Вальтер, Эдгар

Эдгар Вальтер
Edgar Valter
Дата рождения:	21 сентября 1929(1929-09-21)
Место рождения:	Таллин
Дата смерти:	4 марта 2006(2006-03-04) (76 лет)
Место смерти:	Тарту

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Эдгар Вальтер (эст. Edgar Valter, 21 сентября 1929 г. — 4 марта 2006 г.) — эстонский писатель, художник-иллюстратор и карикатурист.

Биография

Эдгар Вальтер появился на свет в Таллине и стал четвёртым ребёнком в многодетной семье (всего у родителей Эдгара было восемь детей). Эдгар не получил специального образования; закончив в 1945 году среднюю школу, он в течение нескольких лет перепробовал множество самых разнообразных профессий: помощник слесаря, матрос, маляр, печатник, транспортный рабочий и работник декорационной мастерской. С 1950 года свободный художник. Член Союза Художников Эстонии с 1956 года. Сотрудничал с журналами «Hea Laps», «Täheke», «Pioneer» и «Pikker». Вальтер быстро вошёл в число ведущих карикатуристов Эстонии, издал семь авторских альбомов карикатур — «Kaugel naljast» (1964), «Pildiraamat koolijärikutele» (1970), «Jahikoera memuaarid» (1974), «84 lk» (1976), «Veekandja» (1980), «Ho-Ho-Hoo» (2002), «Jahikoera memuaarid» (2004, переработка издания 1974 года), кроме того, творчеству Вальтера в 1987 году был посвящён один из выпусков серии «Мастера советской карикатуры» московского издательства «Советский художник».

Но наибольшую известность Эдгар Вальтер приобрёл как иллюстратор. Вальтер оформил более 250 книг, из них более 170 — детских. Иллюстрации Эдгара Вальтера к лучшим историям и сказкам эстонских писателей считаются эталонными. И уже несколько поколений юных читателей в Эстонии, России и многих других странах знают и любят Сипсика, Муфту, Полботинка и Моховую Бороду Э. Рауда, Бабу Мору А. Первик, Мальчика с рожками О. Лутса, Агу Сивкху Я. Раннапа именно такими, какими их нарисовал Вальтер! Книги с иллюстрациями художника издавались почти на двадцати иностранных языках.

Эдгар Вальтер также работал в кино и театре, делал эскизы костюмов, рисовал плакаты и афиши, создавал живописные работы. Работоспособность Вальтера вообще поразительна: к примеру, для многочисленных переизданий сказок Эно Рауда «Сипсик» и «Муфта, Полботинка и Моховая Борода» он каждый раз делал новые иллюстрации.

В начале 90-х Вальтер переехал жить на хутор Пэересмяэ, в местечке Урвасте Пылтсемасского уезда. Здесь, среди тишины, покоя и ощущения единства с природой, он написал свою первую книгу — «Поки» — сказку о забавных лесных человечках и, конечно, сам проиллюстрировал её. Гармоничные отношения с природой и её обитателями — таков лейтмотив этой доброй сказки. Успех книги превзошёл все ожидания. Окрылённый успехом, автор создал за 12 лет ещё 15 книг для детей, в том числе две книги о полюбившихся читателям поках. Поки сейчас настолько популярны в Эстонии, что вполне могут конкурировать по этому показателю с признанными символами эстонской детской литературы — накситраллями и Сипсиком. Открылся парк отдыха «Покумаа», посвящённый покам и творчеству их создателя.

За вклад в национальную культуру Э. Вальтер награждён эстонским Орденом Белой Звезды третьей степени.

На Фантлабе автор представлен как сказочник: именно волшебные сказки почти исключительно составляют литературное наследие Вальтера.

Отрывок, характеризующий Вальтер, Эдгар

– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.