Вампиры (фильм, 1998)
| Вампиры | |
| Vampires | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Сэнди Кинг |
| Автор сценария |
Джон Стикли |
| В главных ролях |
Джеймс Вудс |
| Оператор |
Гари Кибб |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
108 мин. |
| Бюджет |
$20 млн. |
| Сборы |
$51,3 млн. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Вампиры» (англ. Vampires) — фильм Джона Карпентера, сочетающий в себе элементы боевика и фильма ужасов.
Содержание
Сюжет
Финансируемая Ватиканом группа охотников за вампирами под руководством Джека Кроу находит заброшенный дом в Нью-Мексико, используемый вампирами как гнездо. Так как все наёмники — профессионалы, они быстро уничтожают всех вампиров в доме — путём гарпунивания с помощью арбалетов и с последующим вытягиванием их лебёдкой джипа на солнечный свет. Однако вампира-хозяина Яна Ва́лека группе убить не удалось.
Охотники останавливаются в мотеле в середине пустыни, где пьют, курят и пользуются услугами путан. Таким образом они празднуют победу. Когда вампир-хозяин Валек приходит в мотель, он кусает одну из проституток Катрину, потом он нападает на охотников, убив почти всех из них. Вместе с ними погибает и приставленный к группе священник отец Джованни. Валек видит Джека и называет его по имени, чем сильно удивляет Кроу. Джек и его напарник Монтойя успевают завести пикап и, захватив находящуюся почти без сознания Катрину, уезжают из мотеля. Валек гонится за ними, но выстрел в лоб заставляет его прекратить погоню.
Днём Кроу возвращается к мотелю, тогда как Монтойя отвозит Катрину в ближайшую гостиницу. Кроу расчленяет тела убитых охотников и проституток, чтобы воспрепятствовать их превращению в вампиров. Затем он сжигает мотель и хоронит отрубленные головы в пустыне.
Джек встречает своего босса — кардинала Альба, который представляет его отцу Адаму Гито. Джек сообщает, что вся его команда убита, а сделал это один очень сильный вампир. Кардинал Альба рассказывает Джеку, что Том Каллахан и вся его группа охотников в Европе были убиты под Кёльном несколько дней назад. Затем он показывает Джеку древний портрет мужчины, который был найден на месте убийства европейской группы. На нём Кроу узнаёт того самого вампира-хозяина, который убил его группу. Ему рассказывают, что Валек был первым известным кровопийцей, и наиболее вероятно, что он и есть прародитель всех вампиров. Джеку говорят, что он будет ждать свою новую команду прежде, чем он выследит Валека, а пока отец Гито заменит отца Джованни, который был убит в мотеле. Однако Джек сказал, что не будет создавать новую группу, потому что у него мало времени. По пути к Монтойе Джек избил на обочине дороги отца Гито, подозревая его в предательстве.
Тем временем Катрина из-за преследовавших её видений пытается покончить жизнь самоубийством в гостинице, спрыгнув с карниза окна, пока спит Монтойя. Однако он просыпается, хватает Катрину и вваливается вместе с ней назад в комнату. Катрина видит порез на руке Монтойи от разбитого окна, и у неё пробуждается вампирский инстинкт, который заставляет её укусить его. Монтойя за это бьёт девушку. Он опаляет рану зажигалкой, чтобы избежать заражения. Джек и Гито добираются до гостиницы, где скрываются Монтойя и Катрина. У Катрины вновь проявляется связь с Валеком, и Джек заставляет её рассказывать, что она видит. Она говорит, что видит, как вампир-хозяин убивает пастера и указатель, на котором написано «Сан-Мигель».
Джек рассказывает отцу Гито своё прошлое, о том, как его отец, укушенный вампиром, убил его мать и подбирался к нему, и его пришлось убить. Священник говорит, что Валек ищет чёрный Крест Безье. Он рассказывает, что Валек тоже был когда-то священником, которого подозревали в одержимости демонами. Крест Безье применили для запрещённого в то время способа экзорцизма, но в результате прерывания обряда Валек превратился в вампира. Задачей падре Гито и кардинала Альба было найти отца Молину и выяснить местоположение Креста. Отец Молина был последним священником, который знал точное местоположение Креста Безье, и перед смертью он открыл этот секрет Валеку. По подсказке Катрины, Джек с Монтойей и Гито отправились в старую церковь выяснить, могут ли они обнаружить там Крест Безье.
На следующую ночь Валек восстаёт вместе с семью другими вампирами-хозяевами. Глазами Катрины охотники узнают, что вампиры собираются в старой испанской миссии и скоро Валек обретёт Крест Безье. Джек с товарищами приезжают в миссию и обнаруживают, что Валек был там и унёс Крест. Гито рассказывает им, что Валеку Крест Безье нужен для того, чтобы завершить своё превращение, которое было прервано. Если это произойдёт, Валек сможет появляться на солнце и его тогда будет не остановить. Затем они отправляются в соседний город Сантьяго, который кажется городом-призраком.
Джек и отец Гито заходят в заброшенную тюрьму, в которой скрываются вампиры, и понемногу начинают уничтожать их. Но время подходило к вечеру, начинало темнеть. Им пришлось выходить из тюрьмы, но Валек не даёт уйти Джеку, потому что для окончания обряда ему нужна была кровь Крестоносца, то есть Джека. Монтойя с Катриной уезжают из города. По пути Катрина кусает Монтойю в шею. Джека привязали к кресту и неожиданно для Джека, ритуал Валека должен был закончить Кардинал Альба, что всех шокировало. Однако отец Гито убивает продажного кардинала, а затем появляется Монтойя и спасает Джека. Наступило утро. Вампиры побежали прятаться в тюрьму от солнечного света. Валек попытался взять в руки Крест Безье, но на свету не смог к нему прикоснуться и бежал от солнца в соседний дом. Джек бросился за ним. В доме Джек протыкает его Крестом. Валек говорит, что таким образом его не убить, и Джек, видя, что крыша дома состоит из одних досок, сносит своим телом деревянную опору, держащую крышу. В дом проникает солнечный свет, и Валек сгорает. После этого отец Гито и Джек хотели убить Монтойю, потому что его укусила Катрина и он скоро станет вампиром. Но Монтойя напомнил Джеку, что тот спас его. В ответ на это Джек пошёл на уступок — вместе со священником они дали Монтойе двое суток форы и отпустили его вместе с Катриной. Когда Монтойя с Катриной уехали, Джек с отцом Гито отправились в тюрьму продолжать убивать вампиров...
В ролях
- Джеймс Вудс — Джек Кроу
- Дэниэл Болдуин — Энтони Мантойя
- Шерил Ли — Катрина
- Томас Йен Гриффит — Ян Валек
- Максимилиан Шелл — кардинал Альба
- Тим Гини — отец Адам Гито
- Марк Бун Джуниор — Кэтлин
- Грегори Сьерра — отец Джованни
- Кэри-Хироюки Тагава — Дэвид Дейо
- Томас Розалес-младший — Ортега
Интересные факты
- Фильм снят по роману Джона Стикли «Вампиры».
- Фильм имеет продолжение, где главой вампиров уже стала женщина.
- Ритуал с крестом проводят в последние минуты ночи, а в продолжении ритуал проводят днём.
Напишите отзыв о статье "Вампиры (фильм, 1998)"
Ссылки
- Vampires (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [horror.citycat.ru/films2/vampires.html Рецензия на фильм] (недоступная ссылка с 15-03-2014 (3694 дня) — история, копия)
- [www.vampirizm.ru/video/film/0/1241 Кинокадры из фильма]
- [mystik.ucoz.ru/ Дом Мистики - все о мистике: в кино, сериалах, книгах и т.д.]. [www.webcitation.org/65ogyCYti Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
| ||||||
Шаблон:Фильмы Джона Карпентера
Отрывок, характеризующий Вампиры (фильм, 1998)
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
