Вандурский, Витольд Вацлавович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Витольд Вацлавович Вандурский
польск. Witold Wandurski
Место рождения:

г. Граница Петроковская губерния, Царство Польское, Российская империя

Гражданство:

,

Род деятельности:

драматург, поэт, публицист

Направление:

социалистический реализм

Язык произведений:

польский

Витольд Вацлавович Вандурский (польск. Witold Wandurski; 8 апреля 1891, г. Граница Петроковской губернии, Царства Польского, Российской империи — 1 июня 1934, Москва) — польский поэт-коммунист, драматург, публицист, режиссёр, переводчик, политический деятель.





Биография

В 1916—1919 учился на факультете права Московского университета. В 1918—1921 годах Вандурский путешествовал по России, Турции, Персии, откуда приехал в Харьков, где преподавал в Свободном университете искусств, был режиссёром и руководителем польского самодеятельного театра. В 1921 году вернулся на родину в Польшу. Руководил театром в Лодзи, занимался поэзией, критикой и драматургией.

Член ВКП(Б) с 1923 года. Член КПП. Сотрудничал с социалистическими изданиями (газетой «Nowа Kulturа»). Был одним из организаторов легального печатного органа Коммунистической партии Польши газеты «Kulturа Robotniczа» (пол. «Рабочая культура»).

В конце 1927 под редакцией В. Вандурского начал выходить ежемесячный марксистский литературно-общественный журнал «Dzwignia» («Рычаг»).

В 1928 Вандурский был арестован властями Польши. После освобождения с 1929 жил в СССР. Руководил польским театром-студией в Киеве, затем переехал в Москву, где поставил свою драму «Рабан» и агит-пьесу «В отеле „Империализм“».

Кандидат в члены Секретариата международного объединения революционных писателей с 1930 года.

11 сентября 1933 года Витольд Вандурский был арестован по обвинению в подготовке вооруженного восстания, шпионаже и участии в контрреволюционной организации. Коллегией ОГПУ 9.03.1934 он был приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 1 июня 1934 года.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Реабилитирован посмертно 20.10.1956 года.

Творчество

В. Вандурский — видный представитель пролетарской поэзии в Польше.

Уже на первом курсе МГУ основными его интересами становятся литература и театр. Последователь современных русских поэтов. Среди многих замечательных поэтов того времени особое влияние на него оказал Владимир Маяковский, произведения которого Вандурский переводил на польский язык (переводы из Маяковского в книге «Nowa scena robotnicza», Варшава, 1923).

Автор многих драм и сценических плакатов. На драматургическое творчество Вандурского большое влияние оказали Станиславский и Мейерхольд.

В 1923 году он написал и поставил пьесу «Смерть на груше» в руководимом им коллективе «Рабочая сцена» в Лодзи[1], затем — пьесу «Игра о Ироде» (1926); в этой современной политической комедии используются сюжеты и сценические традиции старинного ярмарочного театра. В 1925 «Смерть на груше» была поставлена в Театре им. Словацкого (Краков).

В 1925 году совместно с поэтами — Владиславом Броневским и Станиславом Станде, Вандурский выпустил программный манифест пролетарской поэзии — сборник стихов «Trzy salwy» (Три залпа).

В издательстве «Молодая Гвардия» вышел ряд его пьес.

Избранные произведения

  • Śmierć na gruszy,
  • W hotelu «Imperializm»,
  • Nowa scena robotnicza,
  • Sadze złote (1925)
  • Gra о Herodzie (пьеса в стихах, Варшава, 1926)
  • Wiersze i dramaty.

Напишите отзыв о статье "Вандурский, Витольд Вацлавович"

Примечания

  1. «Smierc na Gruszy» (переработка польской легенды), поставлена в 1925 в Кракове, но снята после шести представлений по распоряжению полицейских властей.

Ссылки

  • [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-8532.htm?cmd=2&istext=1 Статья в Краткой литературной энциклопедии]
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/martirolog/?t=page&id=4281 Витольд Вацлавович Вандурский]

Отрывок, характеризующий Вандурский, Витольд Вацлавович

– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.