Ульбрихт, Вальтер

Вальтер Ульбрихт
Первый секретарь ЦК СЕПГ (в 1950-1953 годах — генеральный секретарь)
25 июля 1950 года — 3 мая 1971 года
Предшественник:	должность учреждена; Вильгельм Пик и Отто Гротеволь как сопредседатели СЕПГ
Преемник:	Эрих Хонеккер
Председатель СЕПГ
3 мая 1971 года — 1 августа 1973 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Председатель Государственного совета ГДР
12 сентября 1960 года — 1 августа 1973 года
Предшественник:	должность учреждена; Вильгельм Пик как президент ГДР; Иоганнес Дикман как и.о. президента ГДР
Преемник:	Фридрих Эберт (и.о.) Вилли Штоф
Председатель Национального совета обороны ГДР
12 сентября 1960 года — 3 мая 1971 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Эрих Хоннекер
Супруга:	Марта Шмеллински, Лотта Ульбрихт
Дети:	Беата Ульбрихт
Партия:	1) СДПГ 2) КПГ (1918—1945) 3) СЕПГ (с 1945)
Награды:	ГДР: СССР: Других стран:

Ва́льтер У́льбрихт (нем. Walter Ulbricht; 30 июня 1893 — 1 августа 1973) — руководитель ГДР. На посту Первого секретаря ЦК Социалистической единой партии Германии в 1950—1971 годах сыграл значительную роль в становлении ГДР, в её отделении и изоляции от ФРГ и Западной Европы; был инициатором строительства Берлинской стены.

Партийная карьера

Родился в Лейпциге в семье столяра и там же работал столяром с 1907 года.

В 1912 году вступил в Социал-Демократическую партию Германии. В 1915 мобилизован. С 1918 — член «Союза Спартака». Во время Ноябрьской революции 1918 года — член корпусного совета солдатских депутатов, затем Совета рабочих и солдатских депутатов Лейпцига.

Один из основателей лейпцигской организации Коммунистической партии Германии (КПГ). В 1919 году — член окружного комитета КПГ в Средней Германии, редактор газеты «Классенкампф». В 1921−1923 политический секретарь окружной организации КПГ в Тюрингии. В 1923 впервые избран в ЦК, членом которого непрерывно избирался с 1927 года. В 1926−1928 депутат ландтага Саксонии, в 1928−1933 — рейхстага; в 1928−1929 — представитель КПГ при Исполкоме Коминтерна.

После прихода к власти Гитлера работал в подполье, в конце 1933 года эмигрировал и вскоре переехал в Москву. С 1935 года член Политбюро, с 1938 года вновь занимает пост представителя КПГ при Исполкоме Коминтерна. Одновременно работает в германской редакции Московского радио. Находился в Испании во время Гражданской войны, после поражения республиканцев выехал во Францию, после оккупации Франции в 1940 году бежал в Москву. С началом Великой Отечественной войны занимался агитацией среди военнопленных, во время Сталинградской битвы через громкоговорители агитирует солдат к сдаче. В 1943 году участвовал в создании среди военнопленных Национального комитета «Свободная Германия».

Руководство ГДР

В апреле 1945 года Ульбрихт вместе с первой группой немецких эмигрантов уезжает в Германию. В 1946−1949 годах занимал должность заместителя председателя Социалистической единой партии Германии, с 1949 года член Политбюро ЦК СЕПГ, в 1949−1955 годах — заместитель премьер-министра ГДР, с 1950 по 1973 глава СЕПГ (название должности — сначала генеральный секретарь, с 1953 года — первый секретарь ЦК). Одновременно являлся заместителем премьер-министра (до 1955), в 1955−1960 первым заместителем председателя Совета министров, в 1960−1971 председатель Национального совета обороны, с 1960 Председатель Государственного совета ГДР.

Был известен как сталинист; провозглашенный им в 1952 году курс на «планомерное строительство социализма» по советскому образцу вызвал всеобщее недовольство в стране и стал причиной восстания в июне 1953 года, в ходе которого Ульбрихт был вынужден бежать под защиту советских войск в резиденцию советской оккупационной администрации в Карлсхорсте. Восстание, подавленное советскими войсками, укрепило положение Ульбрихта, так как позволило ему расправиться с внутрипартийной оппозицией и заставило Москву отказаться от мысли сместить его, что выглядело бы как проявление слабости.

Летом 1961 года во время Берлинского кризиса и нарастающей волны беглецов из ГДР в ФРГ приготовления восточно-германских властей к закрытию единственного оставшегося незакрытым участка германо-германской границы в Берлине стали очевидны. Однако на ставшей позже исторической правительственной пресс-конференции для иностранных СМИ от 15 июня 1961 на прямой вопрос корреспондентки Frankfurter Rundschau Аннамарии Дохер (Annamarie Doherr) «…Значит ли по-вашему, что у Потсдамских ворот будет возведена государственная граница?» — публично заявил:

Я ваш вопрос понял так, что в Западной Германии есть люди, желающие чтобы мы мобилизовали строителей, чтобы возвести стену. Мне неизвестно о подобных намерениях. Строители нашей столицы заняты возведением жилья… Никто не собирается возводить стену!

Через неполных два месяца по его приказу без официального предупреждения ночью 13 августа 1961 пограничные войска ГДР начали спешное строительство изолирующей стены и пограничных укреплений вокруг Западного Берлина. Таким образом Вальтер Ульбрихт оказался государственным деятелем, чей публичный обман вошёл в анналы истории.

В январе 1963 года на VI съезде СЕПГ Ульбрихт представил основные положения «Новой экономической системы планирования и и руководства». В центр производственной деятельности выдвигалась материальная заинтересованность отдельного рабочего и предприятия в целом, объединения народных предприятий с 1 января 1964 года фактически превращались из управленческой инстанции в экономические субъекты.

В 1971 году подал в отставку со всех постов «по состоянию здоровья», заявление было написано под давлением Брежнева. Преемником Ульбрихта на посту главы ГДР стал Эрих Хонеккер. До своей смерти занимал номинальный почётный пост председателя СЕПГ.

В народе и пародиях

В народе его называли «Шпицбарт» (остробородый) и «Ну-ну» (характерно-саксонское выражение согласия). Часто передразнивалась его манера говорить, включая специфический лейпцигский диалект и паразитную частицу «ja» (да/ведь), которую он постоянно вставлял между словами.

Награды

• Герой труда ГДР (1953, 1958, 1963);
• три ордена Карла Маркса;
• Герой Советского Союза (1963);
• орден Ленина (1963);
• орден Октябрьской Революции;
• орден Отечественной войны 1-й степени;
• орден Отечественной войны 2-й степени;
• орден Трудового Красного Знамени;
• орден Дружбы народов;
• орден «Ожерелье Нила» (1965).

Память

С 1973 по 1994 год Новопесчаная улица в Москве называлась улицей Вальтера Ульбрихта.

Ссылки

• [www.dhm.de/lemo/html/biografien/UlbrichtWalter/index.html Walter-Ulbricht-Biografie]  (нем.).
• YouTube [www.youtube.com/watch?v=YjgKKOdVRx4&feature=related В. Ульбрихт: «Никто не собирается возводить стену». Видеозапись пресс-конференции. 15.06.1961].

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2159 Ульбрихт, Вальтер]. Сайт «Герои Страны».

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Вальтер Ульбрихт

Отрывок, характеризующий Ульбрихт, Вальтер

Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.