему во время поединка на шлем. В 348 г. он, всего 23-х лет, был уже консулом; в 346 г. избран вторично на эту должность, в 343 г. — в третий раз. В этом году В. победил самнитов, а в 335 г., в четвертое своё консульство, завоевал Калес в Кампании. В 301 г. Марк Валерий, избранный в диктаторы, разбил марсов и этрусков, а в следующем 300 г., будучи в пятый раз консулом, возобновил и утвердил оставленное Публием Валерием наследие: «Lex Valeria de provocatione» (см. выше). В шестой раз Марк В. был консулом в 299 г., когда грозила вспыхнуть война с этрусками. После этого консульства он отказался от дальнейшей общественной деятельности.
- Марк Валерий Максим Мессала — консул 263 до н. э., будучи консулом, одержал в первую Пуническую войну решительную победу над соединенными силами карфагенян и сиракузцев близ Мессалы, откуда он и получил прозвище «Мессала». Затем он побудил царя Гиерона Сиракузского к заключению мира и даже союза с Римом. Битву при Мессале Марк Валерий велел изобразить в картине на стене Гостилиевой курии(первые фрески в Риме).
- Марк Валерий Леви́н — консул 210 до н. э. Во вторую Пуническую войнуон, будучи консулом, закончил начатое Марцеллом вторичное завоевание Сицилии.
- Луций Валерий Флакк (консул 195 года до н. э.) — покровитель, потом друг и единомышленник Катона Старшего.
- Валерий Антий — историк, живший во времена Суллы, написал летописи, которые в 75 книгах заключали историю Рима, от основания города до его времени; но исторические даты в труде В. до того перепутаны, а события настолько искажены, и большей частью единственно для преувеличенного прославления рода Валериев, что труд этот не мог не иметь самого дурного влияния на всю римскую историографию, так как и Ливий, и Дионисий сильно пользовались летописями В. Отрывки их изданы Петером в «Historicorum Romanorum fragmenta» (Лейпциг, 1883) и «Historicorum Romanorum reliquiae» (т. 1, Лейпциг, 1870).
- Луций Валерий Флакк (консул 86 до н. э.) — партизан Мария и, после смерти его, консул вместе с Цинной, должен был вести в Азии войну, с одной стороны, с Митридатом, с другой — с Суллой, но был убит в 85 г собственным легатом, Флавием Фимбрией.
- Луций Валерий Флакк (претор 63 до н. э.) — сын предыдущего, в 63 году, будучи претором, поддерживал, при обнаружении заговора Катилины, Цицерона, который, в сохранившейся до наших дней речи, в свою очередь защищал (62 г.) Луция В. от обвинения в лихоимстве при управлении римской провинцией Азией.
- Валерий Азиатик — консул 41 года, 46 года, уроженец Галлии, который был вначале любимцем Калигулы и в 41 году добился консульства, но потом, жестоко оскорбленный императором, содействовал его убийству. Пользовался также расположением Клавдия и в 46 году снова был консулом; но, будучи несметно богат (между прочим, он владел роскошными садами Лукулла), пал жертвой корыстолюбия Мессалины.
- Марк Валерий Мессала Барбат Аппиан — консул 12 года, урожденный Гай Клавдий Пульхр, усыновлен Марком Валерием Мессалой, суффектом 32 до н. э.
- Марк Валерий Мессала Барбат — отец Мессалины
- Марк Валерий Мессала Мессалин — консул 20 года
- Марк Валерий Мессала Корвин — знаменитый политик и оратор, консул 31 до н. э.
- Марк Валерий Мессала Нигер — консул 61 до н. э., цензор 55 до н. э.
- Марк Валерий Мессала Мессалин (консул 3 до н. э.) — консул 3 до н. э.
- Марк Валерий Мессала Корвин (консул 58 года) — консул 58 года
- Валерий Мессала — консул 85 года
- Валерия Мессалина — третья жена Клавдия
- Марк Валерий Мессала Руф — консул 53 до н. э.
- Марк Валерий Мессала — консул-суффект 32 до н. э.
- Потит Валерий Мессала — консул-суффект 29 до н. э.
- Марк Валерий Мессала (легат) — участник Союзнической Войны
- Валерий Мессалла (префект претория) — префект претория при Феодосии I и Гонории (до 403 г.), другом младшего Симмаха и одним из последних представителей язычества среди римской аристократии.
|
Напишите отзыв о статье "Валерии"
Отрывок, характеризующий Валерии
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.