Валиде-султан

Валиде́-султа́н (осман. والده سلطان‎ — мать султана) — официальный титул матери правящего султана Османской империи, употреблявшийся с XVI века. Первой носительницей титула была Хафса-султан, мать Сулеймана Великолепного. До этого по сельджукской традиции использовался термин хатун, а также мехд-и ульа, валиде-и масиде, валиде-и мухтерем.

Этот титул носили матери 23 из 36 султанов, остальные скончались до того, как их сыновья взошли на престол. Через несколько дней после вступления сына на трон мать во время церемонии валиде алайи переезжала из Старого дворца в Топкапы. На протяжении всего правления сына валиде-султан была самой влиятельной фигурой в гареме. Она пользовалась большим уважением и влиянием как во дворце, так и за его пределами, активно вмешиваясь в государственные дела. 130-летний период в XVI—XVII веках, когда валиде-султан оказывали особенно существенное влияние на политику империи, даже получил название «Султанат женщин». Наиболее значительными фигурами этого периода были Нурбану Султан (мать Мурада III), Сафие Султан (Мехмеда III) , Кёсем Султан (Мурада IV и Ибрагима I) и Турхан Султан (мать Мехмеда IV). Матери султанов происходили в основном из наложниц, поэтому они, как правило, не получали систематического образования, однако умели читать и писать.

Валиде-султан имели доход (башмалык) с султанских земель в различных частях империи, владели летними и зимними поместьями, а также получали подарки от османской знати и иностранных государств. Делами валиде-султан за пределами дворца управляли Бабюссааде агалары (главы белых евнухов). Валиде-султан вкладывали значительные капиталы в вакуфы, учреждённые ими в Стамбуле, Мекке, Медине и Иерусалиме. За вакуфами следил Дарюссааде агасы (глава чёрных евнухов).

Литература

• История Османского государства, общества и цивилизации: В 2 т. = Osmanli devleti ve medeniyeti tarihi. — М.: Восточная литература, 2006. — Т. 1: История Османского государства и общества. — С. 113—114. — XXXII+602 с. — 2000 экз. — ISBN 5-02-018509-4.
• Мамедов И. Б. Институт хасеки в гаремах османских султанов // Известия Российского Государственного Педагогического Университета им. А. И. Герцена. — 2009. — № 111. — СПб., 2009. — С. 33—40.
• Davis F. [books.google.com/books?id=DTIrK0et4LwC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PA9#v=onepage&q=&f=false The Ottoman lady: a social history from 1718 to 1918]. — 1986. — P. 9. — 321 p. — ISBN 0-313-24811-7.

Отрывок, характеризующий Валиде-султан

Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.