Ванкувер (колония)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Остров Ванкувер и подчинённые ему территории
Island of Vancouver and its Dependencies
коронная колония Великобритании
1849 — 1866



Флаг
Столица Виктория
губернатор
 - 1849-1851 Ричард Блэншард
 - 1851-1864 Джеймс Дуглас
 - 1864-1866 Артур Кеннеди
К:Появились в 1849 годуК:Исчезли в 1866 году

Остров Ванкувер и подчинённые ему территории (англ. Island of Vancouver and its Dependencies) — коронная колония в Британской Северной Америке. Была создана в 1849 году, в 1866 году Актом Британского парламента была объединена с колонией Британская Колумбия в новую колонию с прежним названием «Британская Колумбия», которая, в свою очередь, в 1871 году вошла в состав Канадской конфедерации как провинция Британская Колумбия.





Основание колонии

Джеймс Кук первым из европейцев вступил на остров Ванкувер в 1778 году и объявил его владением британской короны. Четырнадцать лет спустя, по условиям Нуткинских конвенций Испанская империя отказалась от притязаний на Ванкувер и близлежащие острова. Однако лишь в 1843 году на острове появилось первое английское поселение — торговый пост Форт-Альберт Компании Гудзонова залива, впоследствии переименованный в Форт-Виктория.

После подписания в 1846 году англо-американского договора о границе на западе Америки, Компания Гудзонова залива в 1849 году перенесла штаб-квартиру своего западного округа добычи пушнины из Форт-Ванкувера на реке Колумбия (который оказался на территории, отошедшей США) в Форт-Викторию.

13 января 1849 года Министерство по делам колоний объявило Ванкувер коронной колонией, и тут же сдало её на 10 лет в аренду Компании Гудзонова залива. Губернатором колонии был назначен Ричард Блэншард, однако когда он в марте 1850 года прибыл к месту службы, то обнаружил, что практически все британские подданные на территории колонии являются работниками Компании, и поэтому вся власть находится в руках её представителя Джеймса Дугласа. Не видя смысла в своём пребывании на этом посту, Блэншард в следующем году подал в отставку, а губернатором колонии был назначен Джеймс Дуглас.

Губернаторство Джеймса Дугласа

Положение Джеймса Дугласа, который стал одновременно и исполнительным директором частной компании, и государственным губернатором колонии, передавшей этой компании все права, было поначалу весьма прочным. Дуглас организовал милицию, развивал поселения. К середине 1850-х неиндейское население колонии достигло 500 человек, в Форт-Нанаймо и Форт-Руперте были построены лесопилки и начата добыча угля. Дуглас помог британскому правительству устроить военно-морскую базу в Эсквимолте, чтобы следить за действиями России и США.

Однако усилия Дугласа по развитию поселений тормозились политикой чиновников в Лондоне, державшими цены на землю высокими, чтобы стимулировать эмиграцию богатых британцев, которые бы брали с собой рабочих для работы на земле. В результате эмиграция была слабой, а безземельные работники часто покидали колонию, чтобы либо получить свободные земельные участки в США, либо работать старателями на свежеоткрытых золотых приисках в Калифорнии; кроме того, в колониях воспроизводилась британская классовая система.

К моменту основания колонии на острове Ванкувер проживало порядка 30 тысяч индейцев. Дуглас заключил с каждым из индейских племён по договору (всего 14), в соответствии с условиями которых те за небольшую плату навсегда уступили всю землю в обозначенных границах, за исключением деревень и обрабатываемых земель, а также получили официальное право заниматься охотой и рыболовством в незаселённых местах.

По мере развития поселений в колонии росло недовольство монополией Компании Гудзонова залива в области экономики и администрирования. В министерство по делам колоний был подан ряд петиций, в результате одной из которых в 1855 году в колонии была создана Колониальная Ассамблея. Так как голосовать могли лишь те, кто владел не менее чем 20 акрами земли, то поначалу почти ничего не изменилось, да и большинство всё равно представляли Компанию, однако со временем правом голоса наделялись всё новые и новые люди, и постепенно Ассамблея начала требовать большего контроля над делами колонии.

В 1857 году среди американских и британских поселенцев распространились слухи об обнаружении залежей золота на реке Томпсон. В течение ночи от 10 до 20 тысяч человек прибыло в район Йейла, положив начало золотой лихорадке на реке Фрейзер. Дуглас, не имевший никакой административной власти над Новой Каледонией, послал канонерку в устье реки Фрейзер и стал брать налоговые сборы со старателей, пытавшихся пройти вверх по течению. Чтобы легализовать юрисдикцию Дугласа и пресечь возможные претензии Компании Гудзонова залива на природные богатства материка, 2 августа 1858 года Британский парламент образовал новую коронную колонию, и дал ей имя «Британская Колумбия». Государственный секретарь по делам колоний сэр Эдвард Бульвер-Литтон предложил Дугласу пост губернатора новой колонии при условии, что тот уйдёт из Компании Гудзонова залива. Дуглас согласился, и получил ещё и рыцарское звание. Следующие шесть лет Дуглас был губернатором двух колоний одновременно.

Дальнейшее губернаторство Дугласа ознаменовалось развитием экономики колонии, ростом поселений, а также пограничным конфликтом с Соединёнными Штатами, приведшем к длившемуся 12 лет вооружённому противостоянию.

Постоянные конфликты Дугласа с реформаторами, а также желание жителей Британской Колумбии иметь собственного губернатора, привели к тому, что в 1864 году Дуглас был отправлен в отставку.

Объединение с Британской Колумбией

Новым губернатором Ванкувера стал сэр Артур Эдвард Кеннеди, который до этого успел поработать в качестве губернатора Сьерра-Леоне, Западной Австралии, Гонконга и Квинсленда. Несмотря на требование назначения губернатора, не связанного с Компанией Гудзонова залива, Колонимальная Ассамблея изначально встретила Кеннеди с подозрительностью, ибо она опасалась, что в связи с бурным ростом колонии на материке Ванкувер утратит свой статус. Она отклонила требование Министерства по делам колоний установить для Кеннеди цивильный лист в обмен на контроль над коронными землями колонии, и даже на время задержала его зарплату и оплату проживания.

Кеннеди удалось достичь некоторого прогресса в сломе барьеров, установленных в годы господства Компании Гудзонова залива. С 1865 года была введена система всеобщего образования, было введено аудирование бюджета колонии, улучшился сбор налогов. Тем не менее ему так и не удалось заставить Ассамблею проголосовать за цивильный лист, или ввести в действие меры по защите аборигенов. Однако, несмотря на свои симпатии к индейцам, в 1864 году Кеннеди санкционировал морской обстрел селения Ахаусатс в ответ на убийство его жителями экипажа торгового судна.

После коллапса бюджета колонии в 1865 году, Кеннеди с трудом удалось удерживать её на плаву до того момента, когда 6 августа 1866 года Британская Колумбия и Ванкувер объединились в новую объединённую колонию, которая стала называться опять же «Британская Колумбия», но столицей которой стал посёлок Виктория — бывшая столица Ванкувера.

Напишите отзыв о статье "Ванкувер (колония)"

Ссылки

  • [www.biographi.ca/EN/ShowBio.asp?BioId=39077 Биография Джеймса Дугласа в Dictionary of Canadian Biography Online]
  • [www.victoriabc.com/main.php4?area=49 История колонии острова Ванкувер на online Vancouver Island Travel Guide]

Отрывок, характеризующий Ванкувер (колония)

В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.