Валуев, Дмитрий Александрович

Дмитрий Александрович Валуев

Дмитрий Александрович Валуев (Волуев; 14 (26) сентября 1820—23 ноября (5 декабря) 1845) — русский историк и общественный деятель, славянофил.

Биография

Происходил из симбирской ветви Валуевых. Мать, Александра Михайловна, урождённая Языкова (1796—1822), — сестра поэта Н. М. Языкова и Е. М. Хомяковой — жены А. С. Хомякова.

В 1832—1835 годах обучался в Москве, в пансионе профессора М. Г. Павлова. В 1836 году, пройдя подготовку у Шевырёва, поступил в Московский университет. После окончания университета в 1841 году, началась его литературная деятельность. Он сразу занял видное место в кружке братьев Ивана и Петра Киреевских, А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина, Константина и Ивана Аксаковых. Убеждённый, что лишь русский народ представляет истинное выражение христианских начал общества и государства, Валуев полагал, что первые шаги по пути освобождения от подчинения Западу должны заключаться в изучении истории русского народа. В 1842 году, будучи в Симбирской губернии, он начал изучать различные архивы и старинные акты, записывал народные песни. В результате появился «Симбирский Сборник» (М., 1845), названный так по местонахождению большинства обнародованных в нём памятников. В нём было напечатано его «Исследование о местничестве», вышедшее впоследствии и [dlib.rsl.ru/viewer/01003561030#?page=2 отдельным изданием].

Осенью 1842 года он заболел и для поправления здоровья вынужден был в июле 1843 года уехать за границу. В полгода он объездил большую часть Европы. В Париже, в Лондоне он занимался в библиотеках, собирал материалы для своих сочинений об ирландской церкви, об Абиссинии; из Праги вывез много редких книг и замечательнейших рукописей, относящихся к чешской истории; в Англии входил в сношения с людьми, сочувствовавшими одушевлявшей его мысли о соединении церквей. В «Сборнике исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных» (М., 1845), в предисловии, которое стало программой всей последующей деятельности славянофильской школы, Валуев изложил основные славянофильские идеи, в разработке которых принимал участие. Здесь была напечатана одна из первых в русской литературе статей о христианстве в Абиссинии. В сборнике были опубликованы и его статьи о городах немецких и славянских, о славянском и православном населении в Австрии, о христианстве в Ирландии, а также пять статей: Хомякова, Попова, Грановского, Снегирева и Соловьёва и пять переводных статей о славянах.

В 1843 году Д. А. Валуев основал и редактировал периодическое издание «Библиотека для воспитания»; он заведовал в нём отделом детского чтения, профессор П. Г. Редкин — отделом теоретических статей о детском воспитании. Валуевым была переведена для детей «Рождественская песнь в прозе» Ч. Диккенса («Светлое Христово Воскресение». — М., 1844).

В августе 1845 года он снова решил выехать для лечения за границу, — на юг Франции, но по пути туда умер в Новгороде 23 ноября от чахотки. 29 декабря 1845 года он был похоронен на кладбище Данилова монастыря, возле Ю. И. Венелина. Некролог написал близкий друг Валуева, Константин Дмитриевич Кавелин, который, в частности, писал, что те немногие исследования, «им оставленные, показывают, что потеряла в нём наука».

Ссылки

• Валуев, Дмитрий Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Панов В. А.[dlib.rsl.ru/viewer/01003561263#?page=2 Биография Дмитрия Александровича Волуева]. — М.: тип. Августа Семена, 1846. — 18 с.

Отрывок, характеризующий Валуев, Дмитрий Александрович

Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.