Ван Лой, Рик

Рик ван Лой
Общая информация
Прозвище	Рик II Император Херенталса
Дата рождения	20 декабря 1933(1933-12-20) (90 лет)
Место рождения	Гроббендонк, Тюрнхаут
Гражданство	Бельгия Бельгия
Информация о гонщике
Нынешняя команда	завершил карьеру
Специализация	спринтер/классик
Профессиональные команды
1953 1953—1954 1954 1954 1955 1955 1956—1961 1962 1963 1964—1966 1967—1970	l'Avenir Gitane-Hutchinson Touring-Pirelli l'Avenir Van Hauwaert-Maes Girardengo-Eldorado Faema-Guerra Flandria-Faema G.B.C.-Libertas Solo-Superia Willem II-Gazelle

Рик ван Лой (нидерл. Rik van Looy; род. 20 декабря 1933, Гроббендонк) — бельгийский шоссейный и трековый велогонщик, сильнейший классик своего поколения. Ван Лой стал первым победителем всех пяти монументальных однодневок, он дважды выигрывал чемпионат мира и 37 раз этапы супермногодневок.

Карьера

Подростком ван Лой работал почтальоном, возя тяжёлые сумки с газетами на убогом велосипеде по бельгийских холмам. В 1952 году сосед уговорил его попробовать силы в любительских гонках, посчитав неслучайным совпадение имён с земляком Риком ван Стенбергеном. Ван Лой одержал ряд побед, в том числе дважды выиграл любительский чемпионат Бельгии. В конце 1953 года он подписал профессиональный контракт, и в следующие 2 года выиграл 20 второстепенных гонок. В 1956 году Рик перешёл в Faema-Guerra, где по-настоящему раскрылся. Дебютный сезон выступлений за команду принёс ему престижные победы, в том числе на классиках Гент — Вевельгем и Париж — Брюссель, а на чемпионате мира он уступил только ван Стенбергену. По аналогии с последним ван Лой получил прозвище Рик II. В следующем сезоне ему удалось защитить титулы на Гент — Вевельгем, Туре Нидерландов и Схелдепрейсе. Ещё через год ван Лой поднялся на новый уровень, выиграв свою первую монументальную классику, Милан — Сан-Ремо, и 5 этапов Вуэльты Испании.

За карьеру он выиграл 7 этапов Тур де Франс, 12 Джиро д'Италия и 18 Вуэльты. Кроме того, Рик побеждал в спринтерском зачёте Вуэльты Испании (дважды) и Тур де Франс (спринтерский зачёт Джиро появился лишь в 1966 году, на закате карьеры бельгийца), на итальянской многодневке становился горным королём, а на испанской ещё и дважды финишировал третьим в общем зачёте. Он обладал очень мощными ногами и недоразвитыми остальными частями тела, жаловался на боль при ходьбе. Ван Лой ненавидел общаться с болельщиками и журналистами, что не сказывалось на его популярности у любителей велоспорта и рекламодателей. В Faema он по сути добровольно исполнял функции директора, подбирая себя партнёров на гонку и их тактику. Когда в 1958 году его партнёр по команде Леон Вандале выиграл Париж — Рубе, ван Лой выгнал его из команды за несоблюдение тактики. В следующем сезоне Рик впервые выиграл Тур Фландрии и Джиро ди Ломбардия. 1960 год принёс ему первый титул чемпиона мира, который он отстоял через год. В том же сезоне 1961 ван Лой вписал своё имя в историю, выиграв последние монументальные классики: Париж — Рубе и Льеж — Бастонь — Льеж.

1962 год он провёл в Faema-Flandria, где устроил революцию в групповом спринте. Рик собрал ровный состав команды, развозивший его на финиш популярным теперь «спринтерским поездом». Сидевший в нём последним колесом ван Лой уже мог не прилагать особенных усилий, а соперники называли такое поведение «Фландрии» неспортивным. В следующем сезоне Рик ушёл из команды и его карьера медленно пошла на спад, хотя он продолжал достигать новых успехов. Так, в 1965 году бельгиец выиграл сразу 8 этапов Вуэльты, вскоре установил рекорд побед на E3 Харелбеке (4). В 1968 году ван Лою покорилась последняя элитная велогонка Бельгии, Флеш Валонь. Через год он единственный раз стал чемпионом Бельгии на треке, в мэдисоне. Успехи Рика на крытом кольце были скромнее шоссейных, хотя он становился призёром европейских чемпионатов и выиграл множество шестидневных гонок. В 1970 году, когда в велоспорте уже доминировал Эдди Меркс, ван Лой завершил карьеру и начал работать техническим директором в велофедерации Фландрии. Первоначально ему нравилось готовить гонщиков высшего уровня, но затем он переключился на работу с детьми и развитие массового велоспорта.

Главные победы

• Чемпион мира в групповой гонке (1960, 1961)
• Милан — Сан-Ремо (1958)
• Тур Фландрии (1959, 1962)
• Джиро ди Ломбардия (1959)
• Париж — Рубе (1961, 1962, 1965)
• Льеж — Бастонь — Льеж (1961)
• Спринтерский зачёт (1963) и 7 этапов (1963, 1965, 1969) Тур де Франс
• Горный зачёт (1960) и 12 этапов (1959—1962) Джиро д'Италия
• Спринтерский зачёт (1959, 1965) и 18 этапов (1958, 1959, 1964, 1965) Вуэльты Испании
• Гент — Вевельгем (1956, 1957, 1962)
• Париж — Тур (1959, 1967)
• Флеш Валонь (1968)
• E3 Харелбеке (1964, 1965, 1966, 1969)
• Париж — Брюссель (1956, 1958)
• Чемпион Бельгии в групповой гонке (1958, 1963) и мэдисоне (1969 с Патриком Серкю)
• Тур Нидерландов (1956, 1957)
• Тур Бельгии (1961)
• Вуэльта Валенсии (1959)
• Джиро ди Сарденья (1959, 1962, 1965)
• Схелдепрейс (1956, 1957)
• Коппа Бернокки (1957, 1958)
• Париж — Люксембург (1964)
• Букль де л'Ольн (1963, 1964)
• Схал Селс (1957)
• Шесть дней Гента (1958 с Реджинальдом Арнольдом, 1960 и 1961 с Петером Постом)

Ссылки

• [www.cyclingarchives.com/coureurfiche.php?coureurid=7791 Профиль] на cyclingarchives.com
• [astanafans.com/korol-klassik-rik-van-loj.html Король классик Рик Ван Лой]

Отрывок, характеризующий Ван Лой, Рик

Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.