Голубцова, Валерия Алексеевна

Валерия Алексеевна Голубцова
Научная сфера:	электротехника
Место работы:	Московский энергетический институт
Альма-матер:	МЭИ
Известен как:	ректор МЭИ, организатор строительства научного городка МЭИ в Лефортовском районе Москвы
Награды и премии:

Вале́рия Алексе́евна Голубцо́ва (15 мая 1901, Нижний Новгород — 1 октября 1987, Москва) — организатор науки, ректор Московского энергетического института с 1943 по 1952 год. Жена Георгия Максимилиановича Маленкова.

Биография

[www.mybio.ru/archives/foto/vol2/part2/mybio-2-2-009.jpg В. А. Голубцова] родилась в Нижнем Новгороде в семье преподавателя Кадетского корпуса статского советника Алексея Александровича Голубцова (1852—1924) и Ольги Павловны Невзоровой. Старшие сёстры матери были известными «сёстрами Невзоровыми» (Зинаида, Софья и Августина) — соратницами Ленина по марксистским кружкам ещё в 1890-е годы. Зинаида Невзорова в 1899 году вышла замуж за Г. М. Кржижановского, в 1920-е годы возглавившего Комиссию ГОЭЛРО.

В семье А. А. Голубцова воспитывалось пять детей — Людмила, Валерия, Роман, Вячеслав (впоследствии — профессор МЭИ, член-корреспондент АН СССР), Елена.

Валерия Алексеевна в 1917 году [img-fotki.yandex.ru/get/4202/jane6666.16/0_41331_b14be67e_orig окончила в Нижнем Новгороде гимназию] и затем [img-fotki.yandex.ru/get/4306/jane6666.17/0_41332_d342c13_orig библиотечные курсы]. С 1920 года, во время Гражданской войны, работала библиотекарем на Туркестанском фронте, в агитпоезде кавалерийской бригады, комиссаром которой был Г. М. Маленков. В 1920 году вышла за него [img-fotki.yandex.ru/get/4301/jane6666.17/0_41333_d3125a16_orig замуж] (без официальной регистрации до конца жизни и с сохранением девичьей фамилии) и вступила в РКП(б).

После переезда в Москву в 1921 году Валерия Голубцова устраивается на работу в Орготдел ЦК и получает отдельную комнату в бывшей Лоскутной гостинице на Тверской — центре обитания московской коммунистической богемы. Муж поступил в МВТУ им. Баумана (супруги решили поочередно закончить институт). С 1928 по 1930 год работала нормировщицей на Московском заводе металлоламп.

В 1930 году по направлению партийной организации В. А. Голубцова поступила в Московский энергетический институт, где ещё студенткой заняла пост секретаря институтской организации ВКП(б). После окончания института (1934) работала инженером на заводе «Динамо», одновременно училась в аспирантуре МЭИ (с 1936 г.).

Во время Великой Отечественной войны, с 1941 по 1942 год, Валерия Алексеевна находилась с семьёй в эвакуации в г. Куйбышеве, где работала инструктором обкома партии, ответственным за авиационную и электротехническую промышленность. За работу по вводу в строй быстрыми темпами эвакуируемых заводов, авральный монтаж и пуск предприятий, выполнение плана любой ценой Голубцова была награждена орденом Трудового Красного Знамени.

В 1942 году она возвратилась в Москву. В июне 1943 года руководство МЭИ было поручено ассистенту кафедры кабельной техники В. А. Голубцовой. С 1943 по 1952 год она — ректор института.

На посту ректора МЭИ

Приступая к руководству МЭИ, В. А. Голубцова хорошо знала этот институт, поскольку сама закончила его в числе первых выпускников, затем училась в аспирантуре, в годы учёбы многократно избиралась в партийное бюро института. Она знала и профессорско-преподавательский состав, и партийный, комсомольский и профсоюзный актив, и традиции, и материальную базу института. В свою очередь, она была хорошо известна в кругах высшего партийного и государственного руководства страны, а также у руководства электро- и теплоэнергетической отрасли, среди которого были выпускники МЭИ А. С. Павленко, Д. Г. Жимерин, А. Петраковский. На ответственном посту ректора института В. А. Голубцова многое сделала для расширения института, повышения его научного потенциала, знавшие её по работе отмечали у ней умение видеть перспективу и умение организовать людей на решение поставленных задач. По воспоминаниям Б. Е. Чертока о В. А. Голубцовой во время Великой Отечественной войны:

Она приняла всю ответственность на себя, отстранила от руководства растерявшегося директора, организовала в пределах возможного нормальную эвакуацию и затем продолжение учебной деятельности института на новом месте. <…> После войны Голубцова проявила на посту директора исключительную активность по строительству новых учебных корпусов, опытного завода, расширению лабораторно-исследовательской базы, строительству Дворца культуры, общежития и жилых домов для профессуры и преподавателей. Во многом благодаря её энергии, соединённой с близостью к высшей власти страны, в районе Красноказарменной улицы вырос целый городок Московского энергетического института. <…> Бог щедро наделил её организаторским талантом. Свойственная женщинам чуткость помогла ей с минимумом противоречий соединять усилия всех учёных института. Во всяком случае, солидная профессура МЭИ поддерживала директора во всех её деяниях.

Высокую оценку работе В. А. Голубцовой на посту ректора дали её коллеги — профессор Р. Г. Романов:

Место Валерии Алексеевны — в ряду виднейших деятелей МЭИ. По моему мнению, после инициатора создания МЭИ К. А. Круга, на втором месте по значимости, по весомости всей её ежедневной работы стоит Валерия Алексеевна Голубцова.

— МЭИ: история, люди, годы: сборник воспоминаний. В 3 томах. М.: Издательский дом МЭИ, 2010. Т. 1, стр. 316

профессор А. Н. Старостин:

Я увидел в ней не только красивую интеллигентную женщину, учёного, руководителя, но и любящую мать, для которой успехи и счастье детей — самое главное в жизни

— МЭИ: история, люди, годы: сборник воспоминаний. В 3 томах. М.: Издательский дом МЭИ, 2010. Т. 3, стр. 166

Академик А. Е. Шейндлин:

Эта женщина, если быть объективным, действительно много сделала для превращения МЭИ в первоклассное высшее учебное заведение

— Воспоминания старого академика. Москва. Наука. 2001

Показательна позиция В. А. Голубцовой при приеме на работу в МЭИ И. М. Тетельбаума:

Ректор МЭИ В. А. Голубцова поступила исключительно смело и порядочно. Просмотрев документы и основные работы Ильи Марковича и поговорив с ним, она в разгар «дела врачей» и борьбы с «космополитизмом» дала распоряжение начальнику отдела кадров МЭИ принять данного работника под её личную ответственность.

— МЭИ: история, люди, годы: сборник воспоминаний. В 3 томах. М.: Издательский дом МЭИ, 2010. Т. 3, стр. 298

В. А. Голубцова находила возможность и заботилась о быте студентов. Из воспоминаний студентов этого времени:

Валерия Алексеевна старалась делать всё возможное, чтобы помочь малоимущим студентам, а выпускника Калину буквально одела с ног до головы, отправляя после защиты диплома в распоряжение управления «Алтайэнерго».

Профессор А. Л. Зиновьев вспоминал:

Валерия Алексеевна постоянно находила возможности оказывать конкретную адресную помощь особо нуждающимся в ней. И всегда «сначало было слово», доброе слово…

— МЭИ: история, люди, годы: сборник воспоминаний. В 3 томах. М.: Издательский дом МЭИ, 2010. Т. 1, стр. 433

В то же время, в мемуарах Р. Х. Кузнецовой, жены директора ИИЕТ И. В. Кузнецова, отмечается явно, по её мнению, выраженный антисемитизм Голубцовой.

В 1944 году вышло постановление Совнаркома СССР о развитии Московского энергетического института — общесоюзной базы подготовки инженеров-энергетиков. Валерия Алексеевна взялась за выполнение решения правительства со свойственной ей энергией и настойчивостью. В короткое время она добилась необходимых средств и материалов для строительства главного здания МЭИ — дома № 17. Силами строительного батальона при активном участии студентов и сотрудников были построены корпуса «Б», «В», «Г», «Д» дома № 17, ряд корпусов на территории студенческого общежития, все красные кирпичные дома по Энергетической улице. В условиях военных действий такое строительство было практически невозможным, так как каждый строитель был на счету, однако Валерии Алексеевне это удалось. Именно она смогла решить вопрос о передаче МЭИ двух зданий: большого 8-этажного дома № 13, построенного ещё до войны по проекту знаменитого французского архитектора Ле Корбюзье, и дома № 14, где до 1944 года находился штаб партизанского движения в Великой Отечественной войне. Позже дом № 14 был достроен.

В. А. Голубцова лично курировала отдел научно-исследовательских работ МЭИ, управление капитального строительства, студенческий городок, учебное управление. Она отбирала у наркомов, по её словам, «нахватавших в Германии трофейного оборудования», то, что нужно для оснащения МЭИ.

При участии и помощи Валерии Алексеевны в МЭИ была построена единственная в СССР учебно-экспериментальная теплоэлектроцентраль — ТЭЦ МЭИ мощностью 6 МВт. Она добилась выделения МЭИ территории для сооружения домов отдыха под Москвой и в Крыму, в Алупке, а когда дом отдыха в Алупке был у МЭИ изъят и преобразован в туберкулёзный санаторий ВЦСПС, она настояла на компенсации, и МЭИ был выделен участок для строительства спортлагеря в Крыму, в районе Алушты, который в наши дни стал культовым местом отдыха студентов МЭИ.

В. А. Голубцова много помогала сотрудникам в тяжёлые моменты их жизни: для многих «выбила» рабочие карточки, путёвки в санаторий. Будущего крупнейшего ракетчика, Б. Е. Чертока, не отчислила из МЭИ за задолженность, а будущего выдающегося радиофизика В. А. Котельникова прикрыла от министра госбезопасности В. С. Абакумова. Среди личных выдвиженцев Голубцовой — выпускники МЭИ академики В. А. Котельников, Б. Е. Черток, В. А. Кириллин, А. Е. Шейндлин, А. Ф. Богомолов, десятки профессоров.

В 1952 году после тяжёлого заболевания была вынуждена оставить пост ректора, занялась научной работой. С 1953 года — заместитель директора Института истории естествознания и техники. В 1956 году защитила докторскую диссертацию по истории развития кабельной техники в СССР, тогда же ей было присвоено учёное звание профессора по кафедре общей электротехники.

В. А. Голубцова выдвинула идею издания и стала главным редактором капитальной двухтомной «Истории энергетической техники в СССР» (1957).

После снятия мужа со всех партийно-государственных постов в 1957 году последовала за ним в ссылку в Усть-Каменогорск, позже в Экибастуз. После смерти свекрови в 1968 году вместе с мужем переехали в посёлок Удельная в Подмосковье, в её дом, который был спроектирован самой В. А. Голубцовой. В 1971 году ей была назначена персональная пенсия союзного значения.

С 1973 года проживали с мужем в Москве, на 2-й Синичкиной улице, в двухкомнатной квартире. В 1980 году по распоряжению Ю. В. Андропова им была предоставлена двухкомнатная квартира на Фрунзенской набережной, где супруги провели последние годы своей жизни. Похоронена [www.warheroes.ru/hero/images/monuments/malenkov_mogila.jpg с мужем на Кунцевском кладбище] Москвы.

Семья

Муж, Георгий Максимилианович Маленков — советский государственный и партийный деятель, соратник Сталина.

Дети:

• Воля Георгиевна Маленкова (1924—2010). Была архитектором. Первый муж — Владимир Шамберг. Сын от этого брака — Сергей (1946—2010). Второй муж — Александр Степанов. Вместе со своим сыном от второго брака художником Петром Александровичем Степановым (род. 1953) Воля Георгиевна Маленкова принимала участие в строительстве храма Георгия Победоносца в подмосковном селе Семёновское.
• Андрей Георгиевич Маленков. Родился 29 мая 1937 года. [img-fotki.yandex.ru/get/4206/jane6666.17/0_4154a_9314478c_orig Маленков, Андрей Георгиевич] — учёный, специалист в области биофизики; доктор биологических наук, профессор, почётный вице-президент РАЕН.
• [jsc.niic.nsc.ru/jsc_rus/2008-t49/n5/Malenkov.files/image003.gif Георгий Георгиевич Маленков]. Родился 20 октября 1938 года. Профессор, доктор химических наук, член редколлегии журнала «Структурная химия».

Внуки

• Дарья Андреевна Маленкова — директор по маркетингу в фирме, связанной с продуктами питания.
• Егор Андреевич Маленков — столяр-реставратор, занимается восстановлением внутреннего убранства церквей. С его участием восстановлены 10 храмов.
• Дмитрий Андреевич Маленков — обучается в ординатуре центра сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева.
• Анастасия Андреевна Маленкова — учится в аспирантуре института стран Азии и Африки.

Награды

В 1944 г. была награждена орденом Трудового Красного Знамени за выполнение институтом важных работ для фронта, в 1945 г. — орденом Красной Звезды за работу по восстановлению института в военное время, а также медалями.

Интересные факты из биографии

В. А. Голубцова была одной из самых влиятельных женщин в послевоенной Москве. Одно её слово, и её институт, МЭИ, получал всё, что хотел: московские прописки, жильё для преподавателей, вывезенные по репарации приборы из Германии. Даже трамвайные линии по её указанию подвели к самому учебному корпусу.

Литература

• В. А. Голубцова // МЭИ: история, люди, годы: сборник воспоминаний. В 3 томах. — М.: Издательский дом МЭИ, 2010. — Т. 1. — С. 297—316.
• Зиновьев А. Л. Жизнь замечательных людей РТФ МЭИ. Изд. МЭИ. Москва, 2005. ISBN 5-7046-1263-6.
• Валерия Алексеевна Голубцова. — М.: Изд. МЭИ, 2002.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=n7SRywxJ-j0&feature=player_embedded Фильм о великом ректоре]
• Куберский Ю. В. «О людях и войнах» — мемуары // [www.zvezdaspb.ru/ Журнал «Звезда»], №12. — Ленинград, 2011. — 119 с.

Отрывок, характеризующий Голубцова, Валерия Алексеевна

– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.