Ванюшин, Василий Фёдорович

Василий Фёдорович Ванюшин
Место рождения:	с. Вауч, Тверская губерния, Российская империя
Место смерти:	Алма-Ата
Род деятельности:	прозаик, переводчик, редактор
Жанр:	военная проза, фантастика
Язык произведений:	русский
Награды:

Васи́лий Фёдорович Ваню́шин (17 [30] марта 1916 — 1974 / 1976) — советский писатель.

Биография

Родился 30 марта 1916 года в селе Вауч Тверской губернии.

В 1936 году Весьегонский райком комсомола направил В. Ванюшина в Калининскую партийно-газетную школу, которую он окончил в 1938 году и начал работу в редакции Весьегонской районной газеты «Колхозный призыв», где печатал свои стихи, очерки, фельетоны. Осенью того же года был призван в армию.

Во время Великой Отечественной войны в составе 238-й стрелковой дивизии участвовал в боях за город Алексин Тульской области, а затем в осенне-зимних боях под Москвой. Создал серию очерков о войне, собранных в отдельную книгу издательства «Московский большевик» («Под знаменем гвардейским», 1942).

В 1947 году, после демобилизации, был назначен редактором Кызыл-Ординской областной газеты «Ленинский путь». В 1951 году он переехал в Алма-Ату, где продолжил редакционную работу, а с выходом в свет романа «Точка опоры» (1952) стал профессиональным литератором.

Был членом КПСС. Награждён орденами Отечественной войны I и II степени и четырьмя медалями.

Умер в 1974 или 1976 году в Алма-Ате.

Творчество

Писал военную прозу, произведения в приключенческом и научно-фантастическом жанрах.

Автор романа «Точка опоры» (1952), «Жизнью обязаны» (1966), «Штурм» (1971), приключенческих повестей «Волчий глаз» (1957), «Старое русло» (1958), сборника военных рассказов «Железный комбат» (1958), повести «Ветка тамариска» (1967), записок фронтового корреспондента «От августа до мая» (1966) и других произведений.

Написал также два эпигонских научно-фантастических романа — «Вторая жизнь» (1960) и его продолжения «Жёлтое облако» (1962), в которых с использованием фантастических реалий и приёмов «шпионской беллитристики» отрабатывалась популярная в 1950-е годы в советской приключенческой литературе тема борьбы двух социальных систем. Так, в романе «Жёлтое облако» советский космонавт в союзе с дружественными инопланетянами борется против захвата Луны американскими миллиардерами. Роман был подвергнут критике за литературную беспомощность и дискредитацию научной фантастики в глазах массового читателя.

Повесть Ванюшина «Черёмуховый берег» повествует о жизни деревни Бор, ныне Череповецкого района Вологодской области, образованной в связи с затоплением Рыбинским водохранилищем деревни Горка.

В переводе Ванюшина вышло несколько произведений казахских писателей — книга рассказов Н. Габдуллина «Новые знакомые», роман З. Шашкина «Семиречье в огне», рассказы С. Донентаева.

Публикации

Книги

• Ванюшин В. Точка опоры. — Алма-Ата: Казахское гос. изд. худож. лит., 1956.
• Ванюшин В. Старое русло: Приключенческая повесть. — Алма-Ата: Казахское гос. изд. худож. лит., 1959. — 164 с. — 90 000 экз.
• Ванюшин В. Вторая жизнь: Научно фантастический роман. — Алма-Ата: Казахское гос. изд-во худож. лит-ры, 1962. — 260 с.
• Ванюшин В. Жёлтое облако: Научно-фантастический роман. — Алма-Ата: Казахское гос. изд-во худож. лит-ры, 1964. — 208 с. — 210 000 экз.
• Ванюшин В. Жизнью обязаны. — 1966. — 422 с.
• Ванюшин В. Трофейный автомат. — 1968. — 216 с.
• Ванюшин В. Черёмуховый берег: Повести. — М.: Молодая гвардия, 1973. — 288 с.
• Ванюшин В. Повесть о комиссаре Груднове. — 1975. — 292 с.
• Ванюшин В. Ветка тамариска: Повести. — Алма-Ата: Жазушы, 1977. — 398 с. — 100 000 экз.
• Ванюшин В. Фронтовая тетрадь: Повести, рассказы. — Алма-Ата: Жазушы, 1988. — 493 с. — ISBN 5-605-00128-0.

Периодика

• Ванюшин В. Вторая жизнь: Роман (Сокр.) // Простор. — Алма-Ата. — № 1—3.
• Ванюшин В. Желтое облако: Роман (Сокр.) // Простор. — Алма-Ата. — № 3—4.

Литература

• [www.scifi.spb.ru/cyc/authors/v/vanushin.v/vanushin.htm Энциклопедия фантастики. Ванюшин, В. Ф.]

Ссылки

• [fantlab.ru/autor7739 Ванюшин, Василий Фёдорович] на сайте «Лаборатория Фантастики»
• [pavelskaz.ru/513.html Ванюшин В.]

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ванюшин, Василий Фёдорович

В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.