Ван Мин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ван Мин
王明<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Генеральный секретарь Коммунистической Партии Китая, и.о.
Январь — сентябрь 1931
Предшественник: Сян Чжунфа
Преемник: Бо Гу
 
Рождение: 23 мая 1904(1904-05-23)
Уезд Цзиньчжай, провинция Аньхой
Смерть: 27 марта 1974(1974-03-27) (69 лет)
Москва, СССР
Супруга: Мэн Циншу
Дети: Дочь — Ван Фанъи
Сыновья — Ван Даньчжи, Ван Даньдин
Партия: Коммунистическая
Партия Китая
Образование: КУТК

Ван Мин (кит. 王明, пиньинь: Wáng Míng; настоящее имя Чэнь Шаоюй (кит. трад. 陳紹禹, упр. 陈绍禹, пиньинь: Chén Shàoyǔ); 23 мая 1904, уезд Цзиньчжай, пров. Аньхой — 27 марта 1974, Москва) — китайский революционер, партийный и государственный деятель. Один из активных членов Группы 28 большевиков. В 1930-е годы при поддержке руководства СССР и Коминтерна практически возглавлял центральные органы Коммунистической партии Китая и активно оппонировал усилению влияния Мао Цзэдуна. После образования КНР попал в опалу, после чего уехал в СССР, где и прожил до конца жизни.





Биография

Ранние годы

Ван Мин родился 23 мая 1904 года в уезде Цзиньчжай провинции Аньхой в бедной крестьянской семье. Его настоящая фамилия Чэнь, а имя — Шаоюй, которое получил в честь легендарного китайского императора древности Юя.

В 1920 году поступил в начальную школу уезда Гуши провинции Аньхой. Затем Ван продолжил своё обучение в знаменитой провинциальной третьей школе сельского хозяйства, основанной известным революционером Чжу Юньшанем, который знакомил своих учеников со многими прогрессивными изданиями и книгами того времени. Во время учёбы в школе Ван принимал активное участие в общественной жизни. Так, он стал одним из организаторов кампании против нечестных выборов и по бойкоту японской продукции.

После окончания школы в 1924 году, Ван поступил в Уханьский университет, где проучился всего год. В Ухане Ван примыкает к «Движению 30 мая» и вступает в ряды Гоминьдана[1].

Учёба в СССР

В ноябре 1925 года Ван направляется в Москву для учёбы в Коммунистическом университете трудящихся Китая им. Сунь Ятсена, где вступает в КПК. Во время учёбы Ван овладевал русским языком и изучал марксистско-ленинскую теорию. В это же время он встречает своего первого политического противника в лице Жэнь Чжосюаня. Жэнь был секретарем студенческой ячейки КПК. В конечном итоге Ван берёт верх, и в апреле 1926 года избирается председателем этой самой студенческой ячейки КПК.

Вместе с другими активистами, такими как Чжан Вэньтянь, Бо Гу и Ван Цзясян, Ван основывает Группу 28 большевиков, которые называют себя ортодоксальными коммунистами. Позднее члены группы сформируют костяк т. н. «московской группы», противостоящей усилению влияния Мао Цзэдуна в КПК.

В руководстве партии

В 1929 году Ван возвращается в Китай, где назначается руководителем отдела пропаганды Шанхайского отделения КПК и работает редактором партийной газеты «Хунци» (кит. 红旗, рус. Красное знамя). В это время в газетах «Хунци» и «Большевик» (кит. 布尔塞维克) Ван публикует более 30 статей с целью пропаганды политики Коминтерна и пишет эссе под названием «Два пути» (кит. 两条路线) с разъяснением программы нового «левого» партийного курса.

В конце 1930 года Ван назначается секретарем парткома провинции Цзянсу. В январе 1931 года по итогам VI съезда КПК Ван при поддержке Павла Мифа, находящегося в то время в Китае, избирается членом Политбюро ЦК КПК и назначается на должность руководителя организационного отдела ЦК КПК. По инициативе Коминтерна Ван возглавляет кампанию по борьбе с правыми уклонистами в советских районах страны. В результате кампании своих постов лишились многие видные партийные и военные руководители партии.

После ареста и казни гоминьдановцами в июне 1931 года генерального секретаря ЦК КПК Сяна Чжунфа, Ван добивается избрания на должность исполняющего обязанности руководителя партии своего старого друга и соратника Бо Гу. В октябре того же года в качестве руководителя делегации КПК при Коминтерне Ван Мин снова уезжает в СССР. В Москве Ван избирается членом Бюро Исполнительного комитета Коминтерна и отвечает за азиатское и латиноамериканское направления в работе организации. Ван живет в Москве до 1937 года.

Коминтерновский период

Как раз в этот период КПК терпит поражения от Гоминьдана как в городе, так и на селе. Это приводит к отступлению сил КПК и «Великому походу» коммунистов. На конференции партии в Цзуньи в январе 1935 года Группа 28 большевиков была расформирована. Мао Цзэдун занимает пост главы Военного совета ЦК КПК, о чём Ван и Коминтерн даже не подозревали. В это время Мао начинает концентрировать всю полноту власти в КПК в своих руках и со временем становится её безоговорочным лидером, даже несмотря на то, что на конференции в Цзуньи генеральным секретарем ЦК КПК избирается Чжан Вэньтянь.

В это время в Москве Ван ведёт пропагандистскую деятельность против Японии, которая к тому периоду контролировала весь северо-восток Китая. На VII съезде Коминтерна Ван выступает с речью, изобличающей японский империализм. В августе 1935 года делегация КПК при Коминтерне выпускает так называемый «Манифест 1 августа», который призывает китайцев объединиться в борьбе против Японии. В этом же месяце члены КПК при Коминтерне проводят несколько встреч с целью обсуждения возможности создания единого фронта с Гоминьданом против японской агрессии. На одной из встреч Ван Мин указывает на то, что главным врагом Китая является не Чан Кайши, а Япония, и что существует возможность альянса КПК и Гоминьдана в борьбе против Японии. После этого делегаты от КПК посылают Чжан Хао обратно в Яньань с целью оглашения решения этого собрания. В декабре 1935 года Политбюро ЦК КПК решает пойти на объединение с гоминьдановцами в борьбе против Японии. После Сианьского инцидента в 1936 году и Инцидента на Лугоуцяо в июле 1937 года война между Китаем и Японией стала неизбежна.

Яньаньский период

По распоряжению командования единого фронта, после шести лет отсутствия на родине, Ван возвращается в Китай. В ноябре 1937 года Вана назначают руководителем Секретариата ЦК КПК и секретарём Чанцзянского бюро ЦК КПК[2]. С этого времени противостояние Вана и Мао Цзэдуна только усиливается.

По итогам VI пленума ЦК КПК в 1938 году Чанцзянское бюро ЦК КПК расформировывается. Это решение в основном было вызвано желанием Мао Цзэдуна ослабить позиции Вана. После этого в Яньани Ван возглавляет отдел единого фронта ЦК КПК, Комитет по делам женщин ЦК КПК, назначается ректором Женского университета Китая. Весь 1941 год Ван находится в отпуске по состоянию здоровья. Позднее в своей книге «50 лет КПК и предательство Мао Цзэ-дуна» (кит. 中国共产党五十年和毛泽东的叛逆行为) Ван обвиняет Мао в попытке отравить его, чем он объяснил свою болезнь в период работы в Яньани.

В 1942 году Мао начинает кампанию против догматизма и эмпиризма, более известную под названием чжэнфын. В конце кампании Ван выступает с публичной самокритикой, которая принимается руководством партии, и при поддержке Советского Союза Ван вновь вводится в состав ЦК КПК. В результате чжэнфына влияние Вана пошло на убыль, и СССР пришлось принять Мао Цзэдуна в качестве лидера КПК.

В 1945 году по итогам VII съезда КПК специально под Вана Мина создаётся Управление политических исследований при ЦК КПК, которое было призвано заниматься правовым обеспечением деятельности партии. В июне 1946 года решением ЦК КПК создаётся Комитет по исследованию правовых вопросов (в декабре 1948 года преобразовывается в Правовой комитет ЦК КПК), возглавить который было поручено Вану. В это время Ван занимается законотворческой деятельностью, при нём разрабатываются проекты таких основополагающих документов как Конституция пограничного района Шэньси—Ганьсу—Нинся и Конституция Китая. Также во время Гражданской войны принимает участие в проведении земельной реформы в провинции Шаньси.

После образования КНР

В сентябре 1949 года Ван принимает участие в учредительной сессии Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), где избирается членом Всекитайского комитета НПКСК 1-го созыва. После образования КНР занимает посты заместителя председателя Комитета по политическим и правовым вопросам КНР, председателя Комитета по правовым вопросам Центрального народного правительства КНР, члена Всекитайского комитета НПКСК и Верховного народного суда КНР. В это время Ван принимал участие в разработке основополагающих законодательных актов страны, в том числе в 1950 г. был ответственен за разработку и принятие первой версии закона о браке.

Периодически вступал в противоречия с Мао Цзэдуном (в частности, возражал против включения в состав НПКСК «буржуазного философа» Чжан Дунсуня).

9 июня 1950 г. III пленум ЦК КПК VII созыва принимает специальный акт под названием «О товарище Ване Мине» (кит. 关于王明同志的决定). III пленум ЦК КПК посчитал, что товарищ Ван «отказывается признавать свои ошибки в прошлом, его одобрительное отношение к политике центральных партийных органов является неискренним, его поведение не соответствует нормам поведения членов руководящих органов партии, закрепленным решениями II пленума». Таким образом, товарищу Вану было рекомендовано незамедлительно подчиниться решениям II пленума, признать ошибочность своих суждений в статьях и работах, опубликованных во время Войны сопротивления, Гражданской войны, и выступить с публичной самокритикой, чтобы доказать, что он сознаёт и признаёт свои прошлые ошибки и примет все необходимые меры для своего исправления в идеологическом плане.

В начале сентября Ван Мин направляет в ЦК заявление с просьбой разрешить ему выехать в СССР для прохождения лечения. Сразу же после получения просьбы Вана, ЦК организовал комиссию для подтверждения необходимости получения медицинской помощи в СССР. Только после того, как ЦК и Мао убедились в такой необходимости, просьба Вана на выезд была удовлетворена. 25 октября 1950 г. года Ван Мин в сопровождении жены Мэн Циншу и двух своих детей, а также лечащего врача и медсестры, отбыл на поезде из Пекина и в начале ноября прибыл в Москву. В Советском Союзе Ван с семьёй пробыли три года.

После трёх лет лечения в СССР, в связи с улучшением состояния здоровья, Ван решил вернуться в Китай. В декабре 1953 г. Ван вернулся на родину и продолжил работу в Комитете по правовым вопросам. В апреле 1954 г. состояние здоровья Вана вновь ухудшилось и его госпитализировали в одну из пекинских больниц.

В сентябре 1954 года делегаты I сессии Всекитайского собрания народных представителей I созыва приняли решение об учреждении Государственного совета КНР и упразднении некоторых существовавших министерств и ведомств. Среди упраздненных ведомств был и Комитет по правовым вопросам. С тех пор Ван не занимал никаких должностей в правительстве страны.

В октябре 1955 г. состоялся VI пленум ЦК КПК VII созыва, на котором Ван не смог присутствовать. До начала пленума Ван направляет письмо Мао Цзэдуну, в котором сообщает, что не сможет принять участие в работе пленума в связи с болезнью. В письме Ван также просит Мао освободить его от обязанностей члена ЦК КПК по состоянию здоровья. Но ЦК данную просьбу не удовлетворяет и оставляет Вана в составе ЦК VII созыва. Состояние здоровья Вана становится ещё хуже, и он в очередной раз просит разрешить ему уехать в Москву на лечение. Получив разрешение ЦК, 30 января 1956 г. Ван с семьёй вылетает в Москву. Ван больше никогда не вернётся на родину.

Последние годы жизни

В сентябре 1956 года состоялся VIII съезд КПК, на который также был приглашён Ван Мин. Но, находясь в СССР, Ван направляет в ЦК телеграмму, в которой указывает на своё плохое состояние здоровья, в связи с чем сообщает, что не сможет принять участие в съезде. Несмотря на это, делегаты съезда вновь избирают Вана членом ЦК КПК.

В 1960-х годах, живя в Советском Союзе, Ван пишет статьи и книги об истории Коммунистической партии Китая. Среди его работ того времени — публикации «О китайских событиях» (кит. 论中国事件), «Ленин, ленинизм и китайская революция» (кит. 列宁·列宁主义和中国革命) и другие. Во времена Культурной революции в Китае Ван был объявлен «приспешником оппортунизма, агентом советского ревизионизма и предателем», подвергся резкой критике и был причислен к антиреволюционным элементам. С этого момента контакты Вана с ЦК прервались навсегда. Несмотря на всё это, ЦК не принял ни одного решения насчёт Вана и даже не исключил его из партии.

Ван писал много статей с критикой КПК во время конфликта между КНР и СССР в 1960—1970-х годов. Оценивал события с позиций КПСС, резко критиковал «Культурную революцию», маоистскую политику и лично Мао Цзэдуна[3]. Состояние здоровья Вана вызывало всё больше опасений. Но он не переставал писать книги и статьи, даже находясь в постели. В 1971 году были опубликованы его статьи «50 лет КПК» (кит. 中国共产党五十年), «Кампания чжэнфын как репетиция Культурной революции» (кит. 整风运动是文化革命的演习). Последней работой Вана Мина стала книга «50 лет КПК и предательство Мао Цзэ-дуна», которая вышла тиражом в 200 тыс. экземпляров и подвергла резкой критике деятельность Мао Цзэдуна.

Ван Мин умер в Москве 27 марта 1974 года в возрасте 69 лет. Советское руководство отдало ему высокую дань уважения. В почётном карауле у гроба китайского коммуниста стояли кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС П. Н. Демичев, секретари ЦК КПСС И. В. Капитонов и К. Ф. Катушев. Во время прощания к гробу Ван Мина были возложены венки от ЦК КПСС, Президиума Советских обществ дружбы, Института марксизма-ленинизма, Института Дальнего Востока и Института востоковедения Академии наук СССР. 29 марта[4] он был похоронен на Новодевичьем кладбище[5].

Семья

В 1930 году Ван Мин женился на Мэн Циншу (род. в 1911 году в провинции Аньхой), известной китайской революционерке, активистке женского движения в Китае. В 1956 году вместе с мужем и детьми уехала в СССР. Умерла в Москве в 1983 г.

Чета имела троих детей:

  • Дочь — Ван Фанъни — родилась 18 января 1932 г. в Москве, когда Ван Мин возглавлял делегацию КПК при Коминтерне. Фанъни выросла и всю жизнь провела в Советском Союзе. Она не говорила на китайском языке и никогда не посещала Китай. Её русское имя — Фаина Георгиевна Димитрова. В ноябре 1937 года Ван Мин с женой уезжают в Китай, оставив свою дочь в СССР на попечении генерального секретаря ИККИ Георгия Димитрова. Позднее чета Димитровых удочерила Фанъни и воспитывала как свою родную дочь. Повзрослев, Фанъни выбрала профессию лётчика. Умерла 27 января 1985 г. в возрасте 53 лет. Похоронена рядом с родной матерью на Новодевичьем кладбище в Москве.
  • Старший сын — Ван Даньчжи — родился в 1939 г. в Яньани. Вместе с родителями уехал в СССР. Получил советское гражданство, окончил Московский государственный университет. Будучи математиком по образованию, в 1970—1980 годы работал в академическом Институте Дальнего Востока как специалист по китайскому языку[6]. Женился на русской девушке.
  • Младший сын — Ван Даньдин — родился в 1945 г. в Яньани. Также вместе с родителями в 1956 году уехал в СССР. Так же как старший брат, окончил Московский государственный университет. Кандидат филологических наук. Защитил диссертацию, посвященную истории китайской литературы. Никогда не женился. В настоящее время живёт в России, представляя интересы Международной ассоциации цигун[7].

Напишите отзыв о статье "Ван Мин"

Примечания

  1. [www.gov.cn/gjjg/2008-10/16/content_1122325.htm Биография Вана Мина (王明)] (кит.), Информационная сеть Центрального народного правительства КНР (中央政府门户网站).
  2. [www.hrono.ru/biograf/bio_we/van_min.html Биографический указатель — Ван Мин] (рус.), ХРОНОС. Всемирная история в Интернете.
  3. [www.ozon.ru/context/detail/id/11097836/ Ван Мин. О событиях в Китае. Политиздат : 1969]
  4. Похороны Ван Мина // Правда, 30 марта 1974 года
  5. [novodevichye.narod.ru/van-min.html Известные люди, похороненные на Новодевичьем кладбище] (рус.), Виртуальный некрополь «Новодевичье кладбище». [archive.is/R0yRl Архивировано] из первоисточника 17 апреля 2013.
  6. [www.ifes-ras.ru/events/4/382-o-mezhdunarodnoj-nauchnoj-konferenczii-lzarubezhnye-kitajczy-kultura-religii-i-vospriyatie-v-mire О международной научной конференции «Зарубежные китайцы: культура, религии и восприятие в мире»] (рус.), Официальный сайт Института Дальнего Востока РАН.
  7. [chinamoscowclub.com/admin_van.htm Мастер Ван Даньдзин] (рус.), Сайт Клуба делового сотрудничества «Китайский клуб».

Ссылки

  • [www.encyclopedia.com/doc/1G2-3404706726.html Биография Вана Мина. Интернет-энциклопедия Encyclopedia.com]  (англ.)
  • [baike.baidu.com/view/64359.htm Биография Вана Мина. Интернет-энциклопедия «Байду» (百度百科)]  (кит.)
  • [www.pseudology.org/Bolsheviki_lenintsy/XVII/14_1.htm Речь представителя Компартии Китая товарища Ван Мина на XVII съезде ВКП(б). Стенографический отчёт XVII съезда ВКП(б) на сайте «Псевдология»]  (рус.)
  • [blog.sina.com.cn/s/blog_4ac25b6c0102dwwv.html 王明的家人和后人的现状 (рус. Ван Мин, его семья и потомки). 新浪网 (Sina.com)]  (кит.)

Литература

  • Ван Мин. 50 лет КПК и предательство Мао Цзэ-дуна. — М.: Политиздат, 1975.
  • Яковлев М. И. 17 лет в Китае. — М.: Политиздат, 1981.
  • Памяти товарища Ван Мина // Правда, 29 марта 1974 года.

Отрывок, характеризующий Ван Мин

Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.