Ван Сантен, Ринт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ринт ван Сантен
нидерл. Rient van Santen
Дата рождения:

2 апреля 1882(1882-04-02)

Место рождения:

Гаага

Дата смерти:

29 апреля 1943(1943-04-29) (61 год)

Место смерти:

Велп, Реден

Подданство:

Королевство Нидерландов

Учёба:

Антверпенская академия художеств

Ринт ван Сантен (нидерл. Rient van Santen; 2 апреля 1882, Гаага — 29 мая 1943, Велп близ Редена) — нидерландский художник, певец, музыковед, поэт. Спутник жизни (с 1915 года) композитора Бернхарда ван ден Сигтенхорст-Мейера[1], с которым его соединяло и разностороннее творческое содружество.

Окончил Антверпенскую академию художеств, затем учился вокалу в Берлине и, позднее, у Корнелии ван Зантен в Гааге.

Главным увлечением ван Сантена был Восток — культура Индии и Голландской Индии. С этими увлечениями связаны его первая отдельная публикация — альбом графики «Воспоминания об Индии» (нидерл. Herinneringen uit Indië; 1916). Ван Сантен заразил своим увлечением Сигтенхорста, с которым они много музицировали вместе и держали домашний музыкальный салон; к началу 1920-х гг. относится ряд ориенталистских сочинений композитора, в том числе «Искушение Будды» (нидерл. De verzoeking van Boeddha; 1919) для солистов, женского хора, струнных, арфы и челесты, написанное на стихотворение в прозе ван Сантена. В 1923 году ван Сантен и Сигтенхорст предприняли продолжительную гастрольную поездку по Голландской Индии с серией вокально-инструментальных вечеров.

По возвращении в Нидерланды ван Сантен публиковал и экспонировал сделанные на Востоке рисунки — в частности, одна из первых публикаций о тяжёлом повседневном быте женщин острова Бали (в женском журнале Widouri, 1935) была иллюстрирована его рисунками[2]. Одновременно он выступил как музыковед и музыкальный критик, опубликовав книгу «Фортепиано и композиторы, пишущие для него» (нидерл. De piano en hare componisten; 1925) и первую в Нидерландах монографию о Клоде Дебюсси (1926), в которой, в частности, уделил место влиянию индонезийской музыки на его творчество[3]. Входил в состав Гаагского художественного кружка (нидерл. Haagsche Kunstkring), в 1941 году участвовал как художник в юбилейной выставке кружка в Городском музее Амстердама.

Умер в деревне Велп, близ города Реден в провинции Гелдерланд после вынужденной эвакуации во время немецкой оккупации Нидерландов.

Гаагский муниципальный музей в начале 1950-х гг. присуждал премию имени ван Сантена молодым музыкантам; среди лауреатов были певицы Кора Канне-Мейер (1950) и Рик Ваас-Рен (1952).

Напишите отзыв о статье "Ван Сантен, Ринт"



Примечания

  1. Jolande van der Klis. The Essential Guide to Dutch Music: 100 Composers and Their Work. — Amsterdam University Press, 2000. — P. 327.
  2. [books.google.lv/books?id=nN6G-lMk_DEC&pg=PA107&lpg=PA107 Frances Gouda. Dutch Culture Overseas: Colonial Practice in the Netherlands Indies, 1900—1942] — Equinox Publishing, 2008. — P. 107.
  3. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/arch_0044-8613_1984_num_27_1_1878 G. J. Resink. Notes musicologiques] // «Archipel», Vol. 27 (1984), p. 45-46.  (фр.)

Ссылки

  • [www.nederlandsmuziekinstituut.nl/nl/collecties/473 Rient van Santen] // Nederlands Muziek Instituut

Отрывок, характеризующий Ван Сантен, Ринт

Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.