Валор-и-Вивес, Энрик

Энрик Валор-и-Вивес
Enric Valor i Vives
Дата рождения:	1911(1911)
Место рождения:	Касталья, Аликанте, Валенсия, Испания
Дата смерти:	2000(2000)
Место смерти:	Валенсия
Научная сфера:	физиология

Энри́к Вало́р-и-Ви́вес (Enric Valor i Vives) (1911—2000) — валенсийский филолог и актёр-рассказчик, внёс важный вклад в восстановление валенсийской лексикографии, активный участник стандартизации каталанского языка в испанской автономного сообщества Валенсия.

Биография

Энрик Валор появился на свет в 1911 году в богатом семействе из Кастальи в валенсийском графстве l'Alcoià. В 1930, девятнадцати лет отроду он начал работать журналистом в Аликанте, публикуясь в валенсийской сатирической газете «El Tio Cuc». Во время второй испанской республики он был замечен как активный политический деятель. Его главное требование было предоставление автономии для Валенсии, а также признать Аликанте каталанским. Энрик в это же время работал на националистические газеты города Валенсия «La República de les Lletres», «El Camí» и «El País Valencià» Когда разразилась Испанская гражданская война, он выступил в поддержку Испанской Республики.

После войны он порвал с политикой и занялся литературой. В начале 1950-х он начал публиковать «рондаллес» — род валенсийских популярных сказок, которые вышли в книге «Rondalles valencianes» (1950—1958). В течение 1960-х он участвовал в подпольном политическом движении валенскийских националистов и в результате с 1966 по 1968 он был политическим заключённым диктатуры Франко. Отсидев в тюрьме, Энрик по его словам «не извлёк никакого урока». Он начал издавать практически самый первый со времён войны журнал в Валенсии; «Gorg» («Водоворот», по-каталански). Когда диктатура Франко окончилась, Энрик Валор получил свободу слова и публикаций. Он был удостоен многих важных литературных и лингвистических премий во всех странах говорящих по-каталански. В 1990-х годах в валенсийском обществе было движение выставить кандидатуру Энрика на Нобелевскую премию по литературе, но Валор скоропостижно скончался в 2000. Сегодня по всей Валенсии можно встретить улицы, площади, школы и общества названные в честь Энрика Валора.

Лингвистические работы

Свою первую лингвистическую работу Валор проделал в еженедельном журнале El Tio Cuc выпускаемом в Аликанте, на испанизированном каталанском и с ошибками написания. Но Энрик планомерно повышал качество орфографии и грамматики в журнале. Он способствовал развитию Каталанско-валенсийско-балеарского словаря (каталанский междиалектный словарь) под руководством Francesc de Borja Moll. Словарь включал в себя южноваленсийский лексикон. Подобно Сальвадору Карлосу и Санчису Гуарнеру, он был активистом в деле стандартизации каталанского языка в Валенсии, и способствовал распространению грамматики Помпеу Фабра, такими работами как Curs de la llengua valenciana (Gorg, 1961), Millorem el llenguatge (1971), и Curso medio de gramática catalana referida especialmente al País Valenciano (1973).

Литературные работы

Его самое известное произведение Rondalles valencianes (Валенсийские рондаллесы) (1950—1958), в которой 36 известных валенсийских сказок собраны в одно повествование. Другие работы в этом же стиле Narracions de la Foia de Castalla (1953) и Meravelles i picardies (1964—1970). Свою первую новеллу L’ambició d’Aleix Валор начал где-то между 1940-ми и 1950-ми, но полностью переделал перед публикацией в 1960. Однако его самый важный труд это Cicle de Cassana — три новеллы: Sense la terra promesa (1960), Temps de batuda (1983) и Enllà de l’horitzó (1991). Трилогия Cicle de Cassana стремится вскрыть пласт коллективной памяти с 1916 по 1939 годы, который тщательно скрывался диктаторским режимом. В 1982 году Энрик опубликовал La idea de l’emigrant

Награды и почести

• 1983 премия Санчеса Гуарнера от совета провинции Валенсия.
• 1985, Valencian Arts Award (Premi de les Lletres Valencianes) от муниципального совета Валенсии.
• 1986 член филологической кафедры Institut d'Estudis Catalans.
• 1987, Premi d’Honor de les Lletres Catalanes (Catalan Arts Honored Award) от Òmnium Cultural de Barcelona.
• 1987, Член комиссии экспертов Межуниверситетского института Валенсийской Филологии (Institut Interuniversitari de Filologia Valenciana).
• 1993, Honoris Causa Doctor в Университете Валенсии.
• 1993, Крест Святого Георгия (Creu de Sant Jordi) от Женералитата Каталании (Generalitat de Catalunya)
• 1996, Miquelet d’Honor от Societat Coral El Micalet, de Valencia.
• 1997, Premi Cavanilles от Valencian Instute of Nature and Hiking (Institut Valencià d’Excursionisme i Natura).
• 1998, Honoris Causa Doctor Университета Балеарских островов.
• 1999, Honoris Causa Doctor Университета Жауме II в Кастелло.
• 1999, Honoris Causa Doctor Университета Аликанте..
• 1999, Honoris Causa Doctor Политехнического Университета Валенсии.

Отрывок, характеризующий Валор-и-Вивес, Энрик

Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.